— Пиво кончилось, — печально сказал Адам минут через — сколько? Довольно быстро он с ним управился. — Может быть, все-таки пойдем? У меня такое ощущение, что на нас кто-то постоянно смотрит, причем больше на меня, чем на тебя.

— Да? — обрадовался Ярослав. — Тогда постой еще минутку. Есть у меня одна мысль.

Пива у Ярослава было больше одной банки. То есть, целых две. Он снова подошел к рюкзаку, достал вторую (которую, вообще-то, прихватил для себя, но чего не сделаешь ради работы!) и приглашающе помахал ей в воздухе.

— Эй, неведомое! Пива хочешь?

— А вы, небось, подразнитесь и не дадите, — сварливо отозвалось неведомое из темного угла.

— Дадим, если покажешься, — Ярослав удовлетворенно кивнул и открыл банку.

Кажется, у героев как-то немного не складывается, да?

Один прячется в подвале, если можно это так назвать, все глубже и глубже. И даже поужинать к Рите не зашел, хотя обещал.

Вторая действует исключительно из корыстных побуждений — или вообще непонятно из каких, то нужна ей свобода, то не нужна; заглядывается на посторонних юношей, а особенно их шарфы, и…

И никто из них толком не думает ничего про любовь. Как же так? — могли бы спросить вы. Возможно, вы даже уже это спрашиваете? Ну, так иногда случается. Двое людей встречаются, и их связывает нечто. Цветы. Чары. Какие-то мистические штуки. Отголоски судьбоносных предсказаний. Потом чары перестают действовать, потом перестает действовать инерция, оставшаяся после чар, а цветы, хоть и продолжают мистически стоять в вазе и не вянут, не приносят с собой обещанных перемен — и перестают считаться настолько важным событием. И что тогда остается между ними? Ну, примерно ничего. Несколько совместных вечеров, первая человеческая трапеза Риты (и вторая тоже), одна попытка защитить, один обморок и много, много недосказанности. Немного маловато для любви, вам не кажется? Впрочем, некоторым хватает и меньшего. Хватает порой пары взглядов, одного касания руки, дрожи, пробежавшей по телу, внезапного жара, вовремя сказанного слова. Кому-то хватает.

Но не Ярославу, настолько давно по-настоящему не влюблявшемуся, что он, кажется, вообще забыл, как это делается. И не Рите, которая не делала этого никогда и, в общем-то, не собирается начинать, как бы настойчиво Он ей ни советовал. Этим нужно особое приглашение. Вернее, не приглашение даже. Их в отношения нужно волоком волочь, сами не пойдут. В какой-то момент чуть было не пошли — так это они оба от испуга и неожиданности. Но эффект неожиданности прошел, теперь их так просто не возьмешь.

Тогда, получается, мы вообще зря начали рассказ именно с них? Ведь у них, выходит, практически нет шансов сойтись? И эта история вообще не об этом? Может, и так. А может, и не так.

Сейчас это история о том, как Ярослав пытается сделать торговый центр «Магия» по-настоящему своей территорией. Территорией, которую он знает и понимает. Он в курсе, конечно, что это задача непосильная, но может же он сделать хотя бы что-то в этом направлении, правильно?

А еще это история о том, как Рита, сама того не понимая, начинает прокладывать свой путь на свободу: оглядываясь по сторонам, взаимодействуя с другими, думая не только о еде, включаясь в игру под названием «жизнь в торговом центре».

А еще это история о том, как параллельные прямые не собираются пересекаться, не из принципа какого-нибудь, а просто потому что они параллельные, но в магической реальности их положение друг относительно друга не имеет решающего значения. Надо будет — останутся параллельными. Надо будет — пересекутся, как миленькие.

Когда Иван в свой личный свободный час (график работы у него был примерно как у Риты) пришел в «Каприччо», Рита очень ему обрадовалась, быстренько организовала пиццу, налила чаю и требовательно спросила:

— Как вы сумели забрать у нее платье? Так, что даже нить порвалась?

— Нить? — непонимающе нахмурился он.

— Ну да, та которая уже пошла по ее руке.

— Вот значит, как вы это видите, — понял он. — Для меня это скорее сгусток тени… впрочем, не важно. Она официально отказалась от владения платьем, поэтому оно больше не имеет над ней власти.

— Это так просто? — изумилась Рита. — Просто отказаться — и все?

— Ну, не так уж это просто. Нельзя просто сказать «это больше не моя вещь» и кому-то, например, передарить. Отказываться надо именно официально, в магазине, срок возврата — две недели. Через две недели я уже ничего сделать не смогу, даже если человек придет с отказом. Вещь уже слишком с ним срастается.

— А для тех, кто за две недели не вернул вещь, есть какие-то рецепты?

— Вы такого знаете? — напрягся Иван.

— Допустим. Так есть или нет?

— Универсальный — один: уничтожить эту вещь. Но это не так уж просто, они весьма прочные. Я один раз слышал о девочке, которая освободила свою мать от влияния брошки, с которой та уже практически слилась, за двенадцать-то лет. Но та девочка была саламандра, ей было что противопоставить магии, она эту брошку просто выжгла. Вы, пожалуй, вряд ли смогли бы повторить что-то подобное, при всех ваших возможностях.

Рита, честно говоря, и не собиралась. Скорее, хотела удостовериться, что и никто другой тоже не сможет.

— Саламандра? Это те прекрасные желтые создания, которые зимой устраивают пляску у нас под куполом?

— Да-да, это они. Правда, на мой взгляд они не желтые, но наверное, это издержки вашего зрения.

— Наверное. Но Вы же сказали: девочка?

— Там вышла странная история: женщина научилась плести магические сети и поймала в них саламандру, внушив той, что она ее дочь. И держала при себе лет десять в облике человека. А саламандра потеряла память, маялась, но не могла понять, что с ней не так…

— Подождите. Двенадцать минус десять — это два года. Получается, за два года владения предметом из ваших запасов она научилась плести такие сети, что в них можно поймать саламандру?!

— Справедливости ради, саламандра была совсем маленькая, взрослую бы это не удержало. Но — да.

— И придать ей человеческий вид? И внушить ей ложные воспоминания? И прогнуть реальность так, будто девочка всегда была? Все эти справки, документы, прочие скучные вещи, которыми занимаются люди?..

Иван вздохнул.

— Представляете, какое сильное искушение, да? Получить сразу так много… понятно, что никто из них от такого не отказывается. Сам-то владелец мог бы уничтожить предмет, если бы захотел. У него для этого обычно достаточно сил. Но никто не хочет. Поэтому, — повеселел Иван, — я определенно ваш должник, Рита! Вы мне очень помогли, спасибо вам большое!

— Ну, если так, — улыбнулась Рита, — тогда расскажите: как изменяется человек, которому попалась в вашем магазине красная вещь?

— Красная? — непонимающе переспросил Иван и тут же понял. — Вы же не об обычной цветовой гамме, да? Тогда я не знаю, как вам ответить, я иначе это вижу.

Рита подумала-подумала и решила, что ничего такого не случится, если она выдаст, о чем речь на самом деле.

— Ну, например, вы на днях продали шарф. Красный шарф с огненными всполохами по краям, так мне его описали. Он точно отличается по сути от того самого платья. Вы можете сказать, что станет с его владельцем?

— Очень приблизительно. Но думаю, как раз вы это сможете понять даже лучше, чем я.

— Почему это?

— Ну, — Иван слегка смутился. — Вы ведь питаетесь… человеческими эмоциями, правда?

— Можно сказать и так, — кивнула Рита, подавив смешок. Как он деликатно выразился, надо же.

— И вся ваша магия, в общем-то, следствие вашего типа питания. Вы получаете эмоции, перерабатываете их и превращаете в собственную силу. Примерно так, да?

— Никогда об этом не задумывалась. Но наверное, да, примерно так.

— А владелец шарфа скоро сможет питаться человеческой злостью и агрессией. И сможет ее перерабатывать — вы примерно представляете, во что, да? Пугающая судьба, если задуматься. Постоянно быть в центре конфликтных ситуаций, постоянно провоцировать, злить, чтобы добиться от людей нужной реакции… можно этого и не делать, конечно, но люди, к сожалению, очень жадные. Они сразу хотят получить как можно больше. Как бы его не убили в первый же месяц, когда он еще не наберет достаточно сил…