– Вы правы. И я одна могу вернуть их… к жизни. Если только я не ошибаюсь.

Египтянка тепло улыбнулась своему советнику.

– Благодарю вас, Роберт.

Она знала, что он предпочитает свое первое имя.

Потом Амина снова нахмурилась.

– А что с химиком? Каковы результаты опытов?

– В этом я, к сожалению, не специалист, – но он уверяет, что очень успешны. Он просил вас лично присутствовать в Принстоне через две недели.

Амина восторженно хлопнула в ладоши; ее ноздри хищно раздулись.

– Значит, он уверен!.. Иначе не осмелился бы назначать такой срок мне – мне!

– Совершенно согласен с вами, мадам.

Амина внезапно рассмеялась.

– Несчастный Кэмп! Не подозревает, что его собственный брат… Ах, да что говорить! Этих добровольных слепцов жаль больше всего.

Ее верный советник кивал, не сводя с нее внимательных серых глаз.

– Не желаете ли кофе?

– С удовольствием.

Они вдвоем направились на кухню, где Амина, усевшись на стул, с таким же удовольствием проследила, как ловко Джастин Фокс варит кофе. Он добавил туда щедрую порцию коньяку и щепотку ванили.

Вернувшись в гостиную, собеседники уселись за маленький столик. Некоторое время они смаковали чудесный турецкий напиток. А потом Джастин Фокс внезапно произнес:

– Я очень рад за вас, мадам Амина. Но кое-что в сложившейся ситуации внушает мне опасения.

Египтянка сразу поняла, о чем идет речь.

– Что именно? – холодно осведомилась она.

– Ваше величество, – ее советник снова взял торжественный, даже мрачный тон. – Вы говорили, что намерены сами учить их… всему, что сочтете нужным. Воспитать их как собственных детей, и сделать своих соотечественников самыми надежными своими сторонниками.

– Ты боишься за свое положение?.. Это оскорбляет меня, – заметила царица мертвых ледяным тоном. – Я поклялась, что ни один из вас не лишится того, что приобрел под моей рукой!

– Я не сомневаюсь, мадам. И я боюсь не за себя, а за вас. До сих пор ваше превосходство было неоспоримо – но теперь, если вы ненароком воспитаете себе соперников… Ведь они младше вас всего на один-два века, подвергались той же магии, что и вы, и могут обладать не меньшими способностями! Как это ни прискорбно, ученики всегда имели склонность предавать учителей!

Амина встала и стояла неподвижно, морща лоб. Она казалась растерянной – она опять выглядела древнейшим существом, анахронизмом, невесть каким ветром занесенным в эту эпоху индустрии и бизнеса. Потом египтянка очнулась и взглянула на своего помощника, который поднялся с дивана следом.

– Я поняла тебя. И я запомню твое предостережение. – Ее губы тронула улыбка. – Тебе известно, что я никогда ничего не забываю.

Фокс церемонно поклонился; хотя был обеспокоен гораздо больше, чем показывал.

– Мадам, мистер Маклир просил не мешкать. Вы непременно должны быть на приеме в следующий четверг. И вам предстоит несколько встреч с вашим адвокатом, и с нотариусом, и…

Египтянка махнула рукой.

– Я поняла вас. Отправимся завтра же, утренним поездом. Нам нужно чаще… вести себя как смертные, мы стали этим пренебрегать!

Фокс увидел, что к его госпоже вернулось осознание сегодняшнего дня. Его до сих пор поражало, как быстро с ней происходят такие метаморфозы.

Он склонился к Амине и поцеловал ей руку.

– У вас больше нет для меня поручений?

– Пока нет. И я снова благодарю вас.

Они улыбнулись друг другу.

– В музей мы сможем попасть еще до приема, чтобы провести рекогносцировку. Но я бы посоветовал вашему величеству повременить… с обрядом.

Амина Маклир усмехнулась: она снова излучала достоинство древней жрицы.

– Ну разумеется, нам придется повременить! Прежде всего, я должна буду говорить сердцем с ними самими. С каждым из четверых. И получить их согласие.

На другой день они сели на поезд до Нью-Йорка. Амина Маклир все еще – и даже еще сильнее страдала от разлуки со своим «принцем-консортом», как иногда называл Хью Джастин Фокс. Но сил, которые даровал ей ее возлюбленный, должно было хватить надолго. И на многое.

«Ти, князь Запада»15. «Пенту, начальник кладовых Амона». «Сетнахт, третий пророк Амона»16. «Меранх, писец третьего пророка Амона».

Она перебирала в памяти эти имена, будто жемчужины в ожерелье, которым скоро украсит свою шею. Четверо блистательных господ Черной Земли – как короток оказался их век!..

Она жалела их еще больше, думая об этом и о том, через что прошла сама; и хотела оказать покойным египтянам величайшее благодеяние, пробудив к новой потрясающей действительности. Это был обоюдоострый меч! Бывшая Амен-Оту постоянно помнила, сколь великую цену в конце концов спросят с каждого неумерщвленного, – а с нее спросят больше всех… Но лучше один раз пройти тяжкое испытание, рискуя низвергнуться в бездну, откуда не будет возврата, – чем бесконечно блуждать во мгле, тщетно взывая к богам!

Она уже знала, что участь этих четверых не лучше ее собственной. Пусть они не подверглись проклятию, которое постигло ее, погребенную во времена царя-еретика, – эти двое жрецов Амона, чиновник и писец всюду следовали за своими мертвыми телами, потому что не имели иного прибежища.

В те времена – в ее времена! – все свято верили, что лишь тщательно мумифицированное тело, снабженное всем необходимым, может обеспечить человеку блаженную вечность в Полях Камыша. Но теперь египтянка не раз задавалась вопросом – а не оказались ли многие простолюдины, чьи могилы давно затеряны в песках, счастливее всей этой знати, счастливее ее самой?.. Она не соприкасалась душой ни с кем из тех своих современников, кто был груб, беден и неучен; но это могло означать лишь, что они награждены, а она, высокая жрица, наказана. Как верили и теперешние последователи бога Христа – они были убеждены, что лишь ничтожные и смиренные в конце концов возвысятся.

Или же нет? Или посмертные мытарства были гораздо сложнее?..

Она не обнаружила также никого из своих последователей – никого из тех, кто слушал и почитал ее тогда, в первой жизни; никого из тех, кто помог ей укрываться от гнева Эхнатона. Возможно, их имена были стерты тоже по приказу еретика!.. Или Амина Маклир имела слишком мало времени для поисков. Но теперь… теперь, заглянув в помраченное сердце каждого из этих новых слуг Амона, найденных в Лос-Анджелесе, она знала, что ее выбор не может пасть ни на кого другого.

Она решилась снова обратиться к тому, кто воскресил ее, – с момента пробуждения она не знала никаких других богов. Она совершила омовение, облачилась в белый лен и пустила себе кровь жертвенным ножом, шепча молитвы, обращенные к Сетху. И он явился.

Он больше не представал перед ней зверообразным, не подделывался под шакалоголовую статую – его лицо стало человеческим. И оно оказалось так ужасно, что бывшая Амен-Оту не смела в него заглянуть. Она простерлась ниц, вся дрожа. Египтянка знала, что слов этому демону не нужно: он знает ее сердце лучше, чем она сама…

Наконец он сказал:

– Ты просишь меня вернуть жизнь этим жалким смертным, как я вернул ее тебе. Что ты дашь мне за это?

– Вот… – Жрица подняла левую руку, сжатую в кулак: темная кровь из запястья тяжелыми каплями стекала в золотую чашу. Она без колебаний полоснула себя по второму запястью, и кровь заструилась на пол.

Он засмеялся. Жрица зажала бы себе уши, чтобы не слышать этого звука, – если бы могла.

– Зачем мне твоя кровь – стылая, отравленная кровь? Ты и без того принадлежишь мне целиком – вся, я твой создатель! А не хочешь ли положить на мой алтарь того агнца, прекрасного живого юношу, которого ты называешь любимым?

– Нет! Нет!.. – свирепо выкрикнула она. Забыв о страхе, Амен-Оту вскинула голову, уставившись демону в лицо.

Этот демон больше не представлялся благодетелем, не обольщал ее, как вначале: он глумился, не скрывая своей сути. Но он становился все сильнее – и больше всего любил, когда перед его силой преклонялись. Он снова засмеялся.