Имя Тэнтемаунт отсылает к Люси Тэнтемаунт, героине «Контрапункта» (1928) Олдоса Хаксли (1894–1963), а та, в свою очередь, – к реальной женщине по имени Нэнси Кунард (1896–1965). Дочь великосветских родителей и наследница огромного состояния, писательница, поэтесса и издательница Нэнси Кунард умерла в одиночестве, безумии и нищете, посвятив жизнь борьбе с расизмом и фашизмом. Коллеги-литераторы по-разному оценивали глубину ее таланта, но она до конца осталась верна своим идеям, и благодаря ее влиянию увидело свет немало прогрессивных работ.
Для тех, кого смутила «лишняя» буква «р» в анаграмме Мюэлс Эрлиндиел: полное имя автора Сэмюел Рэй Дилэни. Друзья же и поклонники зовут его Чип.
О. Исаева
Баллада о «Бете-2»
1
– Да попросту потому, что они существуют![17]
Светодиод в ухе профессора подчеркивал белым острые углы его лица.
– Но… – начал Джонини.
– Но, – прервал его профессор, – все не так просто. Это вы хотели сказать?
В профессорском кабинете они были одни.
– Они жили до нас. Они совершили то, чего никто не совершал и никогда уже не совершит. Они – оставшиеся – живы и сегодня. Поэтому вы должны ими заняться.
– Я говорю о другом, сэр, – настойчиво возразил Джонини. – Я прошу в виде исключения освободить меня от исследования на тему Звездного племени. Я готов держать по ней полный экзамен, но я один из первых на курсе и в силу этого хотел бы миновать подробности и лучше посвятить время диплому. Я пишу о нуктонской цивилизации планеты Кретон-три. Вместо Звездного племени я готов взять любую тему, имеющую полезный смысл. – Спохватившись, Джонини добавил: – Разумеется, я понимаю, что это особая привилегия, дать которую можете только вы.
– Именно, – спокойно подтвердил профессор. Он чуть подался вперед и продолжил: – Вы, Джонини, не «из первых», а «из особенных», и в силу этого я выслушаю ваши доводы. Но должен признать: в вашей просьбе есть нечто, что мне неприятно.
Джонини перевел дыхание.
– Сэр, мне элементарно жаль времени. В галактической антропологии множество полезных направлений. А Звездное племя – это бессмысленный тупик. Малозначимый, кратковременный фактор, исключенный из космического уравнения еще до того, как он мог на что-то повлиять. Их искусство целиком вторично, а больше они не создали ничего. От них осталось крошечное дикарское поселение, если это вообще можно так назвать, и Федерация из гуманных соображений позволяет ему существовать возле Леффера-шесть… Слишком много культур ждут своего исследователя, чтобы мне перебирать хромированные черепки, где записана история кучки… кучки слабоумных дегенератов, озлобленных против всего, что не есть они. Коллеги могут думать, как им угодно, а для меня это дегенераты и ничего больше.
– Ну что ж, – негромко сказал профессор. – Я вижу, вы решительны и беспощадны.
Он пролистал пальцем несколько карточек на экране вычислительной машины, потом серьезно посмотрел на Джонини:
– Я не дам вам освобождения и объясню почему. Более того, раз уж вы «один из…», я попробую вас переубедить. Вот вы сказали, что культура Звездного племени – малозначимый кратковременный фактор, упраздненный раньше, чем он мог на что-то повлиять. Вы можете это обосновать?
Джонини был готов к вопросу.
– В начале две тысячи сорок второго года они двинулись к звездам на космических кораблях. Их цель в точности неизвестна, но прежде чем ее достичь, они собирались свободно перемещаться в космосе на протяжении двенадцати поколений… Шестьдесят лет спустя мы освоили гиперпространственные перелеты. И когда их оставшиеся десять кораблей объявились в системе Леффера, Земля уже сто лет как общалась и торговала с десятками планетных систем. Цели своей они не достигли, и это к лучшему. Уровень цивилизации у них первобытный. Потомки гордого племени, носители славной миссии попросту не выжили бы на других планетах. Что уж тут говорить о дружеских контактах! Корабли, как овец, согнали на орбиту Леффера, имбецилов не тронули, и они продолжили вырождаться. По всем сведениям, они – на своем уровне – вполне довольны. Если так, прекрасно, пусть продолжают в том же духе. Но лично мне они неинтересны.
Уверенный в произведенном впечатлении, Джонини ждал, что профессор, пусть и нехотя, согласится с ним, но молчание затягивалось.
Когда профессор наконец заговорил, голос его звучал еще холодней, чем прежде:
– Вы весьма смело утверждаете, что они ничего не дали искусству. Из этого я делаю вывод, что вы в совершенстве знакомы со всеми их документами.
Джонини покраснел:
– Я, конечно, не специалист. Но все же за двенадцать поколений можно было, кажется, создать хоть одно стихотворение, хоть одну картину, посвященную чему-то, кроме этой их плоской, слезливой, шаблонной ностальгии.
Профессор вопросительно поднял бровь.
Юноша не отступал:
– Я просмотрел сборник их баллад, изданный Замолом Неллой в семьдесят девятом. Там нет ни одной оригинальной метафоры, ни одного образа, хоть отчасти порожденного их странствиями. Только полумифы-полусказки, построенные по земным моделям: моря, пески, города, народы. В некотором смысле они, безусловно, интересны, но все это – пустые выдумки, они никак не связаны с людьми, которые жили и умирали на кораблях. Меня как исследователя совершенно не привлекают эти слащавые фантазии.
Профессор поднял вторую бровь:
– Вот как? Ну что ж, прежде чем я сформулирую ваше задание, я повторю: Звездное племя совершило нечто небывалое. Эти люди жили в открытом космосе на протяжении поколений и покрыли огромные расстояния. Кроме них, там никто по-настоящему не был: двигаясь гиперпрыжками, мы попросту огибаем пространство космоса. – Профессор усмехнулся. – Поэтому не исключаю, что они и впрямь нашли там моря, пески, города и народы.
Джонини хотел было возразить, но профессор жестом остановил его:
– Вы там не были и потому не можете доказать обратное. В любом случае они проделали опаснейшее путешествие и уж только поэтому достойны изучения.
– Но межпланетное пространство совершенно безопасно, – с ноткой пренебрежения возразил Джонини. – Там же только пустота.
Брови профессора грозно сошлись над переносицей:
– Даже если и пустота – а мы не можем быть в этом уверены, – что дает вам смелость утверждать, будто для землян на земном корабле она безопасна? Возможно, им встретились какие-то другие существа. Напомню вам, что из двенадцати кораблей до Леффера долетели только десять и два оказались пустыми. Возможно, в этой «пустоте» – в этих морях и песках – было что-то нам до сих пор неизвестное. – Отзвук сдержанного волнения в голосе профессора внезапно пропал, словно кто-то выключил свет и в комнате стало тускло и холодно. – Вы утверждаете, что знакомы со сборником Неллы. Значит, читали и «Балладу о Бете-два». Я жду от вас полный ее анализ с исторической точки зрения – на основе первоисточников. Вот ваше задание по теме.
– Но, профессор!..
– Я вас более не задерживаю.
2
Джонини пробежал глазами лаконичное примечание Замола Неллы: «„Бета-2“ – один из кораблей, прибывших пустыми. Баллада исключительно популярна у оставшихся представителей Звездного племени. (Ноты см. в Приложении.) Обращает внимание нерегулярное повторение припева – оригинальная черта многих Звездных баллад – и некоторая эллиптичность синтаксической структуры».
«Вот уж заявка на оригинальность», – саркастически подумал Джонини, возвращаясь к балладе.
Вступила во град Черноокая,
Бескрайность песков пройдя.
Ступни истерты, а под руками —
Зеленым взглядом сияет дитя.
Трое стояли на стене городской.
Сказали: «Кончился наш покой!»
Один трубу золотую подъял,
На целый город в трубу прокричал:
Вступила во град Черноокая,
Бескрайность песков пройдя…
Вот Одноглазая на рынок пришла —
Так у прилавка и замерла.
Молчит, как немая, слезы из глаз,
А в городе грозный разносится глас:
Вступила во град Черноокая,
Бескрайность песков пройдя…
На пороге судилища встал судия,
Чтобы суд вершить, как вершил всегда.
И сказал, услышав трубную весть:
«Лишь смерть свою обретет она здесь».
Вступила во град Черноокая,
Бескрайность песков пройдя…
На Мертвой главе человек стоял,
В руках человек веревку держал.
Под маской черной не видно лица.
Как каменный, он стоял до конца.
Вступила во град Черноокая,
Бескрайность песков пройдя…
Прочь! – закричали со стены городской.
Покачала она седой головой:
Вы сами послали меня во тьму,
И я вернулась по слову моему.
Вошла я во град, Черноокая,
Бескрайность песков пройдя…
Зеленоокого прокляли вы,
Но не он виноват, что вы таковы.
Обыскала я Город и дюн окоём:
Лишь сами вы повинны во всем.
Вошла я во град, Черноокая,
Бескрайность песков пройдя…
На рынок пришла – ужаснулись ей.
Через миг не стало на рынке людей.
Шла мимо судилища – замер судья.
К Мертвой главе подошла она.
Навстречу спустился с горы человек,
Судьба Черноокой решилась навек.
Но все ж улыбнулась она, уходя:
У Одноглазой ее дитя.
Кровь и огонь и плоть на костях,
Камень и сталь – рассыпались в прах,
Самый Город канул во тьму.
Но она вернулась по слову своему.
Вернулась во град Черноокая,
Бескрайность песков пройдя.
Ступни истерты, а под руками —
Зеленым взглядом сияет дитя.