А теперь – про этничность.

С этим словом – просто беда: уж очень неточный термин. Даже в рамках самой этнологии – науки об этносах – количество разночтений таково, что любой рискует нарваться на резкие замечания и обвинения в неправильном использовании этого понятия. Если повезет, то этнолог из другого лагеря возьмет вас под защиту, но может найтись и третий, который всех троих объявит неграмотными. Максимум возможного согласия ограничен следующей бессмысленностью: этничность – это характеристика этноса. А что такое этнос? Это сообщество людей с общей этничностью. Да, это тавтология. Но что поделать?..

Погружаясь в учебную, справочную и научную литературу, можно увидеть много разногласий и разночтений. Я это проделывал, но пересказывать не буду: не нужно. Выделю существенное. Весь сыр-бор происходит от наличия двух полюсов: главным в этничности считать биологическое родство, «кровь», генетику или определяющим является комплекс социокультурных и политических факторов. (См. также Народ и нация.) На все это накладывается еще некоторое количество слов, описывающих примерно то же самое и несущих в себе примерно те же разногласия: нация, народность, племя и т.  д. В общем, путаница и борьба школ там такая, что под любую политическую идею можно мобилизовать оправдывающий ее научный институт. В нашей стране на современном этапе ее существования торжествуют те научные направления, которые всеми способами принижают биологический, генетический идентификатор этноса, возвышают культурно-социальный и настаивают на конструировании нации как политической задаче, соотнесенной с политическими целями. В душе русского народа этот подход не встречает теплого приема. Русские чувствуют, что их снова «кидают».

На уровне бытовой (да и общественно-политической) лексики широко распространено использование понятия «этничность» именно в качестве биологической, генетической характеристики. Например, в таком контексте: «я – русский, то есть этнический великоросс». Тем самым подчеркивается идентификация «по крови». Далее я буду использовать понятие «этничность», имея в виду идентификатор «крови», биологическое родство, не уточняя (до поры) механизм его определения или ощущения (осознания). И не стану погружаться в нервную тему триединства русского народа: великоросс – малоросс – белорус.

Русский народ складывался на основе единства (сходства) языка, параллельно с формированием общей государственности в разных формах: от объединения княжеств – к империи и  Советскому Союзу. Скреплялось это ощущение целостности дополнительными факторами: единая армия, единые деньги, объединяющая религия и идеология. Фактор биологического родства, «кровности» как нечто объединяющее в масштабах всего народа не существовал, его роль играли язык и религия. Хотя в неявном виде понимание родства было и выражалось хотя бы в оперировании понятием «инородец». «Инородец»  – это, прежде всего, человек другой веры и говорящий на другом, не русском языке. То, что инородцы были еще и другого роду-племени, отличались антропологически, тоже было вполне осознанно. На официальном уровне они признавались «своими»  – как подданные Империи,  – но в переписях указывались как инородцы. В армии, например, формировались инородческие воинские подразделения.

Русские никогда не были этнической нацией. В балансе «кровь – почва» на первом месте была «почва» (не только территория, но и культура в широком – в том числе и метафизическом – смысле). Для имперской нации, у которой в этом ее качестве и в этой ее миссии не было внутренних конкурентов, именно «почва» была тем, что она созидала (на протяжении столетий) и что она продвигала, распространяла, «несла народам». В советский период на первое место в пакете «русской почвы» вышли идеи социальной справедливости, описанные в образах социализма и коммунизма, в дореволюционный период на первом месте была (с оговорками) триада «православие – самодержавие – народность». В постсоветский – современный – период в «пакете почвы» не осталось никаких специфически русских идей, никакой метафизики. Попытка вернуть православие в качестве идентификатора и объединяющей субстанции ошибочна изначально и провалена, на мой взгляд, с очевидностью. В современной России у русских нет никакой актуальной функции и никакой роли. Я имею в виду функцию и роль не в качестве «россиян» (граждан России), а в качестве русских, осознающих себя русскими, а других – не русскими и ставящими перед собой особую – русскую – цель. Оставаясь – по инерции – в роли как бы имперского народа, ка бы государствообразующего народа, русские с этой задачей (да и поставлена ли такая задача?) не справляются по ряду причин, являющихся следствием «разрыва шаблона национального самосознания».

Один из разрывов шаблона в том, что русские и внутри России оказались в ситуации борьбы в том пространстве смыслов, в котором они просто никогда не существовали: в  пространстве борьбы этничностей. Этнически объединенные народы противостоят этнически дезорганизованному русскому народу на всей территории России, а не только в национальных регионах (хотя там это принимает характер юридически и организационно оформленной политики). Русские практически лишены этнической идентификации по принципу крови. Чем могут русские ответить в конфликте этнос против этноса? Нарастающие конфликты этнос против этноса (кровь против крови) будут, видимо, подталкивать русских к поиску кровной идентичности, ее осознанию и структуризации по этому признаку. Это противостояние уже находится на уровне столкновения глубинных архетипов (мы – чеченцы, они – русские; мы – русские – они евреи и т.  п.) с размывающимся культурным флером современной «русской» культуры, которая вполне бодро и даже залихватски себя чувствует и без участия этнических русских. Надо это понять и как-то определиться: мы идем в направлении этнической, кровной идентификации и спайки русских или у нас есть другие варианты?

Если стремиться к идентификации русских по крови, по генетической линии, то возникают проблемы. Главная состоит в отсутствии метода ее определения, каких-либо принятых правил, алгоритмов. И об этот острый камень разбиваются многие умствования и призывы. Механизм «по папе» или «по маме» официально отменен, на бытовом уровне он существует как вторичный и не очень значимый фактор. Значимые факторы – язык и культура, они видны без дополнительного анализа. А как определить, что я русский по крови, да еще на столько-то процентов? Аналитические возможности популяционной генетики теоретически могут быть положены в основу некой договоренности: объявить, например, что некий состав маркерных генов является признаком идентификации русских по крови. Это, однако, весьма субъективно: считать некую принятую за эталон смесь гаплогрупп или других показателей определяющим фактором установления идентичности в режиме русский – нерусский. Внедрить такой подход, конечно, можно, но вряд ли это приведет к чему-то хорошему…

Важно определиться, есть ли необходимость идентификации граждан России по этническим признакам, необходимость отделять русских от не русских и, так или иначе, учитывать это в государственной политике. Но, прежде чем затевать нечто подобное, хорошо бы дополнительно убедиться еще и в том, что стремление к этнической идентификации (каким-либо способом) присуще большинству русских, а не какой-то группе энтузиастов.

Я не стал бы делать скоропалительный вывод о том, что биологическая этничность и для русских была бы хороша, потому что придала бы им стойкость и целостность. Что-то, наверное, и придала бы, но чего-то и лишила. Та самая «всечеловечность» русских, та их способность создавать надэтнические общности, позволяющие веками удерживать за собой неоднородные в этническом отношении пространства, вероятно, связана с второстепенной ролью биологической, кровной этничности. В общем, дело обстоит, мне кажется, так: еврейство передается половым путем, а русскость – нет.

В любом случае, мы – русские – сами должны осознавать из чего складывается наша система ценностей, в чем цель и смысл существования русских. Какие места в нашем мировидении занимают так или иначе измеренные ценности: «русскость», язык, судьба, этическая система, «почва», культура, государственность, определенные особенности государственного устройства и др.