Как ты сам понимаешь, никакой брачной ночи после такого не было и быть не могло. И слава богу, если честно! Я и тогда не хотел. Отношения наши, сам понимаешь, не складывались. Характер у неё был то эгоистичный, то истеричный, то она на мои недостатки постоянно указывала. Жили мы первые дня четыре у меня: я был против. Потом у неё, но через неделю снова ко мне вернулись. Я даже целоваться с ней не любил. У неё, в общем, зубы передние подбиты были, острые.

— А как же магическая стоматология?

— Стоматология тогда хуже гораздо была. А это довольно деликатный вопрос. К тому же она из очень бедной семьи, да и я не богач был. После Светы у меня были ещё девушки, но первый раз мне понравилось целоваться уже с Дарьей. Со времён моей первой юности я из-за этих зубов все эти поцелуи, особенно с открытым ртом, жутко невзлюбил! Но вот как-то, за пару недель до нашего полного расставания, кто-то из нас всё же предложил заняться любовью. Если честно, я до сих пор эту ночь с ужасом вспоминаю. Фигура у Светы была, на мой взгляд, ужасная — кожа, кости и органы.

— Пожалуйста, — Володя почувствовал какой-то гадкий, отвратительный страх. — Я не хочу этого слушать. Как вы…

— Вот ещё, — фыркнул Иван. — Я даже за миллион килограмм золота не согласился бы это рассказывать. Это ж как заново пережить!

Так вот. Опять же. Для меня это было каким-то самоутверждением. Мы ведь женаты всё же были. А для неё… — Иван ненадолго задумался. — Может, какие-то чувства ко мне, но, скорее, она боялась остаться в девках. Она ведь тоже сказала: «Женаты всё-таки».

— А почему я получился? Заклинание предохранения не сработало? Или тогда такого хорошего не было?

— Да всё так же с этим было. Видно, богу так захотелось, даже сейчас эти заклинания сколько их не применяй на сто процентов не спасут.

И вот через две недели она уехала. Не сразу. Мы со временем стали общаться всё меньше и меньше. Примерно за десять дней-за неделю до уезда она жаловалась на то, что мне мало платят.

— А мама сама работала?

— Нет. А кем ей работать? Он даже аттестат не получила из-за пяти двоек, остальные отметки тоже были в районе «трёх», точно не помню. Правда, собиралась вначале вроде пересдавать какие-то экзамены и идти учиться. Но не знаю, что бы из этого вышло, она никогда серьёзно к занятиям не относилась. Так же она жаловалась на плохое обращение на улице, грязь, хамство, жаловалась, что в Доброграде всё как-то не устроено. Если честно, в глубине души я понимал и понимаю, что жить у нас действительно хуже, чем в том же Керилане или, скажем, в Конинии, менталитет менять надо. Каждый должен сам над собой поработать, но уезжать, на мой взгляд, не надо. Это подло. К тому же если ты тут всем недоволен, но сам даже нормально не окончил учиться, что ты полезного туда привезёшь? А то получается так: я вот родился свиньёй среди свиней и поеду к культурным людям, потому что мне не нравится, что вокруг меня свинство, хотя я сам один из них.

А Света уехала! Как-то раз я пришёл с работы, а она сидит и вещи собирает.

«Ваня, — говорит, — мы должны уехать!»

«Зачем? Куда?»

«Ты отлично знаешь, в Керилан».

«Что! — меня это злило, из-за них ведь я лишился родителей в шестнадцать лет, но Свете я этого не сказал: она бы только посмеялась надо мной, и я бы её убил. — Я туда не поеду!»

«Почему? Там же лучше…»

«Я ненавижу их!»

«За что? Они лучше нас…»

«Не смей так говорить!» — крикнул я.

«Сам подумай, ты гвардеец, военные люди там нужны, им хорошо платят!»

«Я не буду за деньги услуживать нашим врагам».

«Послушай, у нас будет больше денег, там с нами будут лучше обращаться».

«Там не очень-то любят борсийцев».

«Да с чего ты взял? Там всё круче! Еда, развлечения. Там мы сможем получить нормальное образование!»

«А кто тебе здесь мешал? — и тут я сказал ей откровенно: — Раз ты тут так в обыкновенной школе училась, что даже аттестат не получила, то там даже на вступительных экзаменах в любом образовательном учреждении тебе делать нечего!»

Тут Света села и приуныла. Я сначала решил, что она передумала уезжать. Но её просто уколола правда. Тогда я продолжил:

«Значит, ты не хочешь ни учиться, ни работать, а предпочитаешь сидеть у меня на шее?»

«А ты, между прочим, как муж должен обеспечивать жену, меня!»

«Тут-то ты права, муж должен обеспечивать нормальную жену, вот только она тоже кое-что должна! Должна быть настоящей женой, а не дурой сидящей дома и абсолютно ничего не умеющий, абсолютно злой, холодной, не должна быть такой уродиной, как ты!»

И вот тогда я понял сам себя. Я не хотел ни обеспечивать, ни даже жить с девушкой, в которой я не видел ни капли красоты или доброты, которая была не любима мною. Но только сейчас я понимаю, что и так жить с ней было неправильно. И вообще этот брак был одним сплошным недоразумением.

«Да ты сам, знаешь ли, — говорила она, — не подарок! Всё, я уезжаю».

Она пошла к двери, и я крикнул ту фразу, за которую очень виню себя с тех пор, как всё это узнал позавчера:

«Ну и катись к чёртовой матери, в свой вонючий Керилан! Чтоб ты сдохла!»

Володя сел на диван, вздохнул и произнёс лишь два слова:

— Сложные отношения.

— Если хочешь, — сказал Иван — У меня осталось несколько фотографий со Светой, которые я не уничтожил после её ухода, даже со свадьбы.

— Покажешь?

— Обязательно.

— А что с её домом?

— Она продала всё своё имущество, а вырученные деньги взяла с собой в Керилан.

— В Войланске она уже познакомилась с моим отцом… А сколько времени прошло от момента вашего знакомства до её уезда?

— Я точно не помню, месяц, может, два.

— Значит, вы общались в мае, ведь я родился в феврале.

— Да, где-то с начала мая мы общались, и десятого июня примерно она уехала.

— Мне надо будет съездить на могилы всех моих дедушек и бабушек.

— Знаешь. А вед рост, глаза, цвет кожи у тебя от неё.

— Но почему, если я в тебя больше пошёл, мы не очень-то похожи?

— Смотри, — Иван подвёл Володю к зеркалу. — Взгляни, я стал другой после забвения. Можешь посмотреть потом мои юношеские фотографии двадцатилетней давности — увидишь, ты на меня очень похож. Ведь после забвения уровень жизни у меня был выше, была ясная цель, стержень, вокруг природа, другое питание, культура общения и многое другое, я даже вырос. А тогда, двадцать лет назад, жизнь была не пряник. С девушками не складывалось, друзей было мало, денег ни на что не хватало, у меня умерли родители! Естественно, даже за несколько лет лицо меняется, а уж пройдя сквозь забвение и омоложение на двадцать лет, вернувшись в тот свой образ и пройдя совершенно иной путь, я стал другим.

Они снова помолчали минутку.

Затем Володя убрал алкоголь.

— Хватит с нас уже. Ты вообще, по-моему, бросил…

— А теперь снова решил пить.

— Катя, — медленно проговорил Вова. — Всё ясно. Что ты делать-то будешь? Не пьяным же по паркам дебоширить!

— Да нет, завтра видно будет. Может, ты со мной пойдёшь?

— Нет. Во-первых, это твоё дело. И какие бы хорошие друзья у тебя не были, это ты должен сделать сам! Во-вторых, у меня встреча, меня хотят взять в гвардию.

— Не советовал бы тебе туда…

— Знаю всю связанную с этим историю, но в отношении меня король и КГБ пока что свою репутацию не испачкали, а там теперь люди нужны. Выгонять и сажать просто так смысла нет, так что я теперь как новое поколение поступлю туда. А ты, кстати, можешь Кате довериться и всё напрямую спросить, а не следить.

— Она всё равно солжёт и перенесёт время и место встречи с этим гадом!

— Ну как знаешь. Обычно ты был против такого. Напоследок скажу только такой совет: если что-то там такое обнаружиться, скажешь так: «мне твои друзья всё рассказали. Скажи ты мне по-честному — прощу». Многие девчонки — такие наивные дурочки — раскалываются. И на верность, и на тупость за раз проверишь. А пока что: ни пуха, ни пера тебе, отец!