«Дом. Родной дом. Получается, семь лет мы с тобой не виделись…» – эти мысли больно кольнули душу.
С горечью озирал Кай родные просторы. Отчасти, возвращение домой подбадривало его. Но с другой стороны что-то всё равно вызывало тревогу. Что-то в этом окружении, в котором он вырос, было не так. Может, сказалось время. Пожалуй, так и есть. Ничего, вот скоро увидится с матушкой, с отцом. Завтра, возможно, со своими друзьями. С Мариком Хенном. Вот тот обрадуется! Тоже подрос, наверное. Впрочем, почему «наверное»? Подрос и лишился пальца...
– И долго вы… мы, – поправил он себя, – будем терпеть их?
– Дарффи?
– Угу, – коротко промычал Кай.
– Академия сейчас занята поиском зверя. Мы с Хенном пытались обратиться напрямую к архимагу, но он вечно куда-то пропадает.
– Ты сказал, их всего трое? Смотри, мы с тобой, Марик, отец…
– Ох, Кай, – перебил его Элай. – Отца нет.
Так и недосказанная мысль сорвалась в обрыв.
3
Они оба молчали, глядя вперёд.
Кай чуть коснулся своей груди. Шершавого ожога, что объял солнечное сплетение. Так странно. Вроде чувствует, что есть плоть, а вроде, и нет. Нет там ничего. Дыра. Пустая брешь и дело не в серебристом переплетении – оно правее. А эта дыра прямо в центре. Пропасть от осознания потери близкого человека.
«Папа... Как так?..»
Несмотря на то, что рука упиралась в обожжённую кожу, казалось, её всё равно можно было окунуть в эту пустоту.
«Как больно».
Он зажмурился.
– Как? – тихо спросил спустя минуту.
– Он… Когда ты ушёл… когда пропал, он с горя места себе не находил. Обыскал всю округу вплоть до Аншерских гор и Виендсаля. Неделю потом ходил весь сам не свой. Как немой стал. Пить начал. Срубил яблоню нашу…
Кай метнул взор на холм, к дому. Ведь точно! Вот что его так смущало в картине родного края! Вот отчего дом казался таким куцым и каким-то одиноким. Не было больше той пышной кроны, не было могучего ствола, к которому он прибил дощечки, соорудив лестницу до верхних веток, чтобы яблоки собирать. Из-за того злосчастного амбара глазам юноши открывался косой широкий пень.
– Потом что? – прозвучал дрогнувший голос младшего.
– Потом он заболел. Лежал в бреду, всё стонал и вопил, твоё имя повторял, слезами заливался. Целитель из храма приходил, но только руками развёл. Ни травы, ни волшба не помогли.
«Если бы я тогда сдержался, – раскусывая в кровь губу, думал Кай, – если бы просто попросил прощения и стерпел все нападки…»
У начала забора Элай остановил телегу. Спрыгнул на землю и, что-то объясняя, вытащил пустые ящики из кузова. Кай не слушал. он, ссутулившись под тяжестью вины, взирал на серо-бурое небо, утопая сознанием в шуме поднявшегося ветра, от которого, по идее, должен был давно продрогнуть.
«Наверное, мне стоило остаться в том замке, – ворошила скорбь его думы. – Заточённым навеки в глубинах. Как же теперь матушке в глаза смотреть?..»
Пока он так сидел, не заметил, как Элай отнёс короба к амбару, забежал домой и вернулся со стопкой чистой одежды.
– Вот, ты пока это надень, – всучил он ему сложенный хлопковый жилет, штаны и пару лаптей. – Семейству представим тебя, а затем баньку растопим! Отогреешься там.
Быстро накинув на себя одежду, Кай потопал за ним, но как только они прошли через калитку, Элай остановился и ткнул ему пальцем в грудь.
– Про то место колдовское никому не рассказывай. И это… – он прикрыл обожжённое место с серебряной паутиной краем жилетки, – тоже никому не показывай. Потом с тобой решим, что делать. Как спросят, где был все эти годы, скажи, что прожил в доме охотника… что тебе память отбило от холода после того, как ты в лес убежал и потерялся. Дурость, конечно, но уж лучше это, чем матушку историями о колдунах и неведанных существах пугать. Боюсь, не справится она с этим, – с тоскливым вздохом проговорил он.
– Я понял, Элай, – спокойно сказал Кай и, подняв голову, выглянул из-за его плеча.
На пороге дома стояла женщина – не мама – в белом сарафане и красной косынке, за которой виднелась длинная русая коса. Взволнованно сведя брови, глядела в сторону телеги, прикрываясь ладошкой от лучей заходящего солнца, и, похоже, пыталась понять, кого же это привёл Элай.
Уже после того, как старший брат упомянул «семейство», которому Кая надо представить, юноша догадался, что ждёт его там не одна только матушка. Проходя мимо будки, заметил, что та пустует. Неужели, эти семь лет унесли не только их отца? Вопросительно глянул на брата, и тот, скорбно скривив губы, утвердительно качнул головой, что означало – их любимой овчарки Малли тоже нет.
– Мира, смотри, кого я нашёл! – громогласно возвестил Элай, по-дружески хлопнув младшего по спине.
Когда они приблизились к порогу, подруга детства, кажется, начала узнавать в нём своего друга и главного напарника по рыбалке в Большой Гальке. Спешно подошла к ним.
– Кай?.. – неуверенно спросила она.
Младший кивнул.
– Кай! – с радостным возгласом бросилась она к нему на шею. – Какой ты стал! – Округлив свои красивые голубые глаза, посмотрела на него снизу вверх.
– А ты какая!
– Вот счастье-то! – прижалась она к нему крепко-крепко. – Мы и мечтать уже перестали увидеть тебя вновь! И тут столько всякого разного случилось!.. И вдруг ты!.. А мы!..
– Прямо луч света среди пасмурного неба! – пояснил её слова Элай.
Юноша краем глаза скользнул по брату – богатырь, скрестив руки, стоял рядом и тоже улыбался. Каю даже показалось, что по его щеке пробежала слеза.
– Ох. Да! – Мира закивала. – У меня что-то на радостях язык окостенел, – со смехом сказала она и, оторвавшись от младшего, подошла к Элаю.
Кай и сам готов был расплакаться. Хотел уже сказать, как рад их всех видеть – он действительно чувствовал все эти прошедшие годы, хотя и не помнил ничегошеньки, – но тут всех отвлёк плач ребёнка. Они оглянулись ко входу в избу. На пороге стояла мама с младенцем на руках. Её круглое лицо очерчивали глубокие морщины, а отстранённый взор серых глаз упирался в вернувшегося сына. И во взоре её не нашёл тот ни капли радости, ни следа волнения. Не последовало ни бурных эмоций, ни слёз, ни всхлипов. Она смотрела на Кая, как на незнакомца… да не просто, как на незнакомца, а как на человека, принёсшего весть о гибели её родственника. Смотрела, убаюкивая тихо хнычущего ребёнка и чуть покачивая головой, будто смиренно соглашаясь с прихотливой волей судьбы или Богов.
Сделав шаг вперёд, младший легко поклонился и мягко произнёс:
– Здравствуй, матушка.
Всё ждал и надеялся, что вот сейчас, вот-вот, она одумается, опомнится и, ахнув, сквозь слёзы промолвит его имя. Но ничего не менялось. Только шелест ветра стал отчётливее в образовавшейся заминке.
4
– Мама, это я, Кай, – выразительно проговорил Кай, сделав ещё один шаг.
В дверь, протиснувшись мимо тучной фигуры матушки, выбежала на улицу девочка лет пяти. Подбежала к Элаю и прижалась к его ноге.
– Пап? – с шёпотом взглянула она на старшего брата. – А это кто?
– Твой дядя, Лаира, – Элай поднял её на руки. – Твой дядя. Его зовут Кай.
«Я – дядя… – Кай немного шутливо, но по-доброму и с улыбкой, поклонился юной леди. Хотя душу рвали в клочья озлобленные уличные кошки. – Да во что превратился мой мир?!»
– Чего ж мы стоим! – Элай нарушил вновь повисшую неловкую паузу. – Давайте же...
Дверь избы с силой захлопнулась, отчего маленькая Лаира испуганно вздрогнула. Все в замешательстве посмотрели на причуду недовольной матушки, удалившуюся внутрь дома, и переглянулись.
Элай виновато потупился, а затем обратился к супруге:
– Мира, сходите с Каем к старику Хенну, спросите, можно ли сегодня баню растопить. И Лаиру с собой возьмите.
Когда те, ответив согласием, втроём направились к калитке, он, пробормотав, добавил: