– Погоди-ка, погоди… – Хью похолодел. – Так значит, когда «Титаник»…

– «Титаник» был одной из таких причин, – Амина кивнула. – Тогда родилась не только я, но и другие подобные мне. Мы нуждаемся в катастрофах, и мы их… вызываем. Это закон нашего существования.

Хью понимал все больше, испытывая все более сильный страх и отвращение.

– Так значит, если большой войны в скором времени не будет…

– Тогда я умру, – спокойно подтвердила Амина. Она отвернулась. – Но война будет, даже если мы всеми силами постараемся помешать. Я была и осталась прорицательницей – и я предрекаю: этого не избежать! Слишком многие… заинтересованы!

Хью молчал, совершенно подавленный. А египтянка внезапно поднялась с места и подошла к нему сзади: она обняла Хью за шею и склонилась к его уху, овеяв горячим дыханием.

– Вы забываете… когда-то все люди знали это, но вы, несчастные рабы материи, больше не помните, – прошептала она. – Существует не только первая смерть, но и вторая. Окончательная гибель, когда твое грешное сердце само обвиняет себя на последнем суде! И это ждет меня, умершую первой смертью, если я не восстану против моей судьбы. Против моего второго создателя, которого дети Та-Кемет называли Сетхом.

Хью порывисто обернулся к ней.

– Что для этого нужно сделать? Если, по твоим словам, война так и так неизбежна?..

– Если бы я знала, Хью Бертрам!

Амина до боли сжала его плечо, так что Хью поморщился. Он вспомнил, какая нечеловеческая сила в этих нежных руках.

– Жестокие боги часто не открывают этого до последнего, и наше спасение зависит от одного мгновения… Но ты должен верить мне. Как верил всегда. Ты и я должны верить друг другу.

Она обошла его стул и присела напротив на корточки, с мольбой глядя в глаза и положив руки ему на колени. Это было бы вопиющим нарушением всех приличий; если бы только…

– Амина! Я не ошибся, и вы… ты любишь меня?

Хью порывисто встал, и Амина тоже: они схватились за руки, не заметив этого.

– Ты только теперь понял? Ты моя величайшая слабость и сила, ты мой свет Осириса, – прошептала прекрасная жрица. – Ты жив лишь благодаря мне. Но и я жива только благодаря тебе.

Он вдруг снова увидел, какой она была тысячи лет назад, – какой она должна была стать: в тончайшем льняном одеянии, облегающем безупречное медное тело, с сияющими любовью черными глазами, подведенными лазуритовой краской. Прошлое и настоящее, жизнь и смерть слились в одно. Он обнял ее и ощутил совсем близко…

– Да. Сделай это, – прошептала Амина.

Он прильнул к ее губам, и ничего лучше в его жизни не было.

Они не услышали, как щелкнул замок. Только когда старый Маклир громко кашлянул, давая знать о своем присутствии, египтянка стремительно оттолкнула своего возлюбленного и отпрянула: так что Хью чуть не упал от ее удара.

– Наворковались, голубки? Надеюсь, мистер Бертрам, вам теперь более или менее ясно положение дел?

Хью быстро взглянул на Амину: та кивнула, подтвердив, что ее покровитель с некоторых пор знает о ней все или почти все.

– Теперь вы меня… отпустите, мистер Маклир?

– Конечно, – с улыбкой ответил шотландец.

– Кстати, а где мы находимся? Какой это город?

– Нью-Йорк, – сказала Амина. – Тебе придется придумать, как все объяснить. Я не могу сейчас доставить тебя обратно – мои силы тоже конечны.

– Я найду способ, – Хью кивнул. И у него появилась надежда, что благодаря такому чудесному исчезновению и возвращению Кэмпов и его отца будет легче убедить поверить во все остальное. Хотя…

Он взглянул на Эмброуза Маклира, прикусив губу.

– Я надеюсь, вы не станете болтать о вашем маленьком приключении направо и налево? – произнес хозяин дома, без труда читавший его мысли. – Впрочем, можете рассказывать, – добродушно разрешил он и усмехнулся. – Представляю, какой вы произведете эффект в нашем цивилизованном обществе.

Амина подошла к Хью.

– Мне придется опять усыпить тебя. Я могу сделать это без дурмана. Ты веришь мне?

– Да, – сказал Хью.

Он сел: Амина взяла юношу за виски и что-то прошептала, глядя в глаза. Через несколько мгновений его веки опустились, и мир погрузился в черноту.

Очнулся он на заднем сиденье автомобиля, который стремительно несся по улице. Молодой человек пошевельнулся, и тут же в бок уперлось дуло пистолета. Хью вздрогнул.

– Вот это уже лишнее, – пробормотал он.

– Заткнись, – отозвался громила слева. Похоже, тот самый Джонни.

Но Хью уже почти успокоился. Он понял, что его выпустят живым… и слова прекрасной неумерщвленной египтянки, память о ее объятиях наполняли его счастьем, необъяснимым никакими словами. Как будто ему вдруг подарили целый мир и сказали: храни его!

Наконец автомобиль остановился, и дверца открылась: Хью вытолкнули на обочину. Он ошеломленно огляделся и осознал, что теперь раннее утро; хотя понятия не имел, какой это район.

Бандиты уехали, и Хью перевел дыхание. Вот теперь можно будет расспросить прохожих, подумал он. Молодой человек зашагал вперед по тротуару в наугад выбранном направлении.

«А деньги? Документы?» – внезапно с ужасом подумал он. Ощупал карманы, и во внутреннем кармане пиджака обнаружил толстую пачку долларов. Хью покраснел, поняв, что это своеобразная взятка от Эмброуза Маклира.

Но пренебрегать этим он не будет – он не такой романтический дурак, каким его представляет Маклир! А как все объяснить, придумает. Не впервой! Он вспомнил лицо своей нежданно обретенной возлюбленной и улыбнулся, расправив плечи.

После ухода полиции, чья работа оказалась совершенно безрезультатной, прошло уже двенадцать часов. Доктор Бертрам держался, но сильно сдал. Только теперь все окружающие увидели, как дорог был ему сын.

Этель приходилось и легче, и гораздо тяжелее других. Отец ни за что не поверил бы, вздумай она сейчас рассказать ему правду и высказать наиболее вероятные предположения о том, кто и зачем мог похитить ее брата! Ей пришлось ограничиться полуправдой – сказать всем, что, возможно, похищение Хью связано с его журналистской деятельностью: ему намеревался сделать внушение или переманить на свою сторону какой-то из влиятельных бизнесменов, связанных с преступным миром.

– Но зачем такие сложности? – спросил доктор Бертрам, когда выслушал дочь. Он был очень бледен и неестественно спокоен. – Разве не легче было бы… осуществить нападение в Нью-Йорке?

Этель, глядя на отца с состраданием, положила ладонь на его локоть. Они все вместе собрались в столовой «держать совет», и остальные слушали Этель в гробовом молчании.

– Возможно, эти бандиты посчитали, что в Нью-Йорке будет слишком поздно: Хью уже поделится тем, что успел узнать, – сказала молодая женщина. – Думаю, за Хью давно установили слежку и выбирали момент…

– Неужели мой сын представляет для них такую ценность?

Доктор Бертрам не сдержался. Отодвинув стул, он вскочил и начал ходить по залу, дрожащими руками приглаживая волосы. Потом круто повернулся к дочери, как будто здесь не было никого, кроме них двоих.

– Не думаешь ли ты, что его могли просто…

– Нет, нет!

Этель вскочила. Эта мысль и для нее самой была невыносима.

– Убийство… есть убийство. – Она заставила себя произнести это вслух. – Это крайняя мера, к которой даже преступники прибегают нечасто… особенно те, которые считаются уважаемыми членами общества и блюдут свою репутацию.

Она нервно усмехнулась.

– И как раз в Нью-Йорке было бы легче это устроить и замести следы! Это огромный город, и вы все знаете, какой там уровень преступности!

– Этель права, – поддержал ее Гарри, до сих пор хранивший молчание. – Это все непохоже на…

– Это похоже черт знает на что, – пробормотал доктор Бертрам. Он снова сел за стол и застыл, уперевшись лбом в сцепленные руки. – В жизни не видел более странного преступления!

Этель, опустившись на стул рядом, погладила отца по плечу.