Рита взяла было паузу на обдумывание, но пауза не понадобилась. Решения начали приходить одно за другим.

— Во-первых, я могу отвести его на подземные этажи.

— Я же говорю тебе: он их не сможет увидеть. Он даже на восьмой — верхний! — сейчас не попадет.

— Ему и не надо ничего видеть. Я их вижу! Значит, смогу провести.

— А выжить там ты сможешь? Сил у тебя мало, опыта в таких путешествиях тоже.

— Я уверена, что если будет нужно, нас проводят. Верно, Адам? — спросила она у дракона, уже некоторое время прислушивавшегося к разговору. Тот кивнул.

— И все же… — начал Он.

— Есть и другой вариант. Очень простой. Никому не надо геройствовать. Надо только немного потрудиться. Скажи, что будет, если каждый накормит Ярослава своей силой? С ним ведь уже случалось такое: получать силу от совершенно разных существ. Так можно?

— Нет, Рита, — с сожалением покачал головой Он. — Раньше было можно. Но сейчас нужна однородная энергия. Нужен кто-то один, у кого будет достаточно сил, чтобы делиться с Ярославом.

— Но ведь можно отдать силу, получить ее снова и снова отдать. Разве нет?

Он посмотрел на Риту с некоторым даже изумлением.

— Ты хочешь проделать это сама?

— Да. А что, ты мне запретишь?

— Нет, конечно. Но у тебя, скорее всего, не получится, прости. Вся сила, какая у тебя появится, пойдет на заживление твоих крыльев. Ты ведь представляешь, сколько им будет нужно?

Рита досадливо поморщилась, но на самом деле понимала, что должна быть скорее благодарна. Хороша бы она была, если бы забыла об этом!

— Это вообще не проблема. У меня нет никаких крыльев, — сказала она, быстро, чтобы не успеть передумать. Она почувствовала, как люди, постепенно подходившие ближе к Нему и к Рите, затаили дыхание. А потом крыльев не стало. Рите стало зябко, как будто она осталась голой в эту холодную, уже почти зимнюю ночь. Она поёжилась, но тут же выпрямилась и с вызовом спросила:

— Ну как, есть еще какие-нибудь проблемы?

Он покачал головой — то ли не нашел слов, то ли не посчитал нужным говорить то, что и так очевидно.

— Тогда… — Рита обратилась к собравшейся вокруг них толпе. — Вам не кажется, что технический директор еще не успел оправдать свое принятие на должность? Слишком рано его отпускать! Мне нужна ваша сила. Вы дадите ее мне?

Кто-то сомневался и отступал чуть дальше, но большинство согласно кивали. Рита никогда не имела дела с толпой и не была уверена, что у нее получится хоть что-то, но не хотела упускать момент. Она хотела исправить всё, именно сегодня, немедленно. Очень хотела. И в темноте ноябрьской ночи начали прорастать цветы. Десятки цветов — голубых, желтых, розовых, лиловых. В какой-то момент Рита с изумлением увидела даже желтый цветок саламандры, невесть как оказавшейся на площади. Цветы прорастали и распускались, люди подходили к ней и отдавали их, а она брала эти цветы и говорила: «Спасибо».

А цветы все продолжали прорастать. Цветы для Ярослава. Цветы, которые доверили ей. Ее цветы.

Потом была длинная ночь. Ярослава переместили в снова появившийся, как ни в чем не бывало, «Каприччо». Сержа тоже куда-то унесли, Рита дала себе слово потом разузнать, что с ним было дальше. А пока что она устроилась на диване рядом с Ярославом. Подкормила его той силой, что уже успела накопиться в ней самой. Потом взяла первый цветок. Снова отдала силу Ярославу. Взяла второй цветок…

К утру Ярослав открыл глаза. Сказал:

— Ты светишься, как солнце, — закрыл глаза и уснул.

Еще два — последних — цветка спустя Рита обессиленно повалилась рядом. Глаза закрывались сами собой, но зато Ярослав — он снова светился. Пусть слабо, почти незаметно, но светился. А значит, теперь все будет в порядке.

Утром ей стало жаль крыльев. Крыльев было жаль безмерно, и Рита раза три за утро была близка к тому, чтобы начать корить себя за поспешное решение: спрашивается, что мешало сделать все то же самое, но не так быстро? Выздороветь, вылечить крылья, подождать некоторое время, потом отыскать Ярослава (Адам наверняка сдал бы контакты) и уже тогда…

Но нет. Ярослав был ей нужен здесь и сейчас, а не когда-нибудь потом. А крылья… крылья все равно были неправильные.

На завтрак забежали Лара и девочка-бариста. Света, вот как ее звали. Взяли по чашке кофе, посидели, вроде бы ничем особенно не докучали, но (Рита это точно поняла) приходили именно к ней, понаблюдать, как она теперь. Выпили, ушли. Лара, с которой никогда особо не дружили и общались крайне мало, почему-то обняла ее на прощание и шепнула:

— Крылья вырастут лучше прежних, вот увидишь!

Рита чуть не расплакалась в ответ, но нашла в себе силы улыбнуться и вцепилась в эту мысль руками и зубами. Вырастут. Вырастут новые, в самом деле, почему бы нет? Вдруг и правда вырастут?

К полудню проснулся Ярослав, вышел, окинул ошалелым взглядом «Каприччо» и саму Риту, подошел, провел ладонью по ее спине, будто не доверяя зрению.

— Не показалось, — с сожалением сказал он. — Я так хотел их сберечь, а получилось… почему мне кажется, что это вышло из-за меня?

— Потому что дурак, — с раздражением ответила Рита. — Как это могло получиться из-за тебя, интересно, если ты был без сознания? Ну да, я отказалась от крыльев. Так было удобнее на тот момент. Мои крылья, что хочу, то и делаю. Новые отрастут.

— Конечно, твои, — улыбнулся он и снова погладил ее по спине, — я и не претендую, что ты. Если ты говоришь, что так было нужно, значит, так и есть. Но если я могу тебе помочь — если тебе нужно помочь…

Тут Рита все-таки не выдержала. Ярослав будто сразу почувствовал, чем дело кончится, и прижал ее к себе, чтобы ей удобнее было выплакаться. Рита плакала — о своих крыльях, о Сергее, так глупо распорядившемся силой и умениями, о Ярославе, которому пришлось столько всего пережить из-за нее, о той глупой себе, которой казалось, что давать знания человеку — это забавно. Обо всём. О том, что ее жизнь меняется бесповоротно, и с этого дня изменится снова. Она плакала обо всем безвозвратно потерянном и прошедшем. Но сквозь слезы видела и верила: там, впереди, совсем скоро, всё будет хорошо.

— Снега снова нет, дамы и господа. Был днём, да весь вышел, — торжественно сообщил Адам, вваливаясь в «Каприччо». Его выбрали местом общего празднования сразу по двум (как минимум) причинам. Во-первых, «Каприччо» всегда был таким, каким нужно, поэтому сегодня здесь сразу был готов большой общий стол на всех, не пришлось двигать мебель, выносить лишние столы, приносить стулья и так далее. И Его отвлекать по таким мелочам не пришлось. Это важно, особенно в канун Нового года, когда у каждого и так дел гораздо больше, чем способен вынести нормальный человек. Носить еще и мебель — это перебор. Во-вторых, когда стали обсуждать возможные варианты, кто-то припомнил Рите зажатую вечеринку по случаю освобождения. Она не стала отнекиваться, потому что ждала чего-то подобного и сама полагала, что вечеринки явно не хватило. Как-то всем тогда было не до того. В общем, праздновать решили у нее.

За последний месяц Рита поднаторела в проведении праздников. Раньше в «Каприччо» почти никогда не приходили, чтобы что-то отметить, просто никому не приходило в голову. Как-то не хотелось. Потому что Рите большие компании были ни к чему. Теперь ей было интересно, она набиралась опыта перед общим Новым Годом, и к ней зачастили компании, отмечающие чьи-то дни рождения, заранее празднующие Новый год и Рождество… разве что корпоративных праздников так и не случилось. Теперь она чувствовала себя — ну нет, не готовой, конечно. Но не такой растерянной. Теперь она могла хотя бы попытаться нормально всех принять.

Некоторые, конечно, отмечали дома, с семьёй, и их все отлично понимали: выбирая между работой, которая вместо нормального приличного корпоратива предлагает провести вместе саму новогоднюю ночь, и чудом выжившими отношениями с родными (для каждого, кто подошел слишком близко к чудесам, это — чудо), стоит, разумеется, выбирать семью. Ярослав виртуозно выкрутился, заранее сагитировав сестру приехать в гости к родителям, встретить праздник вместе с ними, а сам пообещал прийти первого числа. Или второго. Ну, седьмого-то точно. Не потому что не хотел и откладывал, а потому что сам не знал, когда сможет. Его в семье, как обычно, осудили, но поняли. Это был не первый подобный случай в его жизни, случалось ему и вовсе проводить новогоднюю ночь, разгребая какой-нибудь аврал.