– Мхм, пусть так, хорошо. Погоди… это тот ушлый мальчуган, что всё с Мариком таскался? А-а! Так вот… – он пару раз кашлянул, – …вот о ком… вспомнил, вспомнил, да, очень рад. – Он протянул ему свою худущую сморщенную руку, и Кай осторожно пожал её, опасаясь сломать. – Ты… это да, это хорошо. Так вы к Марику, значит? А его нет. Он вчера в Академию отправился. Вот. Да. Учиться будет.

«Да-а… старик Хенн совсем плох стал», – понял Кай, как ошибся, подумав, что он почти не изменился.

– Это очень замечательно, Аднес, – с доброй улыбкой сказала Мира, подняв на руки Лаиру – малышка со скуки начала дёргать её за сарафан. – Будем надеяться, у него всё получится. Мы пойдём. Скажем Элаю, что вы разрешили баню растопить.

– А, баньку, да, топите, топите! – энергично закивал им вслед старик.

2

Всё-таки одна вещь осталась неизменной – семейство Нэри всё ещё пользовались баней Хеннов. Её помогал строить отец, а, надо заметить, свою удаль Элай унаследовал именно от него, поэтому баня получилась добротная. За это старик и предоставил их семье безвозмездное право париться и мыться в ней в любое время. Отец, конечно, мечтал свою построить, вместе, втроём. Только он и его сыновья. Вероятно, ждал, пока Кай подрастёт и окрепнет, но… так и не дождался. Потому и сидят они сейчас с братом в парильне соседа, приняв на себя первый и самый ядрёный жар.

«Волшебно», – думал Кай, наслаждаясь тем, как пар с раскалённых камней прогревает кости. Как же этого не хватало там, в мрачных чертогах, и после, когда очнулся на дороге и искупался в речке.

– Что матушка говорит? – облившись водой из ковшика, спросил он.

Элай хмуро глянул на окружённую ожогом серебристую решётку у него в груди. Сияние камня мерно пульсировало.

– Не поверила, – сухо бросил он.

– Что я жил с охотником?

– Что ты её сын, – ошарашил его заявлением брат.

Кай опустил ковш.

– А ты веришь? – не поднимая взора, спросил он его. Младшему было страшно раньше времени увидеть ответ в его глазах. Уж лучше пусть он врёт ушам, они с готовностью примут это.

– А ты Кай?

«Хороший вопрос», – Кай задумчиво покрутил ковш, а затем зачерпнул немного воды из ведра и плеснул на камни. На некоторое мгновение их с братом разделила непроницаемая стена пара, но она быстро рассосалась, чуть ухудшив видимость в парильне.

– Не знаю, – честно признался младший.

– И что это такое тоже не знаешь? – Элай указал на его пульсирующее бледно-бирюзовым светом сердце.

– Нет…

Прошло достаточно времени, чтобы жар в бане начал спадать, а камни пришлось освежить, но они так и не проронили больше ни слова. Пока Элай, которого Кай едва различал в плавящемся тумане, не вымолвил:

– Я верю тебе, брат.

Юноша благодарно улыбнулся и, посчитав, что лучше сменить тему, спросил:

– Решил уже, что будем с Дарффи делать?

Сонное спокойствие парильни хлестанул плеск вылившейся воды – Элай опрокинул на себя остатки из своего ведра. Он, похоже, собирался уже уходить, однако вопрос усадил его обратно на скамейку, напротив полка, где устроился младший.

– Это работа Академии и стражи, – с расстановкой проговорил он, как бы заранее ставя точку в этом обсуждении. – Вот со зверем разберутся и за этих разбойников примутся.

– А нам всё это время покорно им оброк платить? Их всего трое, Элай! Возьмём топоры, вилы, да и всыпем им по первое число!

– У них мечи, Кай. И они прекрасно ими владеют. Поговаривают, что Дарффи – это дезертиры из кирстадской гвардии. Если это так, то, взяв топоры и вилы, мы лишь погубим себя понапрасну.

– Чепуха!

– Кай…

– Нет, ты послушай! Это Дарффи, наверняка, и пускают такие слухи. Зачем кирстадским гвардейцам вытряхивать последние кровные из вельфендорских фермеров, когда они могут со своими навыками наняться наёмниками к южным королевствам и жить припеваючи?

– Ты многого не знаешь…

– А тут и не надо много знать. Мы перестанем им платить, а когда они припрутся с возмущениями – причешем их мордами об вспаханную землю!

– Кай, драться с подготовленным человеком, вооружённым мечом и громовым посохом не то же самое, что бодаться с хулиганами в Вельфендоре. Это тебе не мальчишеская потасовка, где самое страшное – остаться со сломанным носом и порванной рубахой. Даже если ты понимаешь, что они могут убить тебя или меня, осознаёшь ли ты, что, помимо тебя и меня, есть ещё люди, которые нам обоим, я надеюсь, одинаково дороги. И если мы допустим промах, пострадают от этого в первую очередь они.

Он поднялся с блестящей от влаги скамейки, и на этот раз его намерения завершить на сегодня умывания были бесповоротны.

– Похоже, ты действительно провёл все эти семь лет в беспамятстве, – сказал он напоследок. – Так и не повзрослел…

Элай закинул на плечо полотенце и вышел в предбанник.

3

После бани их, чистых и свежих, ждал накрытый стол. Матушка с Мирой ещё суетились у печи, когда они с братом заняли свои места и терпеливо дожидались вечерней трапезы.

«Странно, – думалось Каю, – я совсем не голоден. Меня кормили в том замке? Что вообще едят сами колдуны, живущие в иномирье?»

В центре стола располагался свежеиспечённый каравай на глиняном блюде. Семейство Нэри, обычно, подавало его к столу только в особых случаях – в праздники или после богатого на урожай сезона. Рядом стоял кувшин с молоком, а в глиняной кастрюле доваривалась пшеничная каша. От ароматов домашней стряпни приятно кружилась голова, и Кая постепенно окутало умиротворённое спокойствие и уверенность: он дома, несмотря ни на что. Теперь всё будет хорошо, время всё сгладит и излечит. Продлилось это состояние ровно до того момента, как матушка, опасающаяся встречаться с ним взглядом, разлила кашу по тарелкам, и Мира поставила перед ним его порцию. Деревянной ложкой он зачерпнул варёного пшена и отправил в рот вприкуску со своей долей каравая.

Переполняющий его до ушей восторг мигом испарился.

Он… почти не почувствовал вкуса. Невзирая на калейдоскоп запахов, во рту будто оказался лишь серый пепел. Он помнил, какова на вкус мамина каша, помнил, какой восхитительный и ароматный хлеб. И все те пёстрые краски домашней еды так и остались воспоминаниями давно ушедших лет.

Кое-как прожевав нечто отдалённо напоминающее хлеб и пшеничную кашу, с силой протолкнул его в горло и проглотил. Скромно положил ложку рядом с тарелкой. Вся семья, за исключением малыша Нора, спящего в колыбели, тихо уплетали трапезу, а Кай так и сидел, глядя в тарелку и ощущая на себе мрачно-взволнованный взор брата.

В животе недобро заурчало. Он зажмурился от боли, прорезавшей внутренности. Согнулся, оттолкнулся от стола с намерением встать и выскочить на улицу, но запнулся и рухнул на пол. Семейный ужин тут же прервался.

– Кай! – выкрикнул Элай, поднявшись со своего места.

К горлу подкатил ком. На миг Каю показалось, что он сейчас задохнётся. Дёрнувший живот спазм выдавил из него чёрную смолянистую субстанцию, которую он срыгнул на пол с частичками пищи.

Брат быстро поднял за плечи его судорожно вздыхающее тело и помог встать на ноги. Весь мир плыл у Кая перед глазами. Покрутив головой, он облокотился о стол и пришёл в себя.

Все испуганно смотрели на младшего.

Далеко за окном протяжно выл Саббар. В колыбели плакал Нор. Видимо, мальцу пришёлся не по вкусу повисший в избе ядовитый запах желчи.

– Я… – выдавил Кай сквозь усиленные вдохи-выдохи, от которых, казалось, сейчас зависела его жизнь. – Я что-то не голоден, извините! – быстро протараторив, выбежал он на улицу, оставив семью молча обмениваться недоумением и страхом.

Под вой ветра, гуляющего на равнинах, он упал наземь, разрывая коленями мокрую траву и землю.

«Да что я такое?!» – его будто разрывало изнутри.