Машина была изысканно-хищная, чёрная и блестящая, с откидным верхом и с двумя рядами серебряных вентиляционных патрубков, топорщившихся по сторонам капота, будто оскаленные зубы. Экскурсовод рассказывал о преимуществах новинки — той самой модели завтрашнего дня «Z-160» от концерна. Несколько солидных господ задавали вопросы, остальные просто толпились в задних рядах и завистливо глазели на чудо. Коул и Рин глянули лишь мельком — им были интереснее другие чудеса. А их тут хватало!

Был здесь кухонный часоматон, правнук обычного таймера, похожий на сборочную линию в миниатюре (для Коула) или на жуткого железного паука (для Рина). У «кухмата» было с полдюжины суставчатых лап-рычагов, в которые нужно было вставлять кухонные принадлежности, заводить пружины на время и настраивать механизмы на разные действия. Чтобы одна рука ставила на огонь чайник, вторая взбалтывала яйца, а третья резала хлеб… Коул даже пальцем не рискнул бы дотронуться до такого страховидла — он здраво представлял себе, какова вероятность сбоя и поломки при таком количестве связанных операций.

Были приборы разумные и полезные (хоть и более скучные). Терморегулятор с механическими термометрами, что регулировал отопление дома. Автоуборщик, уже знакомый Коулу и Рину жук-подметала. Лампы всех видов, горящие в затемнённых палатках — газосветные с сеткой накаливания, карбидные, электрические «искровые». Были музыкальные машины, фонографы и пианолы — механические пианино, где мелодия была записана на дырчатую картонную перфоленту. И комнатные оркестрионы, могучие сооружения с колоннадами сверкающих труб и веерами струн. На таких можно было как проигрывать записанную мелодию, так и сочинять собственные, путём сложной настройки пневматических клапанов и заводных смычков…

Особенно впечатлил ребят «мутоскоп». Это был массивный, круглый корпус на ноге-штативе с застеклённым окошком. Нужно было сесть перед прибором и прижаться к окошку глазами, и тогда внутри была видна живая картинка. Не сменяющиеся слайды, как в стереопьесе, а движущееся изображение, пусть чёрно-белое и подрагивающее: танцовщица в шелках и под вуалью кружилась на сцене.

Стоящий тут же лектор рассказывал о новом методе «мультифототипии», с помощью которой создаются такие записи из сотен кадров на тонкой плёнке. Якобы, скоро мутоскоп будет доступен в каждом доме для приватного просмотра. (Говорил он таким тоном, а мужчины-слушатели так ухмылялись, что становилось ясно — сюжеты таких пьес будут точно не для их жён). Демонстрировали и компактную версию прибора, вроде большой металлической ракушки на ремнях — её нужно было надевать на глаза, а встроенная пружина одновременно крутила плёнку и питала искровую лампочку для просмотра. Доброволец в кресле так кривил губы, что непонятно было, смотрит ли он особо печальную драму, или просто мучается болями в шее от тяжести прибора.

А в конце выставки располагались витрины с изобретениями поменьше, для продажи. И вот к ним Коул буквально прилип.

— Рин, смотри! Нет, ты только глянь!

В витрине были стальные кружки-самогрейки со встроенным заводным механизмом, который зажигал в двойном дне таблетку горючего, а потом гасил её, перекрывая заслонкой доступ воздуха. Были «мультиферки» — универсальные инструменты. И «часодневники», пухлые записные книжки с вделанным в обложку циферблатом будильника, что предупреждал хозяина звонками о запланированных делах.

— Смотри, как круто! — Коул схватил аккуратный брусок «мультиферка», нажал на кнопку — и тот распустился в его руке веером инструментов, от отвёрток до кусачек и пилки. — Змейская гидра, всегда о таком мечтал!

— Ну, да, здорово, — растерянно согласился Рин. — Но…

— Погоди! А стоит всего… — Коул взглянул на ценник и прикусил губу. — Эх! Постой, вон тот подешевле. Всего три месяца с мелочью!

— Коул, послушай…

— Да ладно! Мы за плащи меньше отдали. — Коул всегда обожал всякие штуки, совмещавшие много функций. Его старая сумочка с инструментами была лишь попыткой приблизиться к мечте. — Это ж выставка, тут дешевле, чем в магази…

— Коул.

Мягкий голос друга вернул Коула в реальность, и он замолчал. Рин смотрел понимающе и чуточку грустно. Взглядом того, кто вырос среди бесполезной роскоши, служившей памятником былому величию, рядом с алчной и нелюдимой бабкой — а сам всю жизнь вынужден был считать часы и минуты. И Коул будто очнулся от наваждения.

— Змейство… — пробормотал он. — Извини, Ринель.

— Так вы берёте, молодые люди? — скучно поинтересовалась девушка-продавщица. Коул и Рин отошли от витрины.

— Пойдём ещё посмотрим? — предложил Рин, видя, что друг подавлен. — Вон, там счётные машины.

— Да нет, — отказался Коул. Выставка утратила часть своего очарования, и теперь ему было стыдно. — Пойдём лучше, поищем, где поужинать.

На выходе к лифтам уже выстроилась очередь довольных посетителей. Оживлённо галдела группа школьников под надзором воспитательницы — все в картонных козырьках с эмблемой выставки. Это навело Коула на мысль.

— Интересно, а на чём у них лифты работают, — заметил он. — И эскалаторы тоже. Они ж сутки напролёт крутятся!

— Наверное, джуммы, — предположил Рин. — Как в метро. Помнишь, тот ремонтник…

— Не джуммы.

Это произнёс высокий, худой человек с пышной шапкой седых волос и длинными усами. Поверх пиджака на нём было богатое пальто нараспашку с чёрной «брямкой» на отвороте, шея повязана роскошным узорчатым платком. За ним стояла девушка в скромном платье и в котелке учётчика на стянутых в узел волосах, с планшеткой в руках. Седой смотрел без выражения.

— Простите, ваша высокоточность? — оробел Рин.

— Не джуммы, а люди, — холодно пояснил незнакомец. — В подвалах пассажа десятки людей, это они крутят во́роты, что приводят в действие лифты и эскалаторы.

— Что? — не сдержал изумления Коул.

— В основном, искупленцы, — не меняя тона, добавил седой. — Прекрасный способ извлечь пользу из нарушителей порядка. Воров. Бродяг. Бунтарей… — Он окинул ребят неприятным взглядом. То, что теперь на них были плащи, не имело значения — он сразу приметил отсутствие «брямок». — Или праздношатающийся сброд из предместий, забредший в приличное заведение не иначе как для того, чтобы что-то украсть!

Друзья попятились от неожиданно враждебного старикана. Коул мельком подумал, что они влипли, сейчас усатый свистнет охрану, и придётся бежать… Но богатей лишь одарил их ещё одним презрительным взглядом и отвернулся.

— Доброта господина Мулера к низшим слоям общества однажды выйдет городу боком, — промолвил он. — Я всегда выступал за усиление сегрегации. Можете записать это для моей речи, Даяна!

— Да, мастер Клавдикус, — смиренно кивнула девушка-учётчица, и они вдвоём прошли в двери выставки.

Зазвенел звонок, и дверцы лифта открылись. Мальчишки переглянулись.

— Мне что-то не хочется на лифте ехать, — выдавил Коул.

— Угу, мне тоже, — кивнул Рин.

Вдвоём они, молча и печально, спустились по лестнице. На одной из площадок Коул придержал Рина за руку.

— Погоди. Дело есть.

— Да?

— Вот что, — Коул выглядел смущённым. — Я тут подумал… Короче, такие деньжищи не по мне. Давай ты всё на хранение возьмёшь, да? А то, боюсь, отколю ещё чего-нибудь сгоряча…

— Ох. Ну конечно, о чём речь!

Горсть сияющих монет перекочевала из руки в руку, и растаяла в ладони Рина — лишь искрами сверкнули гвоздики-контакты на пальцах. Коул поглядел на свои часы, на которых осталось всего пять дней, и почему-то почувствовал себя спокойнее.

А выйдя из башни на ступени крыльца, они увидели ещё одно чудо техники, хоть не такое помпезное, как на выставке, зато забавное. У входа стоял ростовой деревянный манекен, изображавший жреца в рясе — с красным носом и хмельной улыбкой на небритом лице. В одной руке жрец держал кружку, другую протянул вперёд, будто прося подаяния. «Предсказание за 5 минут», гласила табличка на шее манекена; ниже мелким шрифтом было добавлено, что собранные средства идут на нужды Храма.