– А я пока спрошу у мамы, какие пчёлы её покусали.

5

Аккуратно приоткрыв дверь, Элай прошёл в избу.

Матушка, уложив заснувшего Нора в колыбель, сидела рядом у окна, горящего золотом заката.

Нэри старший постоял у порога, обшаривая взглядом дощатый пол под ногами и думая, с какой стороны бы подобраться к дилемме. Этот день и без того выдался длинным и богатым на события, причём не на самые хорошие. Был конфликт с одним Дарффи, который принимал «уплату» за защиту от северных налётчиков. Тому не понравилось качество меха – старый, свалявшийся, толком негодный для продажи. До этого они с Мирой поругались из-за того, что им самим не остаётся ничего на продажу в Вельфендоре, а тот мех стоило приберечь для холодов, и сделать из него новые шубки для детей. Но выхода иного просто не было! У них больше нет ничего, что можно было предложить Дарффи. Разве что всё скудеющие запасы погреба, на которые они сейчас живут. Новый урожай ещё даже не засеян – Элай в одиночку вспахивает их поле, пока жена работает в огороде, а мать возится с детьми. Был ещё вариант отправиться в лес и нарубить дров, загрузить телегу до отказа и отвезти братьям вместо оговорённых зерновых культур или меха. Объяснить им ситуацию, мол, сейчас вот так, а на следующий раз, как договаривались. Можно было самим продать дрова, хотя за них сейчас много не выручишь. В самом Вельфендоре многие дома отапливаются с помощью магии из Академии. Но платить деньгами всяко лучше, чем древесиной, пусть их и немного. Это был неплохой вариант. Разве что на добычу достаточного количества дерева ушёл бы не один день, а это означало, что он может не успеть подготовить поле к сезону. И тогда проблем станет ещё больше.

Однако теперь с ними Кай! Вдвоём с братом они и поле вспашут да засеют, и дров нарубят, и рыбы наловят, а если Дарффи вдруг начнут выступать, дадут достойный отпор!

Усевшись за стол, идеально чистый, как и всё в их доме, посмотрел на матушку, ворочая уже готовые слова на языке.

– Ты не рада его возвращению? – мягко спросил Элай. – Ему нелегко пришлось, знаешь.

– Это не Кай, – внезапно заявила она, не отводя взгляда от окна.

Элай в недоумении захлопал веками, представляя себе образ того парня, которого нашёл на обочине в грязи. Его лицо – чуть впалые щёки, как у отца, крепкий немного вытянутый подбородок, серые глаза с едва заметной тенью печали, как у матери. Высокий, худощавый. Да это Кай! Не может быть, чтобы это был не он! Кай и всё тут!

– Он жил в доме охотника, – проговорил Элай и это объяснение, прозвучавшее в тишине дома, показалось ему каким-то нелепым и неуместным. Как шутка, рассказанная во время похорон.

– Думаю, куда бы его положить, – решил он отвлечь разговор, оглядев их скромное обиталище. Всего две кровати, не считая колыбели. Одна примыкает к печи с левой стороны, расположившись за столом напротив входной двери, вторая – под окном, на ней сейчас сидит матушка. Изголовьем вторая кровать утоплена в своеобразную нишу между стеной и другой стороной печи. На той, что слева, напротив двери, спал сам Элай в обнимку с Нирой, иначе места не хватало. А на правой умещалась мама с Лаирой.

– Пожалуй, соорудим ему скамью на первое время. А сегодня пока на чердаке поспит, – сказал он.

Так и не получив хоть какой-нибудь ответной реакции, он поднялся из-за стола. У двери задержался и произнёс:

– Ужин сегодня пораньше накроем. Боги его знают, как он там кушал, хорошо или плохо. Голодный, небось.

– Я не знаю, что ты привёл к нам в дом, – так же неожиданно, как и в предыдущий раз, заговорила матушка, и тихие её слова прозвучали в бревенчатых стенах избы тяжёлым погребальным звоном: – Но это существо не мой сын.

1

Всю дорогу до участка Хеннов Кай был мрачен. Давящее бремя одиночества и всепокинутости, преследующее его в чертогах крепости, вернулось. Как радоваться возвращению в родную обитель, если тебя даже родная матушка не признаёт? Там, в замке, его посещала мысль, что всё это – люди в масках, чудовища в плавильне и светящийся камень вместо сердца – может быть… да нет, должно быть сном или галлюцинацией больного разума. Кошмаром, от которого просыпаешься в холодном поту. Забавно, сейчас на дурной сон больше похоже то, что он видит, и то, что происходит вокруг. Изменившийся за столь долгое время дом, ушедший из жизни отец, срубленная яблоня, опустевшая будка Малли – их овчарку, по словам Миры, загрызли волки в позапрошлом году, – проблемы с разбойниками и, самое страшное, взгляд матери. Тот взгляд, увидевший в нём не пропавшего сына, а какого-то незнакомого недоброжелателя, которого зачем-то привёл Элай. А как изменился сам старший брат! Где тот чудо мальчик, мастер на все руки, гордость семьи и любимец округи? В зелёных глазах больше не витает то доброе и наивное благородство, которое так бесило Кая в детстве, с которым он, засучив рукава, брался за любую работу, и всё-то у него спорилось и получалось. Теперь там отражалось лишь смиренное терпение, с которым он тащил возлёгший на него груз ответственности за жену, детей и мать. А Мира! В этой чуткой и заботливой особе, ведущей под руку красавицу дочь, едва-едва узнавалась та весёлая и нахальная девица, научившая Кая плавать, путём внезапного спихивания в воду.

На подходе к соседскому дому, их встретил заливной лай чёрного пса. Смешно задрав уши, здоровяк с мощными лапами бесновался на цепи, возвещая о прибытии гостей.

– Боги, это Саббар так вымахал? – вспомнил Кай чёрного щенка Хеннов, что принимал постоянное участие в их с Мариком авантюрах и был спутником всех походов на рыбалку или по ягоды.

Мира энергично закивала.

– Вот это откормил его старик!

Они остановились у порога и постучались в дверь. Саббар к этому времени замолк и теперь неуверенно смотрел на них – он знал Миру и видел в ней друга, поэтому тревогу поднимать не собирался. Кая, в свою очередь, кажется, не признавал, хотя то, что он пришёл в обществе «знакомых», прибавляло ему немного доверия с его стороны. Тем не менее, уши его были по-прежнему навострены, а хвост энергично метался из стороны в сторону.

– Не узнаешь, Саббарушка? – ласково проговорил младший, подобравшись к нему поближе.

Пёс гавкнул пару раз, скорее настороженно, чем обрадованно. Когда же к нему на встречу был сделан ещё один шаг, и Кай протянул руку, чтобы погладить его лобастую мордаху, тот вдруг со скулежом прижал уши и припал к земле, словно рука юноши превратилась в огромный мясницкий нож. Бочком отполз подальше и спрятался в будке, испуганно сверкая глазами.

Кай моргнул растерянно, и в этот момент из дома к ним вышел старик Хенн.

– Доброго урожая вам, Аднес, – с улыбкой поклонилась Мира.

Старик, который за эти семь лет толком не изменился – разве что стал чуть ниже, – коротко качнул головой в ответ и вставил в рот самодельную трубку.

– У нас тут небольшой праздник по поводу возвращения Кая. Хотели баню растопить. Вы не возражаете?

Пропыхтев закуренной трубкой и лениво разогнав рукой клубы дыма, старик кашлянул и ответил скрипучим голосом:

– Топите, топите, конечно!.. Все ж свои… да, молодой человек? – поднял он на Кая блестящие озорным блеском глазки, прячущиеся под густыми седыми бровями.

Младший улыбнулся.

– Свои… свои… – повторил Аднес Хенн и заискивающе повёл трубкой в сторону Миры. – А Кай это кто?

– Ну, как же… – она скользнула по юноше смущённым взглядом и продолжила учтиво: – Кай вот он. Младший сын Ганна. Брат мужа моего.

Старик несколько мгновений пристально смотрел на Кая, видимо, роясь в оскудевшем багаже воспоминаний, после чего, снова взяв в зубы прикус трубки, повернулся к Мире.