Он слегка встряхивает меня, и из тщательно накрученного и скрепленного шпильками пучка волос вырывается на свободу длинный локон. Максим начинает нежно заправлять этот локон мне за ухо, а потом вдруг забирает в горсть сам пучок волос, сжимая ладонь.
Первый поцелуй легкий, поцелуй-дыхание. Тараканы ахают и шлепают меня ладошками по спине.
Второй крепкий, терпкий, злой. Тараканы охают и бьют меня уже кулачками.
Третий перемещается с губ на шею, опаляет горячим сбивчивым дыханием. Тараканы лупят по мне всеми конечностями.
- Пусти! - кричу я и начинаю отталкивать Максима, но это бесполезно, мышцы его рук, плеч, груди становятся железными.
- Как далеко вы уже зашли? - шепотом спрашивает Максим, покрывая поцелуями шею и плечи . - Вы уже целовались?
Слово "целовались" напоминает мне о его нежном поцелуе и девушке Насте.
- Да! - кричу я ему в лицо, и он неожиданно отпускает меня. - Да! Целовались! Как и вы!
И опять это правда. Бабушка бы мною гордилась. Максим меняется в лице и с усилием делает глубокий вдох.
Тараканы начинают стыковать буквой "П" длинные столы для праздничного застолья, таскать табуретки.
- Варя! Это сумасшествие какое-то! - Максим берет мои руки. - Это от злости, от отчаяния. Я за эти недели потерял остатки здравого смысла из-за моей самонадеянности, из-за твоей глупой ревности. Столько сделал ошибок. Я хотел...
Расчудесно! Моя ревность глупая, а его умная? Самого штормит от этой самой умной ревности.
- Не важно, что ты хотел. Важно, что ты сделал, - говорю я, отбирая свои руки.
- Все сложно, правда. Но это не должно разрушить нас, наш брак. Все это очень старая история...
- Старая? - поражаюсь я. - Насколько старая?
- Ты не поняла. Она для нас старая, - начинает оправдываться муж. - Это не наша история, не моя. Вернее, не только моя. Ворошить ее не стоит. Ты не понимаешь, насколько все станет еще сложнее.
Где-то я все это уже слышала... Не надо. Не стоит. Не понимаешь.
- Так объясни! Помоги понять! Ты реально думаешь, что я сейчас забуду про НЕЕ и про ВАС? - меня трясет от ярости и желания расколотить об его голову вторую кофейную чашку.
Тараканы бросают табуретки и начинают натягивать веревки, ограничивая площадку для поединка, превращая ее в ринг.
- Я понимаю твою ревность. Я сам от такой страдаю. Но тебе ничего не надо бояться.
- Ты сегодня плохо подготовился, - усмехаюсь я. - Не те слова подбираешь.
- Да я вообще не знаю, с чего начать! - Максим отходит от меня, спрятав за спиной руки. - Я не хотел бы и начинать. Если бы ты разрешила... Я уже сотни вариантов перебрал, как... Как уберечь ее. Чтобы не узнала.
- Уберечь ее? - меня режет пополам от отчаяния и ревности. - Ты пришел ко мне, чтобы поговорить, потому что хочешь уберечь ее?
- Ты ревнуешь не к той женщине, - устало говорит Максим.
А ты не к тому мужчине! Так хочется мне ответить, но я этого не говорю.
- Есть еще одна женщина?! - горько ехидничаю я. - А можно всех посмотреть?
- Так. Мы сейчас помолчим чуть-чуть, выдохнем и начнем сначала наш разговор. Хорошо? - Максим усаживает меня на диван и садится рядом. - Но сначала я должен знать, что между вами происходит. Это выжигает меня изнутри. Я скоро потеряю человеческий облик.
Подобное предположение смешит моих тараканов: их вообще веселит наш с Максимом "человеческий" облик.
- Нами? - туплю я, устав так, словно всю ночь в одиночку разгружала вагон с углем. - Ты про Вовку?
- Есть еще кто-то?! - снова заводится Максим, противореча собственной установке на "выдохнем".
Тараканы подначивают меня сказать:
- Есть. Кирилл.
- Ермак? - выразительно поднимает брови Максим. - Мне надо беспокоиться еще и по этому поводу?
- Я не давала никакого повода, - отвечаю я ударом на удар. - Но ты можешь начинать беспокоиться.
- Я беспокоюсь, Варежка, - тихо говорит Максим. - Очень беспокоюсь, потому что ты с каждым днем все дальше от меня. А я не могу всего тебе объяснить.
- Как мой отец! - упрекаю я мужа. - Он тоже не мог всего объяснить. Двадцать четыре года не мог.
Максим бледнеет, бледность эту не может скрыть даже загар:
- Ты встречалась с Валентиной?
- А ты не знал? - саркастически усмехаюсь я (мне так кажется, что саркастически). - Ты же все всегда обо мне знаешь.
- Стараюсь знать, - поправляет меня муж. - Но я не слежу за тобой. Кроме того, я просил ее. Очень просил пока...
- Ты встречался с ней, с ними! - обвиняю я. - Как ты мог мне не рассказать, что нашел ее?
-Ва-ря! Ва-ря! - скандируют тараканы, выстроившись в шеренгу.
- А как я мог рассказать?! - Максим смотрит на меня как на умалишенную. - Это не моя тайна. Я обещал ее найти - я нашел. Совершенно логично и естественно, чтобы первый шаг к тебе навстречу сделала она. Иначе бы ты сама обвинила меня в том, что я ее вынудил, раз столько лет она...
- Не разговаривай со мной, как адвокат с неразумной клиенткой! - возмущаюсь я. - Ты бы мог подобрать слова, убедить меня...
- Я подбирал слова для Валентины Георгиевны, но она уперлась, что твой отец не одобрит вашей встречи. Ты же знаешь теперь - у них у всех была причина.
- Была! - соглашаюсь я раздраженно. - Машка. Ты узнал это и не сказал мне! Своей жене!
- Как ты не понимаешь? - удивленно спрашивает Максим. - Это не моя и не твоя тайна. Да. Это напрямую касается тебя. Но твоя сестра, ее мать... Рита, ваш отец. Столько людей и судеб завязано клубком. Ты серьезно считаешь, что сейчас вы его быстро и легко распутаете? Сомневаюсь. Распутывать должен тот, кто запутал.
- Я же не знала, что Мышильда... - почти плачу я, впервые осознав глубину своей ответственности за то, как сохранить все это в тайне. Теперь меня терзали другие сомнения: а надо ли скрывать? Не хватит ли на нашу семью тайн?
- Когда мы с тобой... поссорились, я просил ее, их... - начинает объяснять Максим.
- Я знаю, - перебиваю я. - Валентина Георгиевна мне рассказала.
- Валентина Георгиевна? - мягко, понимающе переспрашивает муж. - Прости, что тебе пришлось это пережить.
- Твоей вины в этом нет, - искренне говорю я, сглатывая слезы.
- Конечно, есть, - не соглашается он и устало прикрывает глаза. - Вместо того, чтобы защитить, я тебя спровоцировал.
- Глупости! - тут же начинаю спорить я. - Я пытала отца, и он сдался.
- Я хотел тебя как-то подготовить, - снова начинает объяснять Максим. - Тебе теперь трудно будет. Машке тоже.
- Машке не будет! - даю я клятву. - Она не узнает.
Максим делает мне навстречу стремительный шаг и хватает за плечи:
- Не узнает?! А кто так решил? За тебя решать никому нельзя, а тебе за сестру можно? И еще, Варежка, прости, но сколько настоящих тайн ты смогла удержать? Скажи.
Смотрю на него мокрыми глазами и краснею от стыда, потому что он прав. То, что Наталья Сергеевна - мама Максима, проболталась я. Меня и пытать не пришлось. Вовка столько лет молчал, а я всего пару месяцев знала. Но все узнали от меня. А если еще пару случаев вспомнить... Я не хранитель тайн, я - мешок дырявый.
Адвокаты быстро выхватывают суть сказанного. Действительно, за меня и Машку всё когда-то решили взрослые. А теперь я всё пытаюсь решить за Мышильду, за отца, даже за Риту. Имею ли право?
- Я жалею о многом, Варя, - прижимая меня к себе больно, крепко, говорит Максим сквозь зубы, словно сдерживает сильную боль. - Но я, хоть и юрист, не знаю, как правильно. По закону как надо - понимаю, но как надо правильно... Ума не приложу.
- Правильно не врать, - говорю я его рубашке, которую уже испортила - намочила слезами.
- Не врать? - целуя меня в макушку, спрашивает Максим. - И поэтому ты всю оставшуюся жизнь собираешься врать Машке. Еще и Риту с отцом в сообщники берешь?
- А как же быть?! - издаю я стон отчаяния. - Как?!
- У меня есть несколько вариантов, - Максим начинает осторожно поднимать к себе мое лицо, взяв его в ладони. - Но это просто варианты, каждый из которых кого-то не устроит, а кого-то просто уничтожит. Ни один из них не идеален.
