Индивидуальная картина мира формировалась сама по себе, по мере нашего жизненного опыта, увиденного, услышанного, познанного из книг или на основе личного опыта. В понятие «картина мира» входят не только образы предметов и явлений, но и наше отношение к ним. А наше отношение к чему-либо всегда индивидуально. Так что персональная картина мира состоит из пятен, мазков, линий, точек не всегда связанных друг с другом, не всегда вписанных в какую-то систему знаний. О целостности индивидуальной картины мира можно говорить лишь в том смысле, что она индивидуально окрашена и принадлежит нам.

Центральной составной частью картины мира является мировоззрение. (См. Мировоззрение.) Мировоззрение – это не предмет, не деталь картины, а то самое отношение к миру, с помощью которого мы объясняем причины явлений. Часто отождествляют понятия «мировоззрение» и «картина мира»  – и кажется, что это не приведет к большой ошибке. В англоязычной литературе эти понятия описываются одним и тем же словом: worldview (иногда – world outlook). В русской интеллектуальной традиции сложилась потребность отличать эти понятия. Возможно, эта потребность обусловлена длительным использованием понятия мировоззрение в заостренно политизированном смысле, приближающем его к понятию «идеология». В советский период, когда во все сферы жизни внедрялся марксистско-ленинский, классовый подход (порой весьма неуклюже), не избежали этого воздействия и понятия «мировоззрение» и «картина мира», вернее, не столько сами понятия, как практика их употребления, смысловой контекст. При известных издержках этого процесса идеологизации в результате мы, по сравнению с англоязычными странами, развили более тонкий интеллектуальный слух, обогатили свою палитру понятий и достаточно уверенно улавливаем отличия картины мира от ее важной части – мировоззрения. За пределами мировоззрения, но являющимися элементами картины мира, находится очень многое, что наполняет нашу память. В частности, в нашей памяти и картине мира имеются сведения не только о достоверных фактах, но и об ошибочных теориях. В мировоззрение мы включаем то, что считаем верным, а то, о чем знаем, но считаем ложным, остается в рамках картины мира, хотя и не является базисом мировоззрения. Так, например, я знаю, что существуют представления о  Земле как о плоской фигуре и о  Земле как фигуре шарообразной. Мировоззренческим базисом является представление о круглой земле, а плоская Земля, покоящаяся на слонах и черепахе, лишь украшает мою картину мира. Элементами картины мира становится все, из чего складывается образ собственной жизни. А образ собственной жизни – это важная часть образа мира в целом. Более того, наш индивидуальный характер, наш психотип во многом определяет то, как мы воспринимаем мир и какова, вследствие этого, явленная нашему внутреннему взору картина мира. В этой связи уместно вспомнить картинку, на которой изображены муха и пчела. По пчелой – надпись: «Весь мир – это цветы!» Под мухой: «Весь мир – кучи дерьма и навоза».

Важной частью картины мира (и мировоззрения) является нечто, называемое нами «смысл жизни». Это один из самых сложных объектов и для его складывания, и для осознания. Подробнее в главе Смысл жизни.

В этой книге я показываю, из каких элементов (предметов, эмоций, сведений) складываются эти образы и, соответственно, картина мира. Вся книга – описание элементов картины мира автора; она, разумеется, не является и не может быть полной. К тому же ее описание я пытаюсь давать в легком, игровом стиле, а не в назидательной манере.

В научной литературе можно встретить два прямо противоположных утверждения. Первое: мировоззрение – это часть картины мира; и  второе: картина мира – это часть мировоззрения. В рамках этой книги я придерживаюсь первого подхода. Существующая неразбериха показывает, что общепринятого определения, строго установленных границ и содержания этих понятий пока нет. Происходит это потому, что большинство авторов говорят не о реальных картинах мира, существующих в головах людей, а об абстрактных, теоретических схемах. При таком подходе, разумеется, религиозное мировоззрение рождает религиозную картину мира, а научное – научную. Только ни того, ни другого, ни третьего за пределами научных статей и учебников не существует. Впрочем, в статьях и учебниках они должны быть. В философской литературе проблемы картины мира и мировоззрения рассматриваются как отвлеченно-теоретические вопросы, и этот этап постижения – создание абстрактных моделей – необходим, без него к осмыслению реальности не подойти.

Картины мира и мировоззрения классифицируются как некие идеальные системы знаний и взглядов: научная, религиозная, мифологическая, философская… Религиозные подразделяются на христианские, исламские, иудейские, буддийские и т.  д. мировоззрения и картины мира, христианские – на католические, православные, протестантские… Все это приведено в достаточно стройную систему и позволяет нам распознавать фрагменты той или иной картины мира и мировоззрения в наших собственных, скроенных из всего на свете. У каждого из нас найдутся элементы и научного и религиозного подхода к осознанию окружающего мира. Трудно (думаю, что невозможно) встретить человека с «химически чистым» мировоззрением определенного типа, еще маловероятнее, что даже у такого фанатика картина мира не будет содержать чуждых его мировоззрению элементов. (См Мировоззрение.) Наши персональные, личные субъективные картины мира не являются предметом рассмотрения учеными, это каждый должен сделать сам.

Вот деталь моей картины мира: Кишинев. Город, в котором я жил, учился и работал, в котором возникла моя семья, родились дети. Здесь формировались и моя картина мира и мое мировоззрение. Роль города и в том, и в другом велика.

Я о нем не только помню, но и немало написал. Думаю, что вообще все мое литературное творчество началось с рассказов про Кишинев. Потому что я люблю его. Первая книга – «Говорящая муха»  – частично связана с  Кишиневом и описанием моих знакомых: соучеников, учителей, соседей. Вторая – «Корректор жизни»  – уже целиком про Кишинев. От обложки и форзаца, до каждой странички. И место действия, и герои – все оттуда.

Много мною сказано об этой «провинциальной столице», но как источник не только воспоминаний и многих более сложносоставных переживаний Кишиневе иссякает. Что о нем сказать здесь, в этой специфической книге, напоминающей то авторский словарь, то сборник коротких эссе?

Вот что скажу.

Сейчас принято считать, что Кишинев существует (впервые упомянут) с 1436 года. В те времена, когда я там жил, «датой рождения» города считался иной год: 1466-й, что позволило в 1966 году очень пышно отпраздновать 500-летие. Как бы то ни было, а город довольно старый. Он, конечно, не претендует на тысячелетние воспоминания о самом себе, но полтыщи – тоже срок немалый.

Из них 157 лет он был русским: с  1812-го по 1918-й и с 1940-го по 1991-й. Ну, можно отсюда вычесть три года, когда он был оккупирован румынско-немецкими войсками в период Второй мировой войны. Остальные столетия он, оставаясь, разумеется, на одном и том же месте, входил в состав разных государств. В середине XV века, к которой относятся обе даты рождения города, эти земли относились к  Молдавскому княжеству, в разных формах и границах существовавшему с XIV до XIX века. Народ, населявший эти земли, был разноплеменным, но христианизированным. Среди древних названий народа самое распространённое – валахи (влахи), а самоназвание страны – Руссовлахия. «Руссо»  – от русских, карпатских русин, одного из самых древних народов не только региона, но  Европы вообще.

Кишинев возник не в центре страны, а на ее восточной окраине, вблизи естественной границы – Днестра. За  Днестром была Золотая Орда, потом вместо нее – Речь Посполитая, потом – Российская империя. Молдавское княжество делилось на несколько частей: Верхнюю, Нижнюю и  Бессарабию. Кишинев всегда оставался окраиной для любой из этих частей, формально пребывая в  Нижней – «Цара де  Жос»,  – а после централизации Молдавского княжества при господаре Стефане Великом, во второй половине XV века, это деление было упразднено.