– А хорошо, я у вас поживу?
– Да без вопросов! – сказал Максим.
А дома ему была выволочка.
Максим так и не понял, почему Вера так люто выступила против Гормона.
И в этом, видимо, найдя предлог, Максим буркнул:
– Поеду в ночную.
И вымелся за порог.
И третья в тот день дивь застала его уже на вокзале.
Там к нему подсел Дурата.
– Какая встреча! – воскликнул. – А ведь я про тебя думал. – Он поперхнулся восторгом и спросил: – Записи ведешь?
– Пробовал, – начал Максим.
– Ну и что?
– Да ничего не получается.
– Это в тебе, голубчик, лень свила себе гнездышко и соловьем напевает, что ты ни на что не способен.
Он опять поперхнулся.
На этот раз длиннотой фразы.
И сказал:
– Великими становятся только упорные.
Домой Максим вернулся только под утро.
И неожиданно обнаружил, что на его диване спит Гормон.
И он поплелся в спальню жены.
41
И этой встречи Максим не ждал.
Причем никогда.
Ибо его тезка Максим Топчий, как было сообщено отцу с матерью, погиб в тундре, где геологоразведничал, при невыясненных обстоятельствах. И было спрошено, упокоить его в вечной мерзлоте или – в цинковом гробу – доставить на родину?
На похороны Максима летал отец.
Ну, в общем, все было, как заведено в подобном случае.
Максима похоронили в тундре. За счет «Леспромхоза» устроили грандиозные поминки. И вот он, Топчий, живой и здоровый предстал перед ликом своего в прошлом земляка.
Максим конечно же повез Топчего домой.
Вера чуть не обмерла, увидев живым того, за кого когда-то собиралась замуж.
И вот они – два Максима – сидят друг перед другом.
– Знаешь, – сказал ей Топчий, – на выбор – зови одного из нас Максим, а другого Максим.
Всхохотнули. Но без веселья.
Не прибавилось его и в пору, когда на столе появилась бутылка.
Потом – вторая.
– Ну что темнить, – пьяно начал Топчий. – Грохнули мы с одним чистоделом золотоискателя. Решили его труп за мой выдать.
Он сделал длинный переморг, как бы вымогая у глаз слезы.
Потом повел дальше:
– Морду ему перед этим обезобразили, чтобы не узнать было.
– Ну а ты-то куда делся? – подторопила Вера.
– На оделся! – огрызнулся он и только потом пояснил: – В Магадан подался. Под чужой ксивой. Ведь я теперь Боголепов Борис Сергеевич.
Он опять невесело всхохотнул.
– И вот черт меня в Сталинград занес.
– Что так? – спросила Вера.
– Да то, что еще придется один грех на душу брать.
– В каком смысле? – поинтересовался Максим.
– Ну вас-то в живых оставлять нельзя.
И он выудил из кармана пистолет.
Вера вскрикнула.
Максим – напрягся.
– Да мы ничего никому не скажем! – зачастила Вера. – Гуляй себе на свободе, сколько хочешь.
– Гуляй! – передразнил он. – Хоботом виляй. – И вдруг нагло спросил: – Ты в постель со мной перед смертью ляжешь?
Вера глянула на своего Максима так умоляюще, что он разом понял, где их шанс.
– Ты вон допивай, – сказал. – Да выйдем во двор поговорим.
– А я вас решать тут не собираюсь, – сказал Топчий-Боголепов. – Максюха вывезет нас в укромное место. А там, – он обратился к Вере, – ты перед смертью у меня отсосешь. И – пожитки в баул! – Он хлипко засмеялся. – Думали, суки, что я вас не найду? Не-ет! От меня уходят только на тот свет. Знаете, я уже сколько вашего брата в землянскую империю поспровадил?!
Топчий с пистолетом наперевес походил по комнате, дулом подгоняя в спину то Максима, то Веру.
И вдруг Максим – явно некстати – вспомнил, как Вера в сердцах сказала ему, что страх как жалкует, что в свое время не вышла замуж именно за Топчего.
И может, эта мысль каким-то образом перескочила в башку Топчию, и он сказал:
– А ведь какую цацу ты из себя, вафлежница, строила! У Горбаня сосала?
Она кивнула.
– А у Парамонова?
– Чего об этом теперь вспоминать? – крикнула она. – Ты уж не мучай, а кончай меня здесь.
Он опять взнуздал морду ощерью.
– Тут должно быть все чисто. Хавиру-то я загоню. Кстати, за кем она числится?
– За мной, – ответила Вера.
– Тогда садись, пиши.
– Что?
– Дарственную на Боголепова Бориса Сергеевича.
А Максим все это время не мог отделаться от ощущения, что это сон.
Ну въяве этого просто не могло быть.
И вместе с тем он не видел выхода.
Топчий был, кажется, совершенно трезв.
И в подтверждение этому он произнес:
– Лидку Маркуху помните?
И хотя они ничего не ответили, он пооткровенничал:
– Это я ее утопил.
Он загнул палец.
– И Илью Мастеркова придушил. И…
В это время Вера рванулась на лоджию и закрылась там на внутренний крючок.
– Ага! – сказал Топчий. – Бегство при отягчающих обстоятельствах.
Он – кулаком – рассадил лоджийное окно.
Веры на лоджии не было.
– Ну что, – сказал Топчий, – сейчас ты пойдешь ее искать, – и споро подтолкнул Максима к краю лоджии. А потом, чтобы обрести разгон, отпятился в комнату.
И, когда выхватился оттуда, Максим отпрянул в сторону, и Топчий, перехилившись через перила лоджии, рухнул вниз.
Летел он молча.
Зато от стука о землю, кажется, содрогнулся весь дом.
И тут откуда-то сверху спрыгнула Вера.
Там она, видимо, висела на бельевых веревках.
Первой к Топчию подошла собака.
Обнюхала его и ушла прочь.
– Давай спустимся, – сказала Вера.
И когда уже Максим засобирался идти, произнесла:
– Хотя кто знает, с какого он рухнул этажа.
Тем временем к Топчию подчикиляла старушка.
– «Скорую» быстрей вызывайте! – крикнула кому-то. – Он еще дышит.
И тут Максим о что-то споткнулся.
Присмотрелся – пистолет.
И уже через минуту понял, что он игрушечный.
И вдруг Вера забилась в слезной истерике.
– Все он это понапридумал! – кричала. – И про Горбаня, и про Парамонова. Да и с Ильей Мастерковым я сроду не была.
Максим снова вышел на лоджию.
Вокруг Топчего уже стояла толпа. И все кочерили голову вверх, чтобы, видимо, определить, с какого этажа сверзился явно прехмеленный мужик.
– Да вон, с девятки! – крикнул кто-то. – Там еще двое маячат.
А через минуту или две к ним постучали.
Зашел участковый.
– Это ваш гость дверь с балконом перепутал?
– Да вот так случилось, – призналась Вера.
– Ну тогда садитесь писать.
И тут он увидел «дарственную».
– «Боголепов», – прочел. – Это кто?
– Он, – полуобморочно произнесла Вера.
И милиционер достал паспорт.
Раскрыл.
– Топчий Максим Емельянович.
– Да ведь он нас разыграл! – вскричала она. И стала в подробностях рассказывать о том, что тут произошло.
А через неделю их вызвали в прокуратуру.
Где аккуратненький такой следователь сообщил, что Топчий в свое время инсценировал свою смерть, скрываясь от женщины, на которой обещал жениться.
– Но ведь отец ездил его хоронить! – вырвалось у Веры.
– Это все было на уровне художественной самодеятельности, – сказал следователь.
И Максим вспомнил отца Топчия, который на поминках не только не выглядел удрученным, а даже девок за сиськи хватал.
– А сюда он приезжал в командировку из Магадана, где у него жена и двое детей.
Следователь полистал какие-то бумаги и сказал:
– Кстати, в Магадане он работал в театре.
– Кем? – спросила Вера.
– Актером. Причем играл трагические роли. – Он помолчал и добавил: – И ваша была не из веселых.
И достал диктофон.
– Вот здесь он записал все, что, наверно, думал использовать в книге, над которой работал.
И Максиму стало понятно, почему в милиции поверили каждому их слову.
Домой они вернулись всяк в своем настроении.
Максим хребтился скорее рассказать обо всем своему другу.
А Вера была задумчивой и грустной.
– Ну чего, тебе его жалко? – нарывуче спросил Максим, первый раз разговаривая с женой в таком тоне.