– Я не стану помогать тебе в этом. Делай сама. Забавно будет посмотреть, на что ты теперь способна.

Он исчез. Она сидела на коленях, не в силах издать хоть один звук, сделать хоть одно движение; обе раненые руки ее пульсировали болью. Потом глаза заволокло тьмой, и отвергнутая жрица без сил простерлась на полу.

Очнулась она, лежа на кожаном диване, ощущая огромную слабость. Ее запястья были заботливо перебинтованы, но руки очень болели: она почти забыла, что тело может причинять такие страдания и быть обузой. Амина Маклир повернула голову, и увидела своего главного помощника.

– Наконец-то! – На его лице появилась улыбка нескрываемого облегчения. – Это я перенес вас сюда. Я сразу примчался, когда понял, что вы нуждаетесь в помощи, мадам!

Они опять находились на съемной квартире – устраивать подобное в гостиничном номере даже ей было бы невозможно. Амина кивнула: у нее еще не было сил благодарить.

– Покажите, – потребовала египтянка, протянув правую руку. Любые повреждения, которое получало ее новое тело, проходили в считанные минуты. Но на сей раз она опасалась, что…

Джастин Фокс аккуратно размотал повязку.

– Ни следа, – благоговейно сказал он. Бинты были в крови, но глубокий порез полностью исчез. – Само совершенство.

Ее советник поцеловал ей руку; а потом вдруг перевернул ладонью кверху и прикоснулся губами к затянувшейся ране. Амина увидела в его глазах выражение, которого никогда не замечала прежде.

Она была еще совсем слаба; но ей достаточно оказалось посмотреть на Фокса чуть холоднее и пристальнее обычного, чтобы тот ретировался. Поклонившись, англичанин отпустил ее руку: его лицо выражало всегдашнее уважение и смирение. Больше он так не забудется – или, по крайней мере, еще не скоро…

– Как вы себя чувствуете, мадам Амина? – спросил Фокс с непритворным беспокойством.

Она улыбнулась, но ответила холоднее обычного.

– Уже лучше. Но мне надо полежать.

– Ну конечно.

Он поправил под ее головой подушку; потом поднялся и вышел, неслышно ступая. Египтянка закрыла глаза и забылась неспокойной дремотой, полной мучительных видений из настоящего и древнего прошлого. Кажется, встреча с ее создателем и кровавая жертва, которую тот не принял, забрали у нее гораздо больше сил, чем она думала.

Но спустя несколько часов, ближе к ночи, она проснулась свежая и бодрая – как обычно в это темное время. Амина встала, совершила туалет, одевшись в темное платье и стянув волосы в тугой узел на затылке. Позвонив в колокольчик, вызвала Фокса, который дожидался на кухне.

– Я буду готовиться всю ночь, – сказала она. – А вы завтра рано утром отправитесь в музей и убедите директора продать мне их… пока они еще не выставлены. Предлагайте любую цену.

Фокс поклонился.

– Это совсем необязательно, дорогая мадам, – мягко заметил он. – Директора можно убедить и иначе.

– Нет!..

Она сжала губы.

– Мы не можем пользоваться этим… всякий раз: конечная цена слишком высока. Вы будете торговаться честно. И еще, – она приставила палец к губам. – Пусть их перевезут в нью-йоркский Музей археологии – и пусть его служители предоставят в мое распоряжение один из пустых залов на целую ночь! Потом… если все удастся… разместим их в нью-йоркском доме мистера Маклира.

– Вот тогда, безусловно, придется воздействовать на причастных, – Джастин Фокс позволил себе усмехнуться.

Его повелительница решительно кивнула.

– Да. И вы знаете, как. А сейчас ступайте – я должна побыть одна!

Она глубоко вздохнула, глаза приобрели отсутствующее выражение. Ее советник понял, что готовится священнодействие; и, поклонившись, неслышно удалился.

Амина Маклир – или Амен-Оту? – больше не заснула в эту ночь. Она до утра перебирала в памяти заклинания и молитвы, которые могли бы послужить ей в таком страшном и важном деле. Она многое заучивала наизусть в своей прежней жизни; и некоторые египетские священные тексты обнаружила сейчас, занимаясь археологией.

Дело было еще и в том, что никто из современных ученых не знал, как правильно их читать, как произносить слова: сам живой язык ее страны, а тем более – божественная речь жрецов были давно утрачены.

Но никто не мог бы подсказать бывшей жрице Амона, какие заклинания окажутся действенными! Ее демон молчал – она знала, что больше он не ответит. И, увидев, как за окном занимается алый рассвет, Амина Маклир в конце концов решила дождаться собственного озарения.

Оно могло снизойти тогда, когда настанет миг! Так бывало у всех посвященных!

Когда совсем рассвело, египтянка незаметно для себя задремала – ее слабость была все еще велика. Она прилегла на диван и проспала пять часов вместо обычных трех. Когда Амина открыла глаза, перед ней опять был ее помощник.

– Сделка удалась, ваше величество, – сказал Фокс, широко улыбнувшись: он едва удержался, чтобы не потереть руки. – Их уже отослали, прямо в саркофагах!

Амина быстро села: закружилась голова.

– Ничего не забыли… не спутали?.. Канопы с органами? Амулеты?

– Вы уверены, что они им понадобятся?

Фокс стал серьезным.

– Конечно, ничего не забыли: только у этого писца, Меранха, каноп не обнаружено, как вы помните, – возможно, сосуды давно украдены… или его органы оставили в теле. Может быть, его хоронили в спешке.

Англичанин деликатно кашлянул в кулак.

– Но ведь вам самой ваше тело вовсе не понадобилось! Как и мое – мне, с позволения сказать.

– Да, верно, – задумчиво откликнулась египтянка. – Но мы были оживлены совершенно иначе. Согласно… общему закону катастроф.

Потом она выпрямилась и хлопнула в ладоши.

– Просто превосходно! Я горжусь вами!

Фокс улыбнулся в ответ на ее сияющую улыбку.

– Я счастлив быть вам полезным, – тихо сказал он.

Она находилась посреди огромного зала, тускло освещенного электрическими лампами. Их свет выхватывал нагромождение ящиков по углам, пустые столы; и среди этих ящиков и столов почти терялись четыре деревянных саркофага в форме человеческих фигур. Три из них были ярко расписаны, покрыты позолотой, и отлично сохранились; краска на четвертом поблекла, рассохлась, и сработан он оказался более грубо. Эти гробы были расположены крестом – и в центре его стояла Амен-Оту. Она была в темном современном платье, но ощущала, как в ней просыпается древняя сила, подобно змее, поднявшей голову…

Она медленно обошла зал – и прикоснулась к каждому из саркофагов. Их крышки были плотно закрыты, но жрица видела внутренним взором каждого, кто покоился там внутри.

– Ты пробудишься, – произнесла она на языке Та-Кемет, легко поднимая и опуская на пол первую массивную деревянную крышку. – Ты пробудишься, – повторила она, направляясь ко второму саркофагу и открывая его. То же она проделала и с двумя оставшимися.

Потом жрица опять вышла в центр круга-креста. Она простерла руки в жесте мольбы и призыва, ладонями кверху. Закрыла глаза и зашептала – она знала, что говорить, поняла в этот самый миг:

– «Какого рода эта земля, в которую я пришел? Она не имеет воды, она не имеет воздуха; она – неизмеримая глубина, она черна подобно самой черной ночи, и люди беспомощно скитаются по ней. Но пусть мне будет дано состояние духа Ах вместо воды и воздуха… и пусть упокоение сердца будет мне дано вместо пирогов и пива».17

Жрица открыла глаза и глубоко вздохнула, расправив плечи.

– Я выбрала за себя, – громко произнесла она, по-прежнему на своем древнем языке. – И ты, – она повернулась и указала на саркофаг князя Запада. – И ты, – она повернулась к жрецу Амона Сетнахту. – И ты! И ты!..

Она раскинула руки, словно желала принять в объятия всех четверых. Ей казалось в этот миг, что сила ее безгранична, и вот-вот мертвые восстанут; но ничего не произошло.

Неужели она ошиблась в себе – и во всем?..

Разочарование было так велико, что Амина Маклир едва устояла на ногах. Она закрыла лицо руками, ощущая себя обманутой и беспомощной: египтянка надолго замерла так, не сознавая ничего. А потом услышала чьи-то шаги.