- Bon appétit! (Приятного аппетита!) - смеется Ольга Викторовна.
- Invité! (Гость!) - докладываю девчонкам.
Они смотрят на меня, как на картину Сальвадора Дали, которую их попросили расшифровать для закоренелого консерватора в живописи, презирающего сюрреализм.
- Мадам, круассаны, аппетит, - перевела Сашка. - Три слова я поняла.
- Еще мой бог, - добавила Лерка.
- О! - иронизирует Сашка. - Это целых пять слов!
- Кто-то несет нам на завтрак круассаны, - зеваю я и прислоняюсь к входной двери, чтобы доспать пару минуточек.
- Ермак? - гадает Сашка.
- Сергей-Филипп? - бледнеет Лерка.
- Максим? - цепенею я, сразу потеряв желание доспать.
Это Вовка. Слегка волнующийся, родной, свежий. Он протягивает мне большую коробку, теплую, вкусно пахнущую сдобой.
- Доброе утро! - Вовка не решается переступить порог. - Не дождался твоего звонка. Решил задобрить завтраком. Консьержка увидела круассаны и перешла на французский. Я такие чудеса только в твоем доме и видел. Помнишь, она тебе ключи от квартиры не отдавала, пока ты какой-то глагол не проспрягаешь?
- Bonjour, mon ami! (Здравствуй, мой друг!) - говорю я, отступая в сторону и добавляю. - Она была в сговоре с бабушкой. Ты себе представить не можешь, из какой она семьи и какое у нее образование.
Мы сели завтракать в гостиной за большой стол. Теплые, почти горячие круассаны со сливочным кремом, с вишневым вареньем, с малиновым джемом.
- Вовка! - повизгивая от удовольствия и облизывая сладкие пальцы, говорит Сашка. - Ты волшебник!
Вовка смеется, подмигивает ей и спрашивает у меня:
- А из какой она семьи?
Наслаждаясь сладким завтраком, начинаю вспоминать:
- Бабушка мне рассказывала, что отец Ольги Викторовны служил во Франции при посольстве еще до ее рождения. Перед войной репрессирован был, пропал, родные думали, что расстрелян. А после войны вернулся, женился, дочь родилась. Ольга Викторовна - инвалид детства. Когда дело пересмотрели и амнистировали, через какого-то важного человека из дипломатов получил квартиру в нашем доме. Прожил, между прочим, лет до девяноста. Я его хорошо помню. Невысокий такой, сухонький, веселый. Баба Лиза всегда поражалась: столько человек пережил, а доброты и радости в нем было - на троих хватит. Я же до вас во французской школе училась. С дедом Виктором и Ольгой Викторовной французским занималась дополнительно. В гости к ним ходила на пару часов, а говорить можно было только по-французски. И ключи, действительно, она только за выполненное задание по грамматике отдавала.
- Да! Елизавета Васильевна удивительным человеком была! - сказал Вовка, глядя на меня грустно и как-то потерянно, словно не знал, что еще сказать.
- Ты что делаешь теперь? - воодушевилась Сашка. - По специальности работаешь? Реально хирург?
- Реально, - взъерошил кудри Вовка. - По специальности. Буду в областной работать. С сентября выхожу. Только отпуск догуляю.
- Давай-давай, рассказывай! - торопит Сашка. - Семья? Дети? Связи?
- Холост. Детей нет. Могу аппендицит вырезать, - докладывает по-военному Вовка.
- Что? И девушки нет? - продолжает выпытывать Сашка, сделав "страшные" глаза и пихнув меня под столом ногой.
- Была, - отвечает ей Вовка, печально вздохнув, но хитро улыбаясь. - Бросила.
- Тебя?! - поражается Сашка. - Вот дура!
- Александра! - предостерегающе шипит Лерка.
- А что? - Сашка с вожделением смотри на круассан. - Свободных мужчин сейчас трудно найти: либо с придурью, либо с каким другим изъяном. Помните анекдот? Муж умер. Жена кто? - Вдова. А жена умерла. Муж кто? - Жених!
Мы смеемся искренне, свободно, как когда-то в юности.
- Мы скучали по тебе, - вдруг говорю я Вовке.
Он перестает смеяться и замирает на мгновение. Потом неловко улыбается, словно жалеет о чем-то своем и тепло говорит, ни на кого не глядя:
- Я тоже скучал. Очень.
Наступившую тишину, легкую, трогательную, внезапно нарушает звонок моего сотового.
- Варя! Вы помните, что сегодня презентация моей новой серии? - кричит в трубку Мила. Ее слова сопровождаются звонким лаем Цезарины. - Я жду вас в отеле "Индиго" в шесть часов вечера. Будет интересно. Мой придумал какой-то сюрприз.
Точно! Я обещала еще месяц назад. Даже Максима уговорила пойти, хотя к творчеству Милы он относился с опасением. Особенно после того, как она однажды, приехав ко мне в гости, вдруг сказала моему мужу:
- Максим! Вы прототип моего нового героя! Бескомпромиссный адвокат, влюбленный в прекрасную преступницу. Брутальный, харизматичный, волевой.
- Адвокат не может быть бескомпромиссным, - осторожно ответил ей Максим, удерживая улыбку. - Компромисс - его хлеб и суть деятельности. Бескомпромиссным может быть прокурор.
- Какого адвоката придумаю, такой и будет! - заявила Мила.
Перед сном, обнимая меня, Максим прошептал мне на ухо:
- Ты слышала, какой я?
- Какой? - притворно удивилась, изображая, что не могу вспомнить.
- Брутальный, харизматичный, волевой, сексуальный, - горячо зашептал он, прикусывая мочку моего уха.
- Разве? - переворачиваюсь и смотрю в его искрящиеся смехом голубые глаза. - Сексуального точно не было!
- Ты же не помнишь! - упрекает он, поцеловав меня в уголок губ.
- Совсем не помню, - послушно соглашаюсь я. - Напомни, пожалуйста.
В трубке играет громкая музыка. Цезарина надрывно лает.
- Цеза! - строго говорю я. - Дай поговорить с Милой!
- Жду, Варенька! Жду! - надрывается Мила, перекрикивая шум.
- Хорошо! Спасибо! - кричу и я в трубку.
Новость о том, что я иду на презентацию к Миле и приглашаю всех с собой встречена с воодушевлением.
- Там будет кто-нибудь известный? - спрашивает Сашка. - Твою Милу читает кто-нибудь, кроме тебя?
- Ты себе рейтинги ее книг не представляешь! - гордо отвечаю я. - На нее и иллюстраторы работают - закачаешься!
- Странно это все, - задумчиво говорит Лерка. - Я у тебя брала одну почитать. Так, на один раз. Ни уму, ни сердцу.
- Ее книги для другого органа! - заверила Лерку Сашка. - Художественно оформленная Камасутра. Учебник вожделения.
- О! - шутит прежний Вовка. - Я бы поучился по такому учебнику.
- Зорин! - восхищается Сашка. - Как же нам всем тебя не хватало!
- Всем? - переспрашивает Вовка.
- Всем! - говорим мы хором.
Конференц-зал отеля "Индиго" оформлен в цвет индиго. Белоснежным пятном на фоне стены смотрится плакат с изображением обложки новой трилогии Милы Саван. Сама она, как и положено придуманному ею образу, в длинном белом саване с длинными рукавами. Хихикаю, увидев ее: в такие широкие рукава прятала косточки Царевна-лягушка, если верить иллюстрации в моей детской книжке. Белый саван, тени и помада цвета индиго. Жутковато, но красиво.
- Серьезно?! - пораженно шепчет Сашка. - Трилогия?
- Да, - улыбаюсь я, с тревогой глядя на бокалы с темно-синей жидкостью, которые поднес официант.
- "Соблазнение соблазненной"? - не унимается Сашка. - Ты куда смотрела?
- Я не редактор. Я корректор, - оправдываюсь я, вспоминая, как сама о том же спрашивала Милу.
- Все просто. Уже соблазненную соблазнил еще кто-то, - усмехается Вовка, подмигивая мне и Лерке.
- И это читают? - недоверчиво спрашивает Лерка.
- Не только читают, покупают! - докладываю я. - Три тысячи комплект. Сегодня со скидкой.
- Это как покорение покоренной, пленение плененной, воодушевление воодушевленной , - не унимается Сашка и оглядывается по сторонам. - Все эти люди будут это покупать?
- Для того и приглашены! - веселюсь я.
- А можно деньги внести, а книгу не брать? - с притворным испугом спрашивает Вовка.
- Покупай, - успокаиваю его я. - Мила все сборы от сегодняшнего вечера отдаст дому малютки. Так что вместе с Соблазненной поможете детям.
- Да что там в трех частях-то писать? - никак не может успокоиться Сашка, впервые попав на подобное мероприятие.