Аукцион начался с лота "восемнадцать лет", но наши отцы, синхронно демонстрируя прокурорские замашки, постоянно увеличивали срок нашего ожидания. А ждать мы не могли. Уже четыре года, как мы считались парой. Было все: и объяснение, и первый поцелуй, и предложение руки и сердца. Смысла ждать мы не видели и боролись за свое счастье со взрослыми всеми доступными нам способами. Как ни странно, нас поддержали Рита и мать Максима, которые, по моему скромному разумению, не должны были встать на сторону адвокатов и присяжных, но встали.

- Кваквапро? - удивилась незнакомому слову сестра и глупо захихикала. Да. Генетика - страшная наука. Это общая узнаваемая черта сестер Дымовых: нелепое веселье в минуты волнения.

Мышильдина оговорка развеселила всех. От легкого смеха мы перешли к смеховой истерике. Сидя на диване и обнявшись, мы с Сашкой плакали на плече друг у друга.

Неожиданный стук в дверь напугал нас, и мы резко перестали смеяться. Я замерла, по-прежнему прильнув к Сашке. Страх, что это может быть Максим. Сумасшедшая радость от того, что это может быть Максим. Странная неловкость от того, что это может быть Максим.

Это были дядюшка Ау и его Зина Великая.

- Может, помощь какая нужна? - по-деловому спросила Зина, бочком занося свое необъятное тело в дом. За ней чинно и осторожно зашел сторож.

- Нет, спасибо, - растерянно ответила я, удивившись их приходу и одновременно ощутив досаду: это не Максим.

- Может, прикупить чего требуется? - поинтересовался Семен, стоя в полупоклоне. Сцена стала напоминать мне прием крепостных барыней-помещицей.

Я в недоумении переводила взгляд с Зины на Семена и не знала, что им сказать еще. Что за странная настойчивость?

Сашка вскочила с дивана и, аккуратно, но настойчиво выводя парочку на крыльцо, стала о чем-то просить.

- Сейчас все будет! - торжественно объявила она, вернувшись.

Всем оказались еще три бутылки шампанского и две белого сухого вина, которые минут через тридцать привез Семен.

- Девочки! - ловко открыв и разлив по "разнобою" шампанское, провозгласила Сашка. - Пьем за Варьку, ее счастье, и за то, чтобы все было хорошо!

После еще двух бокалов показалось, что все может быть хорошо только при условии полного и окончательного опустошения всех пяти бутылок и второй дополнительной покупки.

Семен был вызван мною, несмотря на то, что перевалило за полночь. Сторож кооператива уверил пятерых женщин, обеспокоенных запретом на продажу алкоголя после одиннадцати, что у него "есть связи" в буфете железнодорожной станции. Еще через полчаса мы смогли убедиться в крепости этих самых связей: Семен вернулся с двумя бутылками вина, оказавшегося "Кагором", и вафельным тортом "Север".

- Каг-ик-ор? - спросила я у одного из трех сторожей, того, который был ближе всех ко мне. - Это же крепленое вино. Его не-ик-льзя ме-ик-шать с...

- Почему нельзя? - серьезно спросила Сашка, внимательно разглядывая этикетку. - Написано "освященное". Значит, можно.

Анна и Мила синхронно закивали, подтверждая сказанное Сашкой. "Освященность" вина была воспринята нами с благоговением и благодарностью к тому неизвестному нам служителю божьему, который совершил данное таинство. Мне стало очень любопытно, как именно освящают вино? Еще в бочках или уже в бутылках? Представила себе священника в рясе, с большим крестом на шее. Он машет кадилом, что-то поет, а работники ликеро-водочного завода, сняв головные уборы, смиренно стоят, очи долу опустив.

Мы осторожно чокались бокалами, почему-то шепотом произносили "Ура!" и пили кагор, заедая его вафельным тортом. Последнее воспоминание перед тем, как я заснула: Сашка ведет меня на второй этаж, в мою комнату, и приговаривает:

- Вот сейчас поспим - и все будет хорошо!

Я хотела ей ответить, что все "уже хорошо", но забыла, как произносится слово "всё". Я несколько раз произнесла "ф-ф-ф-", потом решила поделиться своим открытием уже утром, когда высплюсь.

- Я всех уложу! - поклялась Сашка, укрывая меня одеялом. - Спи спокойно!

Последние слова "спи спокойно" напомнили мне мой первоначальный план ухода из жизни, попытку написать некролог по совету Михаила Ароновича и жесткие слова мужа: "Ничего не закончилось, пока я этого не сказал!"

- Фигушки тебе! - хотела заявить я, но "фигушки" тоже не получились. Ладно, с артикуляцией разберемся завтра. Надо выспаться - и все вернется. Засыпая, я уже ощущала приближение головной боли и спряталась от нее во сне. Долгом, тревожном сне. Какая-то мысль беспокоила меня и не давала окончательно отпустить реальность. А! Обещание старому другу и врачу. Вспомнить как можно больше счастливых моментов нашей жизни с Максимом. Да вся она - сплошное счастье... до этой пятницы.

Пятнадцать лет назад (продолжение)

Максим и Вовка впервые в жизни поссорились. Из-за меня. Так сказала Сашка, когда пришла ко мне в гости. Домашний арест действовал уже неделю. В школу меня отвозил отец, забирала Рита. Вовка же получил свободу "под честное слово", так как сумел договориться со своим отцом, но не смог с моим. Из дома его выпускали, но ко мне не пускали. Виделись мы только в школе. Но последние три дня я сидела дома. У меня заболело горло. То ли от того, что я простыла, то ли от того, что я его надорвала, когда мы с папой орали друг на друга: он запретил мне по вечерам уходить из дома и не отпустил жить к бабушке. Рита развела нас, злых и возбужденных, по разным комнатам. Мне принесла горячего молока с медом, а ему рюмку коньяка.

Я начала приспосабливаться к ситуации. Даже изъятие отцом телефона не бесило меня так, как запрет на встречу с друзьями.

- Иди, скажи ему, что Лерка и Сашка ни при чем, - отправляла я Риту гонцом к отцу.

- Обойдешься без общения недельку. Это наказание, - приносила ответ Рита.

Отец уехал в очередную командировку, и я измором взяла Риту - мне разрешили свидание с Сашкой в обмен на обещание есть на обед суп.

- Поссорились? - переспросила я. - Из-за меня? Или из-за того, что только их, Макса с Игорем, наказали? А нас с Вовкой нет?

- Ты так думаешь? - недоверчиво спросила Сашка. - Да он вас спас! Сигареты только у Игорехи и Макса в руках были. А он не курил с вами, между прочим.

- Не курил, - покраснев, сказала я и согласилась. - Да. Максим нас спас. Его сильно наказали?

- Макса? - весело спросила Сашка. - Думаю, нет. У него отец классный, мне б такого. Скорее всего, Макс ему все рассказал, как было, а тот поверил.

Сердечко мое учащенно билось от осознания потрясающего факта: Максим дрался из-за меня. С лучшим другом. Я все-таки ему нравлюсь!

- А мать у него есть? - мне было интересно все, что касалось Максима и его семьи.

- Есть, - ответила Сашка. - Но в школу только отец ходит. Макс говорит, что тот по нему дежурный. Ну, за школу отвечает.

- Да, - печально согласилась я. - Повезло ему, что отец такой... Мой тоже отвечает, вернее, я перед ним. А с чего ты решила, что поссорились?

- Я не решила. Я видела, - заявила Сашка, беря в руки и разглядывая наши с Мышильдой игрушки. Выбрала Барби в платье принцессы и уселась ее причесывать.

- Макс назвал Вовку "идиотом", что-то там про "подставил Варьку". Вовка ему врезал. Макс ответил. Теперь на экскурсию не едут оба.

Точно! У нас же экскурсия в загородную стеклодувную мастерскую.

- Мы с Леркой решили тоже не ехать. Ты на больничном. Вовка с Максом не едут, а Игорь на соревнованиях опять.

- Телефон с собой? - заговорщески спрашиваю я.

- Держи! - Сашка протягиваем мне свой мобильный.

- "Я без телефона. Болею. Пиши на Машкин", - я скинула Вовке номер телефона сестры. Та получила его в подарок, став первоклассницей.

С этого дня, проявляя чудеса изобретательности, я переписывалась с Вовкой по Мышильдиному телефону.