Я шла мимо складов на пристани после заключения очередного договора на перевозку. Был поздний вечер, но у Корсака дел по горло, так что шла одна. День был непростым, но я тешила себя мыслями о назначенной завтра встрече с Дрейком, когда дорогу мне преградил человек. Если это можно было назвать таковым…

Движения существа были резкими и нескладными, словно оно могло в любой момент упасть и рассыпаться на детали. Но оно шло. В темноте я не сразу заметила, что большую часть тела заменили механическими частями, а в открытой черепной коробке пульсировал мозг. Так, словно над ним проводили какую–то операцию, но прервались на половине.

Я отпрянула, и этим привлекла внимание существа. Оно стало внимательно всматриваться в меня своими механическими глазами, которые светились жёлтым и сковывали ужасом. И тогда я поняла, что знаю этого человека. К тому же, не один год.

Старик МакКензи, который работал в мастерской неподалёку. Всегда приветливый и простой, он за всю жизнь и мухи не обидел. Раньше работал на аэродроме и помогал мне уговаривать лётчиков давать мне уроки пилотирования. А год назад прилетел в этот город на нашем корабле.

И умер на прошлой неделе.

В нос ударил запах начавшегося гниения. Ощущения были такие, словно смотришь в глаза самой смерти. И она поторопилась прийти следом — старик дёрнулся, будто его переклинило, и сдавил моё горло жесткой хваткой механических пальцев. Воздуха стало резко не хватать, но как я ни силилась, не могла ослабить давление.

— МакКензи… Бога ради…. Отпусти… — хрипло попросила я, сама не зная, на что надеюсь.

Всё происходило будто в замедленной съёмке.

Лёгкие жгло, а руки стремительно теряли силу. Жидкость из открытой головы МакКензи потекла по лицу большой каплей и приземлилась на брусчатку.

Внезапно в его взгляде что–то переменилось. Когда я уже была готова отключиться, он отпустил. Пошатнувшись, я еле устояла на ногах и отступила на пару шагов. Я рьяно откашливалась и пыталась набрать в лёгкие побольше воздуха, пока существо с ужасом уставилось на свои руки. Потом оно ухватилось ими за голову, и, ощутив оголённый мозг, посмотрело на меня безумными от страха глазами.

Кажется, в тот момент сознание старика хоть немного прорезалось сквозь корку механического безумия, и он понял, что с ним сделали. Мне стало невероятно жаль этого добряка, но я понимала, что уже ничего не могу сделать. Будто сквозь толщу воды я услышала неразборчивые булькающие звуки. Разнился только тон — напуганный, жалобный и сожалеющий.

Он смотрел на меня с мольбой о помощи, которую я не могла ему оказать. На глаза незаметно навернулись слёзы.

Онемев от ужаса и его пронзительного механического взгляда, я не могла сдвинуться с места. А потом сознание в его глазах начало тухнуть, и мне показалось, что ещё секунду–другую — и он вновь атакует.

В тот же миг рядом раздались чьи–то голоса и шаги.

— Он не мог далеко уйти!

— Я его вижу!

«Контрабандисты» — поняла я. Делать из людей механоидов было запрещено законом. Такие существа быстро умирали, а те, кто протягивал чуть дольше, теряли рассудок и становились неконтролируемыми. Но всё же находились безумцы, готовые платить за то, чтобы «воскресить» своих умерших. Говорят, всему виной минутный проблеск сознания, прежде чем мозг закоротит. Из–за этого люди думали, что есть надежда. Вот только понимание, что новое существо — уже давно не их близкий человек, приходило слишком поздно. Например, в тот момент, когда они сами оказывались на грани мира живых…

Прежде, чем я успела сдвинуться с места, меня заметили. И что было самым худшим — узнали.

— Так–так–так, а кто это тут у нас? Неужто, сама Небесная Лисица пожаловала? — ехидно заметил мужчина. Адам Толкер, владелец местной забегаловки «На кону», где заключалось большинство сделок. О том, что он — не законопослушный гражданин, уже и так все знали. Но даже самые смелые из них не предполагали, что он занимается торговлей органами и экспериментами с людьми.

У меня внутри всё похолодело. Я очнулась и побежала прочь раньше, чем в воздухе раздалось «взять её!».

Сердце колотилось как безумное, пока я уходила всё дальше и дальше. В голове стучало лишь одно: «Беги! Беги! Беги!»

И я неукоснительно следовала этой инструкции. Забежав за угол, я оглянулась и скрылась от преследования воистину только чудом. Впрочем, другие именуют это незакрытым канализационным люком, в который я свалилась и неслабо приложилась коленями.

Мне хотелось кричать от тока, который прошиб нервные окончания в ногах и сигналил мозгу о помощи. Но я заткнула это желание подальше в глотку и отползла от зияющей дыры — так, чтобы даже посветив сюда фонарём, меня не нашли.

Из–за влаги и затхлости дышать тут было непросто, а тем более после быстрого бега. Лёгкие горели, но я делала скупые вдохи сквозь шарф, боясь, что трубы разнесут эхо от моего дыхания.

Наверху послышались звуки погони.

— Я видел, как она завернула сюда!

— Мы так упустим её!

— Ничего, главный знает её корабль. Не уйдёт, как мертвяк не ушёл.

— Скоро они будут в равных условиях, — добавил ещё кто–то.

Послышался гогот, который постепенно удалялся вместе с шагами. Кажется, люк они и вовсе не приметили.

Ловя каждый звук, я умудрилась затаить дыхание, и возобновила его, лишь когда всё вновь затихло. Только грязная вода плескалась вокруг. Я старалась не думать, какой путь она прошла прежде, чем оказаться здесь.

Подождав ещё немного, я попыталась встать. Ноги болезненно заныли, но я сцепила зубы и огляделась. Это было достаточно проблематично в кромешной тьме, нарушаемой лишь слабым светом из отверстия люка.

Когда глаза привыкли, на стене стали заметны скобы, по которым можно было выбраться наружу. Что ж, умно. Мешало лишь то, что я не была уверена, могу ли вылезти прямо здесь? Вдруг кто–то всё же заметил, и решил подкараулить рядом?

Впрочем, это они собираются сделать не здесь, а возле «Рассветного Путника». Дожились!

Я закрыла лицо руками, а потом обхватила ими голову. Что теперь будет? Куда мне идти? И что делать?

Я прекрасно знала: те, кто занимаются пересадкой органов, не отпускают свидетелей. Для свежих мозгов всегда найдётся применение… И они не остановятся, пока не будут уверены, что я никому не проболтаюсь об их деятельности.

Стало очевидно, что я не могу вернуться на свой корабль. Надо придумать что–то. Залечь на дно. Они могут установить слежку за «Рассветным Путником», так что даже если я проберусь туда в маскировке, всё равно могут узнать, куда я направлюсь. Домой возвращаться нельзя — рискованно. Тогда куда, куда мне податься?

Голова гудела от этих вопросов. Перед глазами то и дело всплывал мертвенный взгляд жёлтых глаз, заставляя вздрагивать. Бедный МакКензи… Он всегда был так добр к нам. Да и ко всем окружающим. Временами угощал чаем после полётов, и так радовался, когда мы предложили ему осуществить мечту и перебраться в город у моря…

У него не было семьи, о которой можно было заботиться. Поэтому он отдавал свою любовь окружающим, и относился к нам четверым, как к внукам. Взамен мы всегда заглядывали к нему, когда были неподалёку.

Его смерть была внезапной, и как это произошло, мы так и не поняли. Все говорили разное. Одни — что сердце не выдержало, другие — упал на арматуру, споткнувшись, третьи — что слёг от горячки. Мы опоздали буквально на пару дней, чтобы попасть на похорон, о котором не знали. А теперь я думаю: не убили ли его специально для опытов?.. Может, они целенаправленно подбирали добрую натуру, надеясь, что и «оживлённый» не будет буйным?

Что ж, если так, то они ошиблись. Я потёрла рукой шею, всё ещё чувствуя на ней следы от железной хватки.