Переулок, зажатый меж стенами домов, был безлюден и тих. Между почти смыкавшихся крыш проглядывала узкая щель ясного утреннего неба; вдалеке над крышами домов высились светлые колокольни. Вот раздался переливчатый звон колоколов, зовущий жителей столицы Восточной провинции к обеду. Захлопали двери и ставни лавок, на дверях закачались таблички «Перерыв».

И тогда из-за штабеля ящиков у стены поднялась худая, грязная фигура. Цепляясь за стену дома, человек добрёл до заднего крыльца лавки, из последних сил подёргал за шнурок звонка, и осел на землю. Чуть погодя дверь приоткрылась, наружу высунулась пожилая, кругленькая женщина в платье с передником — и охнула.

— О, небеса! Ну, давай же! — она с трудом подняла гостя на ноги. Юноша был мокр, грязен и почти раздет — наряд кавалериста пришлось утопить в реке; волосы измазаны грязью, чтобы скрыть рыжину. Хозяйка почувствовала, как парня колотит озноб.

Женщина провела гостя сквозь тёмные комнаты, заставленные шкафами с рядами склянок и пропахшие химией. Отперев неприметную дверцу, помогла ему сойти по ступеням в подвальную комнатушку. Юноша рухнул на кровать, хрипло дыша и невидяще уставившись в потолок. Аптекарша потрогала его горящий лоб, и поджала губы.

— Плохи твои дела, Ардис Хан, — тихо произнесла женщина. — И мои вместе с тобой! — с горечью добавила она, и пошла наверх, за лекарствами.

***

*Гномония, тюрьма «Паучье Гнездо»

— Этель Вайс!

Старая женщина, пристёгнутая к креслу, поморщилась от бьющего в глаза света. Лампа сияла из-за затылка сидящего перед ней за столом человека, так что лица разглядеть не получалось — только силуэт головы и плеч. Да и глаза теперь не те, зрение подводит… Змей.

— Вы арестованы по обвинению в преступлениях против Империи! Применённые к вам особые меры призваны предотвратить ваше сопротивление. Известна ли вам суть вашей вины?

Сухие губы старухи тронула усмешка.

— Ну, и что скажешь? — прошелестела она — Удиви меня.

— Вы обвиняетесь, — если голос и смутился, то виду не подал, — в принадлежности к преступной и враждебной Империи организации «Зодиак». В укрывательстве врагов государства. В связях с террористами… — Этель с улыбкой покачивала головой, будто принимая похвалы.

— В сумме, этого достаточно, чтобы обеспечить вам высшее наказание. Поверьте, в северных шахтах вам не…

— Какие шахты? — насмешливо прервала его Этель, и голос осёкся. Но быстро вернул себе уверенность.

— Советую отнестись к этому серьёзно. Сейчас вас может спасти лишь сотрудничество со следствием, — тень шевельнулась и поставила на стол небольшую банку-хронолампу, полную сияющей пыли.

— Это конфискованное у вас Время. Вы ещё можете всё исправить, Этель. Разве оно того не стоит?

Молчание.

— Подумайте, — голос стал вкрадчивым. — Вы предпочтёте хранить верность тем, кто вас бросил в беде? В вашем ли положении упрямиться? Нам даже не нужно заточать вас в тюрьму, старость самая худшая тюрьма на свете… Темница своего тела. Вы же хотите стать прежней? Вернуть себе молодость?

Старая женщина не отвечала. Потом хмыкнула — вышло больше похоже на кашель.

— Ох, любите вы иносказания, — произнесла она. — Превратить в старую развалину — это у вас «особые меры». А «высшее наказание» — это ты про шахты? Не смеши! Вернёте молодость, и сразу к «Уроборосу» в пасть!

— Но!.. — голос на миг задохся, и мать Коула почувствовала удовольствие. Не ожидал, что я знаю, скот?

— А «враги Империи» — тут она наклонилась вперёд, насколько позволяли ремни, — это не тот ли, кого вы называете Проклятым? — Следователь не сразу ответил, и старуха засчитала себе ещё одну маленькую победу.

— Вы облегчите свою участь, — наконец выдавил силуэт, — если укажете, где сейчас может находиться… эээ, означенное лицо. Не советую…

— Хочешь знать, где он? — Этель улыбнулась, как молодая, хищно и зло. — О, я скажу. Он ушёл: обманул вас, подонков, и сбежал. Но Он вернётся, — добавила она с пугающей уверенностью. — Он вернётся за тем, что Ему принадлежит по праву. И тогда твоим хозяевам конец, крыса казематная — и тебе заодно с ними!

— Молчать! — следователь повысил голос, и даже привстал, заслонив свет. — Каждое ваше слово может быть использовано против вас! Вы сами не оставляете нам выбора, кроме…

— Да ничего ты мне не сделаешь, — спокойно прервала его старуха, и следователь запнулся. — Я нужна тебе живой. Вы же хотите узнать, где Проклятый? И что ты со мной сделаешь теперь, когда я старая ветошь — пытать будешь?

Ответа не последовало.

— А вот не будешь. Если у меня сердчишко не выдержит, твоё начальство из тебя потроха выдавит. А я не боюсь смерти: я уже исполнила то, что должна была. Моя жизнь вам нужнее, чем мне, так что не расстраивай бабушку… внучек!

…Хилл шагал по коридору, мимо железных дверей с намалеванными белым номерами, мимо карбидных ламп в зарешеченных плафонах. В тюрьме "Паучье Гнездо" не было окон. Время сна и бодрствования здесь зависело от светильников, и часто их зажигали не по режиму. Порой "день" длился двое-трое суток, а иногда неравные "дни" и "ночи" сменяли друг друга каждые пару часов. Всё для того, чтобы погасить у узников ощущение времени и сломить их волю.

— У вас десять минут на свидание, — холодно предупредил Хилла страж у входа. Да не обычный охранник: камеру стерегли два солдата Чёрной Гвардии, оба в чёрных мундирах и кирасах, на головах островерхие шлемы. У каждого на поясе тесак в ножнах и два огнебойных револьвера.

Хилл старался подготовиться мысленно — и всё равно, войдя в камеру, не сдержал судорожного вздоха.

Гай Карвелла был распят на стене, на вделанных в кладку цепях. Голый, с вывернутыми руками — под кожей проступили жилистые мускулы. Седые волосы падали на лицо, и когда Гай шевельнулся и поднял голову, Хилл увидел подбитый глаз, распухшую губу в засохшей крови.

— А, сынок, — тускло промолвил старик. Сейчас отец до боли показался Кальдеусу настоящим стариком. — Привет.

— О, змей! Тебя били?

— Нет, об дверь стукнулся! — Гай слабо хохотнул, и тут же закашлялся: в распятой позе, дыхание давалось ему с трудом. — Ерунда, помяли чутка. Ты сам как? — Этот вопрос совсем выбил Хилла из колеи.

— Да ничего, — отведя взгляд, выдавил он. Злость на отца мешалась в душе инспектора с жгучим стыдом. — Расспросили, потом отпустили. Сейчас ту женщину допрашивают…

— Бьют? — сипло выдохнул Гай.

— А? Что ты, нет!

— Хорошо, — старик усмехнулся. — Ну, пусть попробуют что-то вытянуть. Этель и не таким зубы заговаривала! Жаль, сам не увижу.

Оба неловко помолчали.

— Ты меня как вычислил-то?

— Не поверишь, случайно увидел, — признался Хилл. — Сперва думал, обознался, а потом услышал, как тебя назвали… И сразу понял.

— Ага, — кивнул Гай. — Не забыл, как я с вами в детстве в пиратов играл?

— Верно, — Хилл невольно улыбнулся. — Капитан Гай Морской Койот! И "Звезда Удачи", его каравелла… Гаюс Карвелла, так?

— Да… — глухо произнёс старик. — Гаюс Карвелла был моей запасной личностью. Одной из. Я специально так назвался: думал, если однажды что-то случится, вы с Виви меня найдёте. Кто ж знал, что так всё повернётся! Вот ты и нашёл, на мою голову…

— Зачем? — не выдержал Хилл. Давно, так давно он мечтал задать исчезнувшему отцу этот вопрос — почему же теперь он прозвучал так жалко?

Но в одно это слово Хилл постарался вложить всё, что копилось в его сердце. Детскую радость тех времён, когда они были счастливой семьёй — с привкусом разлуки, когда отец уезжал в свои командировки. (Выходит, он уже тогда вёл двойную жизнь). Боль, когда пришли вести о несчастье с мамой. И тоскливое непонимание, когда отец исчез неведомо куда… А потом пришли люди в мундирах — и для них с Виви настали чёрные дни. Бесконечные допросы, безжалостные слова, угрозы. Страшные обвинения в том, что его отец — враг Империи, заговорщик, предатель…

А ещё — та ярость и боль, что горели в заплаканных глазах Виви, когда Хилл видел её в последний раз.