- Без меня?
- Мы с Кириллом идем сегодня на вернисаж в частную галерею Шуваловых. Он просил позвать и тебя. Из вежливости, - докладывает сестра и выпучивает глаза. - Но я очень надеюсь, что ты не можешь. В нашей семье художница я, а не ты.
Да что ж такое-то! Ермак через Машку теперь будет действовать? Объяснился со мной, а на вернисаж ведет Мышильду, чтобы меня с гарантией пригласить. А как их одних оставить? Он же Машке сердечко во второй раз разобьет. Первый раз мы его с Ритой справедливо оправдали, а уж второй, извините!
- Странная логика, - отвечаю я сестре. - Тогда в театр должны ходит только актеры, а в ресторан только повара? Почему филолог-журналист не может пойти на вернисаж?
- Чтобы оставить нас наедине, - прошептала мне на ухо городская сумасшедшая. - Пожалуйста-пожалуйста!
- Да я рядом похожу, мешать не стану, - неуверенно говорю я.
- Времена дуэний прошли, - втолковывает мне Машка. - Я и Кириллу сказала, что это не обязательно - приглашать тебя.
- А он?
- А он говорит, что это элементарная вежливость, - восхищенно отвечает Мышильда. - Он такой... такой...
Пока Машка сформулирует очередное достоинство Ермака, мучительно соображаю, что делать. От раздумий меня отвлекает телефонный звонок. Вовка.
- Варь, привет! - чуть хриплый голос друга огорчает и радует одновременно. - Ты разрешила сегодня встретиться.
- Привет! - тепло говорю я, четко придерживаясь выбранной тактики поведения. - Конечно.
- Сегодня всех наших приглашает Игорь, - сообщает Вовка. - Сашка с Леркой в курсе.
- Все наших? - нервно сглатываю.
- Он так сказал, - говорит Вовка.
- А повод?- спрашиваю я, не зная, что и подумать, не то что сказать.
- Тебе нужен повод для встречи с друзьями? - мягко смеется Вовка. - Время же у тебя есть.
Да. Что есть, то есть. Времени вагон и маленькая тележка. Анна с рукописью не торопит. Мила, наверное, ушла в недельный загул после презентации. Есть у нее такая милая традиция.
- Да я на вернисаж тут иду, - говорю я и сталкиваюсь с бешено счастливым взглядом Мышильды.
- Нет-нет! - радуется сестра. - Есть бог на свете! Мы сходим без тебя - у тебя причина уважительная.
А вообще, сколько можно бегать? Конечно, пойду. Даже если все они в сговоре, пойду. "Делай что должно, и будь, что будет!" - фраза Марка Аврелия. Ее и масоны как девиз использовали, и, говорят, сам Лев Толстой постоянно повторял.
- Хорошо, спасибо! - бодро говорю я и прощаюсь с Вовкой до вечера, конечно, разрешив зайти за собой в семь часов.
- У тебя что-нибудь красивенькое есть? - вертится перед зеркалом в прихожей Машка. - Поновее, помоднее?
- У меня здесь ограниченный гардероб, - смеюсь я. - Пара платьев, джинсы, есть блузка с юбкой.
- Я могу за вашими вещами съездить, - предлагает Галина Семеновна. - Если очень надо.
- Очень-очень надо! - молитвенно складывает ладошки сестра. - Вы лучшая Галина Семеновна из всех Галин Семеновных.
Из привезенных вещей Машка выбирает тут же (я так и знала!) темно-зеленую юбку с запахом в пол и фисташковую блузку, которые сразили ее наповал еще полгода назад. Этот наряд мы выбирали с Максимом мне на новогодний праздник.
- Под мои болотные глаза? - смеялась я, когда мы целовались в кабинке для переодевания.
- Под твои изумрудные глаза, - целуя меня, смеялся в ответ муж.
- Это! - Мышильда прижала к себе вещи.
- А тебе пойдет зеленое? - с сомнением спрашиваю я, глядя на редкие русые волосы Машки, за которые она и получила от меня прозвище Мышильда, и теплые карие глаза.
- Кареглазым идет все! - Машка категорична.
- Как скажешь! - сдаюсь я.
Долго думаю, что одеть мне. Ничего не могу придумать и выбрать. Потому что не знаю, чего собственно хочу от этого вечера?
- Как там Макс? - вдруг невинно спрашивает и так же смотрит на меня сестра.
- В смысле как? - неуверенно переспрашиваю.
- Когда придуриваться перестанете? - Машка вертится у зеркала в лифчике и юбке, придирчиво осматривая себя со стороны. - Надо шпильку. Ты меня выше. На тебе лучше смотрится.
- Придуриваться?! - грозно говорю я.
- Конечно! Тоже мне, поссорились они, - фыркает сестра.
- Мы. Не. Ссорились, - возражаю я, начав считать до десяти, чтобы не покалечить родной генетический материал.
- Разве? - передразнивает мой тон Мышильда. - А что происходит?
- Мы. Расстались, - говорю я (шесть, семь, восемь...).
- Максим тебя никогда не отпустит. Нет, я в этом наряде порву вернисаж! - Мышильда, надев блузку, встает на полупальцы и делает танцевальные па.
- (Девять, десять...) Я сама решаю, где я и с кем.
- Разве? - искренне удивляется сестра. - Разве может быть по-другому?
Мышильда неожиданно теряет интерес к своему наряду и подсаживается ко мне на диван.
- Варь, а что должно случиться, чтобы такая любовь сдалась?
- Какая такая? - решаю считать до ста.
Тараканы помогают: достают счеты и стучат костяшками.
- Такая. Настоящая. С детства. С юности. Однолюбная, - Машка берет меня за руку.
- (Двадцать один, двадцать два...) Нет такого слова!
- Слова, может, и нет! А любовь есть! - пожимает плечами Машка, возвращаясь к зеркалу.
- Он мне изменил. Так однолюбы не поступают (тридцать пять, тридцать шесть...)
Ко мне разворачивается очень серьезная Мышильда и, голосом выделяя каждое слово, говорит:
- Однолюбы поступают по-всякому. Просто они любят всю жизнь одного и того же человека. Жить могут с другим, спать с другими, но любят одного.
И это сказано так неожиданно по-взрослому для моей младшей сестры, что я сбиваюсь со счета.
- Варь! Ты вторую неделю прячешься от него, выслушать не хочешь, разводиться надумала, - вздыхает Машка.
- Кто? - строго спрашиваю я. - Кто с тобой разговаривал?
- Со мной? - глазки Мышильды забегали, скрываясь от моих.
- Не ври мне, Мария! - еще строже говорю я. - Кто? Максим?
Я редко называю ее Мария. Просто никогда. Она ненавидит эту форму своего имени.
- Константин Витальевич, - сознается Мышильда. - Просил на тебя повлиять. Но я и так бы повлияла, без его просьбы. Я никогда не транслирую чужие мысли. Ты знаешь.
Я знаю. Да. Мышильда - чистый и открытый человечек. Ее только запутать можно или влюбить в себя.
- Что именно он сказал, - продолжаю допытываться.
- Дословно не помню. У меня нет твоей способности запоминать тексты, - огрызается сестра. - В общих чертах. Позвонил. Спросил, не знаю ли я подробностей вашей с Максимом размолвки. Я сказала, что не знаю. Я ж понимаю, что это не мое дело. Он сказал, наверное, это недоразумение. Я ответила, что думаю так же. Он попросил поговорить с тобой и успокоить. А я...
- Что ты? - с тревогой смотрю на замявшуюся Мышильду.
- А я ему сказала, что Варька в неадеквате пока, что тебе надо время, что рано или поздно все прояснится.
- Что должно проясниться? - зло интересуюсь я.
- Что Максим ни в чем не виноват! - закруглилась Мышильда, застегнув ремешки босоножек. - Ну, как тебе?
Мышильда выглядит хорошо. Высокая, стройная. Этот наряд спрятал ее угловатость и излишнюю худобу. Но негустые волосы до плеч портят впечатление. Когда сестре было годика четыре, я читала ей сказку про Щелкунчика. Книга была большая, тяжелая, красочная, с изумительными картинками. На одной из них была изображена королева Мышильда, по фантазии художника, с реденькими волосиками на полулысой головке, на которой набекрень сидела королевская корона.
- Я так не думаю, - отвечаю я рассеянно.
- Плохо? - расстраивается Мышильда.
- Очень хорошо! - искренне уверяю я. - Сейчас с прической только придумаем что-нибудь. Я не думаю, что что-то прояснится, если Максим объяснится. Просто после нашего разговора все станет бессмысленно безвозвратным.
- Я не знаю, что говорить ему в ответ, - тихо признаюсь я сестре.
- Услышишь, что скажет он, и сориентируешься, - успокаивает меня Мышильда.
