— А я и не знала, что пропускаю всё веселье, просиживая как Рапунцель в ожидании своего спасителя в башне из слоновой кости, — вздохнула я, не то, что бы я его упрекала, нет, но почему-то мне казалось, что с наступлением тёмной ночи жизнь в крыле если не заканчивается, то замирает как минимум. Мы делали вид, что мы такие же полуночники во хмелю, глупо улыбались и громко смеялись, проходя мимо напомаженных и разряженных в пух и прах гостей, а сами тем временем, неудержимо и не сворачивая, пёрли в кабинет к Феликсу, словно шопоголик в отдел распродажи.

Когда наконец-то мы достигли заветных дверей, у меня от напряжения болели щеки, а горло устало издавать звуки лишь отчасти похожие на радостный смех. Меня ощутимо потряхивало, и Максимилиан, понимая моё состояние, решительным движением открыл двери, предварительно пару раз стукнув и пропуская меня вперед, закрыл за нами створки. Решительно отрезая нас от гуляющих гостей и возможности передумать.

Несмело я подошла к огромному столу вишневого дерева, за которым располагался вампир. Он приспустил гогглы, которые нужны были ему для чтения каких-то отчетов, краем глаза я заметила, что без специальных очков страницы были пусты. Не торопясь, но уверенно я положила перед Сиром клана телефон. Мерцающий и заряженный.

Реакция не заставила себя ждать. Он хищно вскинулся и приказал:

— Говори.

И я рассказала. Всё с самого начала, без утайки, лишь избавив Феликса от интимных подробностей нашего общения с Максимилианом. Рассказ дался мне нелегко, обычно бывает, что, исповедуясь и изливая душу, тебе становится легче, и с каждым произнесенным предложением сжавшаяся пружина — разжимается. Мне же становилось лишь хуже, не такой реакции Феликса я ожидала на свои откровения. С каждым произнесенным мною словом его лицо становилось более непроницаемым, и без того тонкие губы были сжаты в белую нить, глаза полыхали алмазами, с красным ободком, он явно жаждал моей крови, а нервно сжатые кулаки белели костяшками.

— Ты понимаешь какой опасности подверг всех нас, все эти похищения, все эти попытки, а я-то думал, что все дело в проекте тюрьмы… Валерия — инженер, умна, начитана и имеет багаж знаний опасный для нас…, для нашего мира…

— Я знаю всё, что ты сейчас скажешь, Эф, — перебил жених гневающегося друга, — мы примем любое твое решение, но сразу поставлю тебя в известность — если твоим вердиктом будет депорт Леры с Визарда, я уйду с ней. Это не шантаж, я просто сообщаю это, как данность.

— Ты выкручиваешь мне руки, Эм, а как же Валисса? А должность, которую ты добивался почти тридцать лет? А недвижимость? А материальное положение и статус семьи?

— Ты считаешь, что всё это может заменить любовь? — усмехнулся он.

— Конечно нет. Так!… Мне надо подумать, перед завтраком я приму решение, — резюмировал взбешённый глава, — а теперь вон. Сейчас мне хочется сигару.

— Ты же бросил?!

— Я хочу пожевать её. Вон!

— Прежде чем вы выставите нас, позвольте дать вам послушать одну запись, мы не будем мешать. — Я нажала кнопку, взяла упыря за руку и потянула к дверям. Ушли мы, не прощаясь, просто прикрыв за собой двери, но, внимательно слушающий откровения Давидика, Феликс этого не заметил.

— Сейчас я провожу тебя и спущусь к Сиру. Сама понимаешь, я пока еще глава безопасности и разобраться с этой мокрицей моя прямая обязанность.

— Понимаю.

Я думала от треволнений и накрывших лавиной переживаний заснуть мне не удастся, но едва я расположилась на постели с желанием дождаться возвращения моего клыкастика, ухнула в пучину сна. Тяжелого, душного, наполненного безнадегой, но пролетевшего быстро. Я была рада, что несмотря на нервный клубок змей, свивших внутри моего живота копошащееся гнездо, ночь все же прошла.

Макс так и не вернулся, но я стала на двенадцать часов ближе к судьбоносному решению главы крыла.

Выходить из покоев желания не было, нет, я не ощущала страха и ужасные предчувствия готовящейся беды не мучали меня. Мне просто банально было лень. Я нежилась в кровати, дремала, уткнувшись носом в подушку Макса, вдыхала полюбившийся запах вереска, соли и мха. Затем неспеша приняла душ, оделась и позавтракала, лишь для проформы вчитываясь в книгу по металлоконструкциям. Я наливала себе вторую чашку, когда в столовую вошел уставший и какой-то взъерошенный упырь.

— Дайка угадаю, пузан сбежал? — вангавала я. Если вампир всю ночь отсутствовал, можно уже говорить наверняка, Даву — упустили.

— Иногда, душа моя, — поцеловал меня приветствуя растрепа, уколов грубой, однодневной щетиной, — ты меня пугаешь. Даже на лево не сходить.

— Я тебе сходилку откручу, любитель неправельного направления, — засмеялась я.

— Сбежал, причем в последнюю секунду. Как будто его предупредили.

— Не исключено, — глупо было бы считать, что всё вот это вот безобразие он провернул в одиночку.

— Нам удалось найти и изъять его бумаги, дневники, счетные книги, в общем вся его паутина, посредники, покупатели, продавцы оказались в наших руках. Я пол ночи координировал и согласовывал, жаль, что тюрьма не готова, можно было бы обновить её уютные камеры.

— Не беги вперед паровоза, успеется.

Я наполнила его чашку горячим чаем, положила лимон и два кусочка сахара, намазала тост сливовым джемом и повернулась к жениху. Его глаза сверкали, клыки смешно закусывали нижнюю губу, а сам он радостно сиял.

— Что случилось? — спросила я с подозрением, жизнь научила меня ко всему относиться с долей сомнения, а его сверкающая, как бок начищенного самовара, физиономия вызывала опасения.

— Ты намазала мне тост, в точности как я люблю. И сделала мне чай, в точности как я люблю, — сказал Дракула, но совершенно не ответил на мой вопрос.

— Ээээ, и?

— Я люблю тебя, как же я люблю тебя, Лера, — а и хрен с этим «что случилось». Макс перетянул меня к себе на колени, и мы самозабвенно целовались до тех пор, пока у меня не закружилась голова, на сердце стало легко-легко, а распухшие губы не начали саднить. Я поерзала, пытаясь унять приятно тянущее томление между ног, и попкой почувствовала, что вдохновилась поцелуями не только я.

Шейный платок я развязала в два счета, раньше я путалась в узлах и наслоениях шёлкового аксессуара, а сейчас нет, раз и готово, видимо сказывается опыт. Или нетерпение. Желание добраться до горячей, обнаженной, смуглой кожи было невыносимое. Кончики пальцев подрагивали от нетерпения и я, практически отрывая, да нет, не практически, а отрывая мелкие пуговки, которые как сухой горох падали на пол, цокая и теряясь, распахнула белоснежную сорочку и набросилась жалящими поцелуями на вздымающуюся грудь.

Руки упыря шарили по моей спине, стягивая шёлковый халатик с плеч, оставляя меня в кружевном пеньюаре, едва ли прикрывающем середину бедра, а горячие губы обжигали шею, ухо, плечо, ключицу, зарождая внутри меня пламя, медленно, но верно растекающееся по всему телу, опаляя его жидким огнем всё мое естество, от макушки до пяток. Его рубашка и жилет скомканными буграми валялись на ковре, венчали шерстяные горы шелковые лужицы моих неглиже. Я ощущала сейчас себя леди Годивой*, нагая и на великолепном жеребце.

Совершенно не понятно как, но мы уже не сидели на мягком стульчике, обитым парчой, подхватив меня под попку, Макс так и не донес меня до огромной кровати, на пол пути, спотыкаясь и чертыхаясь от нетерпения, он прижал меня к стене и вжимаясь гладким телом, доводил меня ласками до капитуляции. Покусывая шею, он свободной рукой гладил сосок, то пощипывал, то тер, то ласкал его большим пальцем, вызывая во мне и стоны, и хрипы.

А когда твердая, до предела возбужденная плоть толкнулась во влажные складки, нетерпеливо и с наслаждением поддразнивая меня, я хитро прищурилась и нажала на безотказную кнопку — укусила вампира в стык шеи и плеча, сильно и до крови, зализывая ранку языком и смакуя богатый вкус крови любимого. Фетиш, что срывает крышу и дергает стоп-кран. С капитулирующим хрипом, поздно разгадав мой маневр Максимилиан сдался — резко и глубоко входя, до самого предела погружаясь и освобождая от томительного напряжения и меня, и себя.