— Люби и защищай Борсию, — провозгласил Иван. — Расти дочерей, где бы они ни были. И проследи за моей песней, что там с ней будет.

Виктор, глаза которого были налиты слезами, лишь кивнул.

— Долгие прощания — ещё более лишние слёзы, — сказал Иван.

Они крепко пожали друг другу руки, Иван отвернулся и пошёл в сторону дома. Дойдя до вершины холма, где начиналось крыльцо, он обернулся и увидел Виктора, всё ещё стоявшего неподалёку от Камня. Лицо его было всё ещё расстроенное. Виктор помахал Ивану. Иван, что есть мочи, тоже начал махать, и из глаз снова полились слёзы. Так они простояли ещё пять минут, и наконец Виктор обернулся и зашагал прочь, а Иван зашёл в дом.

Тот был более-менее чистый, в нём, как уже было сказано, долго время никто не жил. Иван со словами: «Так мне будет интереснее», — запаковал обе записки в конверты и первую положил на полу в спальне, а другую в погреб.

Он просидел за чашкой чая весь вечер, глядя в окно и вспоминая всю свою жизнь.

— И почему у меня нет детей? — задумался он. — Почему Даша меня так просто разлюбила, а я её нет?

И тут он вспомнил о друге. Его взяла горечь от того, что он никогда больше не увидится с этим человеком, не познакомится с его дочерью-патриоткой, что не с кем будет вспоминать своего отца… Он и отца-то с мамой помнить не будет. Вспомнилась песня «Мочи кериланцев», которая сейчас, наверное, витает по улицам Доброграда, по ртам музыкантов, не слушающих запрет власти и поющих для народа.

Однако Иван знал, что больше он так мучиться не будет. Завтра всё должно быть хорошо…

Были мысли выбежать из дома, нагнать Виктора и сказать, чтобы тот достал зелье памяти, и они через пару дней поехали б домой, но Иван быстро понял, что это неправильно — нужно идти до конца.

Наконец он вспомнил, что у Даши кто-то есть и он хочет этого её жениха убить.

Наступило десять часов.

Иван в предвкушении лёг в кровать, ожидая отдаться приятнейшему сну, но не тут-то было. Он всё никак не могу заснуть. В голову шли мысли, он беспокоился о том, что было, что будет. Успокаиваться получилось очень медленно и мучительно.

Но вот наконец в 11 часов он заснул, наверное, самым приятным в мире сном, с чувством избавления от мук.

На улице Викингов наступил вечер. В конце июня здесь, как всегда, были белые ночи, как и во всём Доброграде. За окном зацветала сирень. На небе сияла растущая луна, вид которой как бы говорил, что скоро настанет полнолуние и что-то произойдёт. А завтра июль.

Но в доме номер двадцать горел свет. К нему подъехала небольшая личная трансоль. Человек, сидевший в ней, взглянул на дом, а затем на волшебные наручные часы, в которых вместо стрелок по окружности циферблата бегали огоньки.

— Вроде бы вовремя, — сказал человек. — Ваня сказал, через семь часов после четырёх — в одиннадцать. Надеюсь, Виктор вернул ему память. Хотя вряд ли. А что я, собственно, тут сижу?

Володя спрыгнул с трансоли, пошёл к дому и позвонил в колокольчик. Ему открыл сам хозяин.

— Доброй ночи, — сказал Виктор, одетый в дорогой пиджак. — Не ожидал, Владимир, увидеть тебя сегодня в такой час.

— А кого вы ждали? — спросил юноша, акцентируя взгляд на его костюме.

— А, — усмехнулся Виктор. — Ты очень внимателен, Владимир. Да, ты прав, я кое-кого жду, но об этом потом. Проходи.

В шикарной гостиной хозяин налил себе и гостю по рюмке вина.

— Так чем же я обязан такому позднему визиту? — поинтересовался Виктор, приглашая гостя сесть в кресло у камина.

— Я пришёл узнать, что с Иваном. Почему он со мной не связался?

— Потому, что он спит, — просто и улыбчиво ответил Виктор.

— А откуда вы это знаете?

— Я дал ему то, с чем он поскорее захочет заснуть.

— Снотворное? Так он у вас?

Хозяин дома рассмеялся.

— Боже упаси, я не храню у себя военнопленных! Разве ты, Володя, не догадываешься?

— А! — воскликнул радостный гость. — Вы вернули ему память?

— Да. И он сейчас спит и вспоминает всё, что было.

— А он не забудет меня, Катю….

— Нет. Память останется вся, и о том, что было до забвения, и после.

— Тогда вы можете мне рассказать, из-за чего ему вздумалось просить вас стирать ему память?

— Терпение, вы всё сегодня узнаете, мой юный друг. — И Виктор спокойно пригубил вина. — Я предлагаю, пока не пришёл ожидаемый мною гость, тост. Тост за Ваню!

— Я согласен! — громко сказал Вова, и они чокнулись.

И тут в комнату вошёл слуга, которого хозяин попросил сегодня остаться на ночь.

— Ещё один гость, — сказал он.

— Я знаю, кто это, — спокойно сказал Виктор.

— Ваша дочь.

— Кто? — спросил Вова.

— Катя, — ответил слуга.

— Что? — воскликнул изумлённый отец. — А она зачем приехала?!

Слуга пожал плечами и ушёл. Не прошло и нескольких мгновений, как в комнату зашла Катя.

— И ты тут, — глядя на Вову, сказала она. — Ну привет, пап. Я принесла список гостей и ещё…

— И ещё? — спросил испуганно отец, взяв у неё листок.

— И ещё ты должен будешь поговорить с мамой.

— Хорошо, — выдохнул Виктор. — Поговорю.

И тут взгляд дочери остановился на одежде отца.

— А ты кого-то ещё… — начала она, но её оборвали.

В комнату снова явился слуга.

— К вам принцесса Дарья.

— А она сюда зачем приехала? — недоумевала Катя.

Тем временем Вова подошёл к Виктору.

— Это вы её ждали?

Тот кивнул.

В гостиную вошла принцесса. Она была в изящном красном платье, а её лицо, как всегда, обрамляли объёмные рыже-бордовые волосы, нисходящие до плеч. Катя, увидев её, слегка пригладила свои чёрные локоны и спросила:

— И зачем же ты приехала?

— Меня Виктор пригласил, — спокойно сказала принцесса.

— Интересно, зачем же, папа?

— Сейчас скажу. Может быть, вина?

— Нет! — хором ответили девушки, Катя особенно громко.

Владимир и Виктор переглянулись.

— Ну что ж, — сказал наконец второй. — Я прошу успокоиться и послушать меня. Для начала, пройдёмте.

Он повёл их на второй этаж, затем на свой просторный чердак. Там в мистической, абсолютно летней ночи в углу стоял небольшой сундучок. Все четверо подошли к нему.

— Здесь, — сказал Виктор. — Хранится то, что Иван оставил мне перед забвением, — он потёр мокрые от волнения руки друг об друга, и из них полил огонь. Языки пламени около минуты обжигали крышку сундука, затем оттуда раздалось низким безучастным голосом:

— Пароль.

Виктор произнёс:

— Любовь — на жгучие мгновения, семья — на всю жизнь.

И тут крышка сундука вылетала. Виктор засунул в него руку и достал конверт.

— Здесь, — сказал он, — находится истинная причина Ваниного забвения. Это письмо, которое он написал за день до того, — Виктор открыл конверт. Все трое завороженно смотрели на него. Катя даже думала выдернуть его у отца из рук и убежать. Виктор продолжал: — Я думаю, что для начала его надо дать Володе… — и, ничего не объясняя, протянул его юноше.

Владимир взял письмо в руки, взглянул на их лица и вздохнул.

— Читай про себя, — объяснил Виктор.

Володя отошёл к стулу, сел и прочитал; с первых же слов его заворожило и испугало написанное:

"Любимая.

Называю тебя так, потому что не могу не любить тебя! Я помню все наши минуты, проведённые вместе. Да, может быть, когда ты была рядом, я этого не ценил и потому уехал. Из-за этого я и страдаю. Если бы можно было исправить свой поступок, я бы не уезжал, но больше это никому не нужно.

Раньше мне нравились другие девушки, я испытывал страсть, но думал, что это и есть любовь. Но чувства проходили через очень небольшое время. С тобой всё иначе… Я не могу объяснить точно чувство, испытываемое мной. Моё отношение к тебе стало очень нелогичным. Я не могу забыть тебя…