Он сравнивал двух Даш: девушку, которой он нравился год назад и принцессу, которую он видел месяц назад и которой наплевать на него. Его сердце как яд проело то, что всё так изменилось. Он вспомнил как с «первой» Дашей они общались, ходили на Трибейское озеро, танцевали, целовались, как он защищал её от тех злостных дам — всё было как в сказке. И что бы было, если бы он не уехал тогда?! А теперь она холодная и злая.

У него не было ни детей, ни родителей, наверное, никого, кроме Виктора, у которого своя семья и жизнь.

Он вспоминал её снова и снова, и сердце вновь пронзал кинжал, наполненный болью. Первую долю мгновения он ловил маленькое наслаждение от воспоминания, от мечты, а потом принимал огромный моральный удар, весь ужас необъятности страданий.

И тут у него возникла идея! От радости того, что может получиться, он чуть не запрыгал по комнате.

* * *

Виктор как обычно сидел в своём кабинете и разбирал какие-то документы. Помещение было маленьким, но благодаря его хозяину очень уютным. И вдруг в него почти что вломился Иван. Он бешено подбежал к другу.

— Что с тобой? — спросил Иван, не увидев никакой ответной реакции на столь бесцеремонное поведение.

— А что? — переспросил Виктор.

— Ты какой-то грустный.

— Да нет.

— Грустный и печальный. Выкладывай, что с тобой случилось, пока я не выложил, почему я такой весёлый.

— Может, сначала ты?

— Нет, у меня предмет века!

— Всё-таки решил захватить этот поганый мир для неё? Я бы на её месте отказался от такого ужасного подарка. Ладно. Я тебе рассказывал, что у Оксаны вчера свадьба была?

— Что, не удалась? — предположил Иван.

— Да нет, удалась.

— А что тогда?

— Они с мужем решили в Керилан уехать, к нему в район, говорят, рядом с Виолеттой и Фёдором.

— Как так?

— А вот так! Они на днях все вместе уезжают.

— А как другая дочь?

— Заявила, что Оксана предала родину, и теперь сама с плохим настроением ходит.

— Кто, Катя или Оксана?

— Что Оксане-то горевать? Катя, конечно. Вечно ты путаешь!

— Когда уезжают?

— Завтра.

Оба вздохнули и помолчали секунд семь-восемь.

— Ладно, что там у тебя?

Иван взглянул на календарь.

— Сегодня четырнадцатое апреля.

— Да, я знаю.

— А у меня послезавтра день рождения! Сделай мне подарок.

— Чтобы ты искренне порадовался моему подарку, это должно быть приворотное зелье.

— Да не надо, я знаю, что его веками пробовали изобрести, но ни у кого не получилось. Я о другом.

— О чём же?

— Я знаю как её забыть!

— И как же?

— Я тут подумал. Ведь ни семьи у меня нет, ни спутницы, один ты. Так чего медлить, кому я нужен? У тебя, в конце концов, у самого дочь.

— Не пойму, а от меня что требуешь ты?

Иван наклонился к Вите и тихим, чуть мистическим голосом произнёс:

— Ты что-нибудь слышал о заклятии забвения?

Несколько мгновений Витя молчал, тупо глядя перед собой. Потом встрепенулся:

— Что?! Нет! — вскричал он. — Ты с ума сошёл!

— Ты знаешь, кто меня свёл!

— Ты что чокнулся?

— Это лучший путь, сам посуди. Семьи у меня нет, послезавтра мне тридцать семь исполняется, а к тому же я безответно влюблён в принцессу. Я не могу больше страдать!

Виктор начал думать.

— Ну не знаю, — вскоре сказал он. — Это опасно, за это могут посадить.

— А кто узнает? Как? Мы скроем, не волнуйся! Вот смотри, мне сейчас тридцать семь, а забвение может меня омолодить на двадцать лет, и мне будет, как и твоей дочери, семнадцать лет!

— Ей шестнадцать, в июле семнадцать будет, — поправил Витя.

— Ну вот. Это лучший путь.

— А если тебя кто-нибудь найдёт? Ты ж тут след оставил, «Мочи кериланцев», например.

— Я это тоже продумал. Помнишь, когда мы ездили к братьям Сарайским в кериланскую глубинку? Там на окраине посёлка стоял одинокий дом. Кто, скажи, меня найдёт в глухой, тем более кериланской, деревушке, только если ты не сдашь? Уж всяко там «Мочи кериланцев» не слышал никто.

— Да я-то не сдам…

— А самое главное, Витя, я окажусь там вдали от Борсии, от борсийской принцессы, никогда не узнаю, кто она такая. Вспомни, какую мы тому дому дурную славу создали! Да ко мне никто и на километр из местных не подойдёт! Я буду отрезан от остального мира, буду считать себя кериланцем, в глухом посёлке, никогда не окажусь в Борсии и никогда не вспомню, кто такая Даша! Я сам себе опущу железный занавес, как выразились бы кериланцы.

Виктор пристально смотрел на своего друга, а потом медленно произнёс:

— Да уж, ты всё хорошо продумал, даже не ожидал от тебя такого!

— А теперь я хочу, чтобы ты поклялся!

— В чём?

— В том, что ты никому не скажешь, где я, даже если тебя будут пытать!

— Клянусь, — серьёзно сказал Виктор, поднимая правую руку.

— А если я сам тебя найду, можешь, конечно, в крайнем случае рассказать, что я патриот Борсии, про родителей, но только не про Дашу и не про причину забвения.

— Клянусь!.. Но если она тебя вдруг полюбит, я обязан буду всё тебе открыть.

— Не несу чушь, она меня никогда уже не полюбит, сам понимаешь.

Виктор согласился с другом.

— Но всё-таки, — добавил Ваня, — лучше обговорить все варианты, даже если возможность их осуществления равна одной миллиардной. Если она меня полюбит, ты уже обязан будешь всё открыть мне, а потом посмотрим, останется ли у меня к ней что-нибудь и получится ли у нас что-нибудь.

— Хорошо, Вань, — вздохнул Виктор. — Я согласен стереть тебе память, если тебе это так нужно…

— Ты знаешь, как достать зелье?

— Ну слышал про каналы сбыта что-то.

— Достань к завтрашнему дню с омоложением на двадцать лет, и в свой день рождения я проснусь уже в новой жизни и решу, что это и есть мой день рождения. А так и будет!

— Хорошо, Вань. Я сегодня постараюсь достать зелье и завтра тебя позову.

— До встречи.

— До встречи.

Иван быстро добрался до дома и написал откровенное, чувствительное письмо Даше:

«Любимая.

Называю тебя так, потому что не могу не любить тебя! Я помню все наши минуты, проведённые вместе. Да, может быть, когда ты была рядом, я этого не ценил и потому уехал. Из-за этого я и страдаю. Если бы можно было исправить свой поступок, я бы не уезжал, но больше это никому не нужно.

Раньше мне нравились другие девушки, я испытывал страсть, но думал, что это и есть любовь. Но чувства проходили через очень небольшое время. С тобой всё иначе… Я не могу объяснить точно чувство, испытываемое мной. Моё отношение к тебе стало очень нелогичным. Я не могу забыть тебя…

Даша! Слышишь, это любовь. Мне уже не в радость даже жить, когда тебя нет рядом. Без тебя я уже ни в силах что-либо совершить, искренне порадоваться. Я люблю безумно, и любить буду всегда.

Я не хочу жить вот так… А знаешь, какой для меня вариант идеален? Я почти мечтаю о том, чтобы спасти тебе жизнь и, делая это, умереть самому. Нет, это не мысли о самоубийстве, это просто благороднейшая и желанная смерть. Лучше уж смерть, чем жизнь без твоей любви.

Моё отношение к тебе не такое как ко всем, я боготворю тебя, начинаю парить в небесах, если появляется только намёк на то, что я тебе небезразличен… Но это не так. Ты для меня — смысл жизни, главный человек на этой земле, моя любовь…

Мне сладко произносить твоё имя, и я ещё раз его напишу: "Даша". Как оно ласкает слух, так же, как и ты моё сердце.

Я не хочу сейчас перечислять те сотни различай между моей жизнью до тебя и после тебя, на это не хватит и десяти часов непрерывных рассказов, я просто ещё раз скажу, что те наши минуты, проведённые вместе, не забыты мной. Может быть, ты их и забыла…

А теперь прощай, но если ты когда-нибудь окажешься на дне этой жизни, тебе понадобится поддержка, или ты просто вспомнишь меня — знай, моя любовь к тебе на веке, она не знает границ, моё сердце принадлежит тебе!