Прощай».

Ваня дописал письмо и опустился на стул. Ему было очень тяжело и больно. Наконец он встал, взял нож и порезал им мизинец, оставив на бумаге красный след…

— Теперь всё, — произнёс он, глядя на письмо. Подождал, когда кровь подсохнет, залечил магией рану, чтобы после забвения было меньше зацепок для того, чтобы вспомнить, кем он был, и сложил письмо, оставив его на столе. — Знаю, что, может быть, другой бы на моём месте продолжил бы бороться и его бы не остановили слова девушки, что она его не любит, но я не такой. Сказала — значит всё, шанса нету, а в жизни меня больше ничего не держит, самоубийство — это грех, а боль в душе нестерпима, поэтому я принимаю решение — всё забыть.

Ночь прошла очень беспокойно, в сравнении с другими. Ему снились сны о Даше.

Наутро Ваня сказал:

— Наконец-то, последний день этой адской жизни.

Он начал собираться к Виктору, думая о том, что после забвения любым путём захочет узнать, кто он. «И это тоже будет боль, но пусть я построю себе новую счастливую жизнь», — пожелал он.

Вдруг запиликал тилис. Боевая и тревожная музыка соответствовала нынешнему состоянию Виктора.

— Встречаемся на вокзале, — быстро сказал он. — Некогда объяснять.

Ивану показалось это странным и даже испугало его. Он взял письмо и отправился к Западному вокзалу. Там его уже ждал друг.

— Что случилось? — спросил Ваня.

— По-моему, в гвардии что-то пронюхали про зелье, — Виктор кивнул на обычную бутылку, в которой находилась жидкость, с виду напоминавшая простой апельсиновый сок. При её виде у Ивана загорелись глаза. — А сам знаешь, по договору Борсии и Керилана за то, что память кому-то отшибаешь, до десяти лет дают.

Они старались говорить очень тихо.

— Не лучше ли было как-то законспирировать это?

— Ещё чего! Сок везу попить. Для безопасности положим в сумку.

— Ты прямо оборотень в погонах, — усмехнулся Иван.

— Благодаря тебе.

— И как мы тогда делаем?

— Я уже купил билеты. Едем в Войланск, снимаем комнату на пару часов (я уже договорился), пьёшь зелье, затем отправляемся в тот посёлок, и там ты засыпаешь…

— И просыпаюсь счастливым человеком. У тебя есть листок бумаги и ручка?

— Вот, держи.

Иван отошёл, сел за столик для ожидающих, порвал листок на две части. На одной он написал: «Ты Иван Тишков, сегодня тебе исполнилось семнадцать лет, и ты коренной кериланец», а затем, немного подумав, написал на другой: «Не ищи, кем ты был раньше, а строй свою новую жизнь». Хотелось ещё что-то сказать себе, тому, новому, грядущему, но Иван решил не пытать судьбу, не давать себе дополнительных зацепок. Да и из-за волны переживаний в голову мысли как-то не шли.

«Надеюсь подействует», — подумал он и, засунув листы в карман, пошёл к Виктору.

— Что ты писал? — спросил он Ивана.

— Да так, не важно.

Иван положил конверты к банкам с овощами и мясу.

— Тебе этого надолго не хватит, — сказал Виктор, глядя на сумку с едой.

— Я подготовил заклинание, что вечером размножит банки.

— Ну смотри!

Вскоре подошла трансоль и через пару часов они уже были в Войланске. Их окружили высоченные дома в два-три раза выше, чем в Доброграде, и мигающие огни магических технологий, парящие рядом с множеством едва видимых в небе трансолей.

— Надеюсь, — сказал Иван, осматривая обстановку города. — Я здесь ещё побываю когда-нибудь.

— А вот мне этот город не нравится, — сказал Витя. — На командировке в позапрошлом году тут лучше было.

Они добрались до гостиницы, которая находилась напротив странного здания, очевидно, военизированного, поскольку окон и дверей не наблюдалось. Заходя в гостиницу, Ване показалось, что из того здания выходит Фёдор.

— Давай быстрее! — воскликнул Виктор, и у Ивана сразу же из головы вылетели все посторонние мысли.

Они сняли номер и поднялась на лифте на тринадцатый этаж. Виктор налил в кружку, принесённую им, очевидно, из дома, зелья и поставил на стол.

— А теперь скажи мне, Иван, — начал он. — Ты точно решил…

— Да, — бескомпромиссно сказал Ваня, — и обсуждений быть не может.

— Хорошо.

— За твоё здоровье, — Иван поднял кружку и начал пить, глядя в глаза Виктору.

И тут из его уст вылетело такое заветное для Ивана слово:

— Забудь.

Что-то ударило Ивана изнутри, его передёрнуло со страшной силой, он уронил чашку, и та разбилась, но зелья в ней уже не было. Ваню передёрнуло ещё сильнее, и он рухнул на пол.

— Теперь точно подействует, — усмехнулся Виктор, глядя на осколки чашки. — Времени у меня не было… Это была любимая чашка дочери.

— Извини, — но Виктор лишь махнул рукой. Иван поднялся на ноги. Силы так быстро возвращались к нему, словно вовсе и не уходили. — А знаешь, Вить, я не понимаю, зачем сажать человека, который помогает забыть. Нельзя же мага заставить смотреть в глаза.

— Ну бог его знает, может, можно шантажом, например. Свидетелей после забвения не остаётся. Тот-то, кому отшибли, не помнит, что сам просил, а теперь он вроде как и пострадавший. К тому же, Вань, мы с тобой с точки зрения человека смотрим. А с точки зрения государства, в сухом остатке у нас налогоплательщик, который вчера отлично функционировал, а теперь ему нужно помогать восстанавливать навыки из-за утраты контактов, или вообще лечить. А преступника мы в назидание другим оставим, заодно в тюрьме ему можно работу дать. Всё, пошли быстро, на трансоль опаздываем.

Через три часа они были в очень глухой местности, где лишь далеко на западе виднелась парочка домов-точек.

— Туда, по-моему, — сказал Иван.

— Ты уверен?

— Не очень, десять лет всё-таки здесь не был.

Они подошли ближе и увидали, что там уже стоял целый посёлок, а не два-три домишки.

— Осторожно, — сказал Иван. — Нас никто не должен видеть.

— Пошли обойдём посёлок и подойдём сначала сзади к дому Сарайских.

Они прошли мимо надписи «Тольское» и пошли по просёлочной дороге, которая явно стала лучше за это время. Затем свернули и пошли по опушке небольшого леса. Вместо домишки Сарайских, перед ними предстал настоящий особняк.

— Ничего себе разрослись! — воскликнул Иван.

— Да уж. А вот и Дом.

Они взглянули на холм, на котором виднелся старый заброшенный дом. Друзья пошли в гору. В двадцати метрах от них, под холмом, сквозь кусты виднелась широченная речка. Иван подумал, как было бы хорошо в будущем в ней искупаться.

На полпути остановились у камня высотой с рост среднего мужчины, в центре которого мерцала фиолетовым древняя руна в виде птицы.

— Волшебный камень, — произнёс с придыханием Виктор. — Помнишь, Шалская поговаривала, что в нём бог знает какие магические качества.

— Да, — загадочно сказал Иван. — Единственная достопримечательность моего нового места жительства. Я специально здесь остановился. Я хотел сделать это здесь, на краю света. Вот. — Иван вынул из кармана написанное вчера послание. — Это моё письмо Даше. Храни его у себя, сам читай, но никому не давай — только ей. Это прощальное послание… Письмо о чувствах. Если она вдруг заинтересуется моей судьбой или даже полюбит, — что я вряд ли думаю свершится когда-нибудь, — дай ей его, пусть она знает, как я её любил.

Иван протянул его Вите, и тот дрожащей рукой взял конверт. Затем Ваня снова взглянул в сторону дома.

— Уже семь часов! — сказал Витя. — Ты должен заснуть до полуночи, а то зелье может сыграть с тобой злую шутку.

— Да не пора ещё.

И они оба уселись на простой камень. Как-то само собой произошло, что они начали вспоминать свою дружбу, как вместе выполняли задания, веселились.

Лишь по прошествии часа они встали.

— Ну вот, Вань, — усмехнулся Виктор. — С днём рождения тебя, с семнадцатилетнием… — затем на его глазах выступила слеза. — Мне будет тебя не хватать!

И друзья бросились в объятья. Иван последний раз прижимал друга к себе и сам расплакался. Они перестали обниматься и взглянули друг на друга.