Когда брат замолк, Этель долго не говорила ни слова, теребя ветку куста.

– Так ты вправду ей нужен. И это что-то серьезное, – наконец констатировала она.

Хью кивнул.

– Похоже на то.

Этель закусила губу.

– Я, как и ты, теряюсь в догадках… Но думаю, что мистер Кэмп может знать этого Эмброуза Маклира. В конце концов, Юта соседний штат, а мир бизнеса гораздо более тесен, чем может показаться! Я бы тоже хотела встретиться с ней, – вдруг призналась девушка, охваченная азартом.

Хью усмехнулся.

– Возможно, еще и придется, сестричка.

Этель взяла его за руку и пожала ее.

– Я пока не буду тебе ничего советовать… только прошу: держи меня в курсе дела и, ради Бога, не ври.

Хью кивнул.

– Постараюсь.

Он ничего не обещал. Этель тяжело вздохнула, совсем как отец; а потом встала и ушла в дом. Хью остался сидеть на скамейке в одиночестве, слушая, как щебечут воробьи и шумит ветер в кронах высоченных деревьев.

На другое утро Этель разбудила брата, который заспался до завтрака.

– Что такое?

Хью привстал, зевая и протирая глаза; но при виде белого листка в руке девушки сон как рукой сняло. Он вскочил, не попадая босыми ногами в домашние туфли.

– Это мне?..

– Тебе, – чужим голосом ответила сестра.

Телеграмма оказалась из Солт-Лейк-Сити, штат Юта. И в ней стояло всего три слова: «Приезжай немедленно. Амина».

Хью вскинул голову и уставился на Этель горящими глазами.

– Я должен ехать, – пробормотал он.

Этель придвинулась к нему вплотную.

– Ни в коем случае. Не сейчас – и не так, и уж точно тебе нельзя туда одному, – тихо проговорила она. – Я знаю, что ты обожатель фантастики, братец, но неужели ты забыл все детективные рассказы?..

Хью опомнился.

– Наверное, ты права.

Отступив к креслу, он стыдливо накинул поверх полосатой пижамной куртки халат и затянул пояс.

– Что же мы будем делать?

– Для начала все вместе встретим Гарри и мистера Кэмпа. А потом будем ждать более определенного знака, – твердо сказала девушка.

Этель, в изысканном платье коньячного цвета с серебряной вышивкой, сидела в своей спальне перед большим зеркалом, укрепленным над камином, а Кэйтлин колдовала над ее волосами: щеки обвевало жаром от щипцов для завивки. Но Кэйтлин еще ни разу ее не обожгла, хотя хозяйка и горничная часто экспериментировали с прическами.

Этель готовилась спуститься на торжественный ужин в кругу семьи. И хотя встреча мужчин обеих семейств прошла очень хорошо, теперь девушку одолевало слишком много противоречивых чувств – и она боялась не справиться с собой. Еще и такие новости от Хью… Этель опять пожалела, что ее свадьба так скоро!

Этель посмотрела в большие карие глаза своего отражения, которые благодаря черной подводке стали еще выразительнее, – но сама она в полумраке сейчас казалась себе белой как фарфоровая кукла. Или как покойница.

Мисс Бертрам, без пяти минут миссис Кэмп, вздохнула всей грудью, так что корсет больно впился в ребра. А ведь этот домашний ужин не сравнить с долгими приемами, которые ей вскоре придется выдерживать в Бойсе или даже в Нью-Йорке. Хотя именно на таких раутах наибольшая вероятность познакомиться с Маклирами – судя по всему, этот старый джентльмен большой денежный туз, и размах у него побольше, чем у Кэмпов…

– Не вертитесь, мисс, – предупредила горничная, натягивая раскаленными в камине щипцами и отпуская очередной локон у виска. – Глядите, опалю или все придется переделывать! Я уже почти закончила!

– Извини, Китти.

Они давно уже обращались друг к другу запросто.

Кэйтлин закончила завивать и закалывать волосы Этель кверху и напоследок укрепила надо лбом хозяйки маленькую серебряную диадему.

– Ну вот, – сияя улыбкой, сказала она, – просто принцесса! Эх, вот бы мне хоть разок так нарядиться! – вздохнула девушка.

Этель улыбнулась своему отражению.

– Не завидуй, Китти, это гораздо больше, чем наряды.

– Я вовсе не завидую, мисс.

Их глаза в зеркале встретились; неожиданно Этель заподозрила, что ее рыжая наперсница знает больше, чем говорит. Она медленно встала. Повернулась к горничной, придерживаясь за каминную полку; и вдруг к ней пришла решимость.

– Послушай-ка… ты что-нибудь слышала о том, что у нас тут творится?

Румянец Кэйтлин поблек под ее пристальным взглядом.

– У вас с мистером Гарри? Или с мистером Хью?

– С моим братом, – сказала Этель.

– Кое-что слыхала, мисс. И очень мне это не нравится, – ответила Кэйтлин. Она резко отвернулась. – Началась какая-то чертовщина, прости Господи!

– Так ты в это веришь? Ты ведь слышала про… про мумию? – осторожно уточнила хозяйка.

– Как не верить! У нас дома часто такие байки пересказывали, а моя бабка своими глазами покойников видала. Ей мертвые муж и брат в зеркале мерещились, а потом являлись по ночам и в дверь барабанили. И мебель в спальне ходуном ходила, – с жаром ответила Кэйтлин. – Бабка сходила в церковь, помолилась за упокой их душ, они и перестали. Вот и вам бы так сделать, – неожиданно предложила ирландка.

– Я уже пробовала. Молилась… за упокой, и ничего, – призналась Этель. – Боюсь, тут такие простые средства не помогут.

– Тогда надо позвать священника, дом освятить. И исповедаться, – Кэйтлин посмотрела госпоже в глаза. – Вы ведь в этом еще ни разу не исповедовались?..

Этель качнула головой.

Она, дочь своего отца, никогда не была особенно ревностной прихожанкой. А с момента приезда в Америку не исповедовалась ни разу, хотя и посещала церковь вместе с матерью Гарри. У здешних кальвинистов исповедь вообще не была принята, как и заупокойные молитвы, – эти «господские ереси» втайне глубоко возмущали католичку Кэйтлин. А кроме того, Этель просто не представляла себе, как в таком можно исповедоваться!

И ей почему-то казалось, что она не имеет на это права… права перед Амен-Оту, жрицей Амона, которая жила и умерла без всякого представления о христианском боге.

Этель принялась медленно натягивать белые лайковые перчатки.

– Вот скажи мне, Кэйтлин… я понимаю, как может быть проклят перед Богом христианин, совершивший смертные грехи.

Ирландка горячо кивнула.

– А язычница, которая жила за три с лишним тысячи лет до нас и была жрицей египетского бога солнца? За что ее проклинать, если она не знала ничего другого? Разве это справедливо?..

Бедняжка Кэйтлин, которая не читала Данте и не была сильна в теологии, совсем растерялась.

– Не знаю, мисс Этель!

Тут щелкнул замок открываемой двери; обе девушки вздрогнули, точно застигнутые на месте преступления. Когда молодой хозяин ступил в комнату, Кэйтлин присела и поспешила удалиться.

Гарри был очень хорош – безупречный джентльмен. Улыбаясь, он подошел к невесте и, склонившись, поцеловал ее руку в перчатке.

– О чем вы тут секретничаете?

Этель рассмеялась.

– О своем, о девичьем.

Она посмотрела жениху в глаза – но ему уже не было дела до ее разговоров с горничной; Гарри глядел на нее с обожанием, с восторгом собственника. Этель потупилась; потом снова посмотрела на Гарри, и увидела в его лице то особенное, что предназначалось ей одной. Он тоже был уязвим перед нею, и эта грань его души принадлежала только ей.

Она обвила руками шею суженого, и они поцеловались. Этель задрожала, снова ощутив первобытную силу и энергию этого человека, которого она жаждала. Этель знала, что Гарри Кэмп будет не только владеть ею; он станет ее другом и союзником, и ее пленником, чью судьбу она возьмет в свои руки…

– Я люблю тебя, – сказала она ему.

Он улыбался ей по-детски открытой, счастливой улыбкой.

– Я знаю.

Этель поцеловала его в смуглый лоб и растроганно улыбнулась, погрузив пальцы в черные волосы: Гарри сейчас не было никакого дела до того, что пальчики невесты могут испортить его прическу.

Но она все же еще не настолько его любила, чтобы открыть правду.