И самое печальное, понял он, заключается в том, что даже если вдруг ритина реакция — настоящая, искренняя, он все равно не сможет в это поверить. Потому что ну как в это поверить? Что можно счесть признаком неравнодушия девушки, которой изобразить любой такой признак — легко и естественно? Вот именно. Ничего. И как он может ей верить?

Это напоминало волны, продолжающие биться в его голове даже после того, как он вернулся с речного дна. Мысль, потом другая, потом третья… Потом еще одна.

А зачем, собственно, он должен ей верить? Разве недостаточно того, что она хочет показать ему именно такую реакцию? Она могла бы оттолкнуть его, но не оттолкнула. Могла бы остаться безучастной, но не осталась. Так какая разница, была ли она поражена этим поцелуем до глубины души или просто доброжелательно его приняла? Ее реакция — то, что она ему показывает. Не надо верить. Не надо обманываться. Надо просто видеть, что именно она хочет до него донести, слушать биение ритиного сердца и делать то, что подсказывает сердце собственное.

— Я не отпущу тебя к нему, Рита, — тихо шепнул он ей на ухо. — Ни за что не отпущу.

Рита слегка откинула голову, подставляя шею для поцелуя, и рассеянно спросила:

— Да? Почему?

— Да. Потому что он тебя не стоит.

Рита слегка отстранилась, испытующе глядя ему в лицо:

— Думаешь? А кто же тогда меня стоит? Может быть, ты? Ты что, лучше него?

— Лучше, — уверенно сказал Ярослав. — Для тебя — точно лучше. Ему всегда будет нужна твоя сила. Он всегда будет ждать момента, когда ты привяжешься к нему, чтобы ударить по-настоящему больно.

— А ты нет?

— А я нет.

— Это потому что ты не умеешь так, как он.

— Если бы и умел, не стал бы.

— Это ты сейчас так говоришь, — вздохнула она. — А вот если я попрошу тебя поклясться…

— Клянусь, что никогда не стану посягать на твою силу и действовать тебе во вред, — твердо сказал Ярослав.

— Хитрый такой. А с чьей точки зрения вред — не уточнил.

— С моей, разумеется. Поэтому я не стану спокойно стоять и смотреть, если вдруг ты всерьез соберешься связаться с этим типом. Это и есть вред, самый настоящий. Но про силу-то никаких оговорок быть не может.

— Только это и утешает, — рассмеялась Рита и снова прильнула к нему.

— В каком смысле «Николаю нужен кабинет»? — ошарашенно переспросил Адам. — Он же в «Айс дриме» сидит.

— Больше не сидит, — торжествующе заявила Лара. — Он теперь… ну, не то чтобы прямо свободен, ему еще ученицу обучать, но хотя бы материален. И наотрез отказывается иметь дело с «Айс дримом», говорит, надоел хуже горькой редьки. Честно говоря, я считаю, что он имеет полное на то право.

— Ну ни фига себе сходил в поход. Такие перемены и без меня! Ладно, сейчас что-нибудь соображу. Критерии-то какие? Ему там кого попало принимать или только осведомленных? На пятом этаже пойдет или только в видимом здании?

— Ну, я же не жалуюсь, что ты уходил с работы в пятницу человеком, а вернулся драконом, такие перемены, и без меня, — пожала плечами Лара. — Пятый этаж отлично подойдет, все визиты будут проходить исключительно во сне, как и раньше. Просто кафе для этого больше не нужно, а специалисту полагается кабинет.

— Медаль за занудство ему полагается, — с чувством сказал Адам. — А еще он проставляется в эту пятницу, так ему и передай. Ужасно рад за него! Неужто он наконец-то нашел достаточно золотого мальчика, чтобы решиться его учить?

— Не-а. Он девочку нашел, — хихикнула Лара. — И сам от этого в шоке, хотя, конечно, мастерски скрывает. Сама Надя, по крайней мере, уверена, что все происходит по его личному плану.

— Если девочку, значит, и вовсе бриллиантовую, — изумился Адам. — А сколько зароков-то было, сколько громких слов!

— Ладно тебе, а то ты сам не знаешь, сколько стоят громкие слова. И кстати о бриллиантовых девочках, как Алла? И куда ты ее дел?

— Алла у меня дома. Обнимается поочередно с ноутбуком, холодильником и кофеваркой. В перерывах пытается разнести то квартиру, то меня. Но бытовую технику не трогает, из чего я делаю вывод, что она куда более вменяема, чем стремится мне показать.

— Как у вас всё… непросто, — озадачилась Лара. — Ты ее с мамой уже познакомил?

— Нет, жду, пока у Аллы задор все громить закончится. Пока что рекламирую заочно.

— Интересно, что именно. По твоим же словам, рекламировать особенно нечего пока что. Ну, кроме ее драконьей сущности, но ты же, наверное, и о своей-то маме не раскололся?

— Нет, конечно, хотя чую, что придется, против ее проницательности я долго не продержусь. А вот с рекламой гораздо проще. Можно подумать, ты сама этого никогда не слышала в моем исполнении: «С тех пор, как она появилась, мой дом просто не узнать, даже не думал, что он может так выглядеть» — ну, и все в таком духе.

— Что будешь делать, когда придется демонстрировать ей изменившийся дом?

— Что-что… ремонт. Его так и так делать придется. Алла довольно разрушительна. Пока что.

— Слушай, Адам… — Лара замялась, не зная, как бы повежливее сформулировать. — А ты уверен, что тебе стоит вот так держать ее при себе? Мне показалось, она была не очень рада тому, что ты ее вообще притащил наверх. И твоей компании. И всем перспективам, которые ты ей расписывал.

— Конечно. Она сейчас ничему не рада. Она привыкла жить в страхе за свою жизнь и всего бояться. И теперь ее ужасно бесит, что оказывается, можно было не шариться по подвалу все эти годы, а нормально жить наверху, даже интереснее, чем до перерождения. Но она, конечно, в этом не признается никому, даже себе. Поэтому официально она очень недовольна мной и моими действиями. Но я-то знаю, как все обстоит на самом деле. Я ее кровь пил.

— Высокие драконьи отношения, — содрогнулась Лара. — Не уверена, что я хотела это знать.

— Ой, да ладно тебе, не уверена она. Можно подумать, я первый день тебя знаю. Конечно, тебе любопытно до чертиков. И еще девочку жалко, вдруг я ее обижаю и принуждаю. Но поверь мне, если эта девочка не захочет, никто ее не принудит и не обидит. Если бы она действительно хотела, она бы сбежала так, чтобы я ее не нашел. Потому что почувствовал бы, что она не хочет, чтобы я ее нашел. И тогда не стал бы. Но она на самом-то деле хочет. Просто проверяет меня. Ну и пусть проверяет, а я буду снова бегать, искать, ловить и возвращать. И никогда ее не отпущу. Зато скучно мне теперь не будет точно. Вообще никогда.

— А то до этого у тебя была такая скучная-прескучная, практически беспросветная жизнь, — с сарказмом протянула Лара.

— Это звучит очень странно, но да, так и было. Сам дурак, конечно, но что уж теперь… Возвращаясь к Николаю. Передай ему или этой его ученице ключ от пятьсот десятого кабинета, пусть располагаются. И в пятницу мы все дружно заваливаемся к нему, обмывать кабинет, его самого, его ученицу… спиртное по его выбору. Пусть запасается. Закуска, так и быть, с меня.

— Тебе обязательно надо побывать со мной там, на подземных этажах. — они сидели рядом на диванчике в глубине зала «Каприччо», держались за руки, обнимались, но дальше не заходили, потому что — подумать только! — поговорить оказалось интереснее. — Некоторые из них вполне обычные, но на некоторых такая красота!

Рита скептически хмыкнула, намекая, что она в своей жизни каких только потусторонних красот не видела. Впрочем, память о тех видениях была не очень твердой: она тогда была слишком уж другой, и ее зрение было другим, и мышление. И на самом деле ей было ужасно интересно. А вот показывать свой интерес не хотелось: вдруг Ярослав еще возомнит, что она просит взять ее с собой. Нет уж.

— Уйти на пару часов, вернуться через пять дней и голой? Не уверена, что именно этого хочу. Кстати, ты, получается, потерял там эту свою закаленную драконами отвертку, которую мне расписывал?

— Представляешь, нет. Все мои вещи, включая отвертку, спокойно дожидались меня на восьмом этаже. То есть вот в чем угодно можно «Магию» обвинять, но она ужасно обязательная. Даже доставку мне организовала.