— Вы тоже пали жертвами несправедливого устройства общества, юные мастера? — с ходу поинтересовался тип. — Знайте, есть шанс всё исправить! В городе, где цвет заменил лицо — отчего не надеть маску? — Он откинул полу пальто — на подкладке были приколоты рядами «брямки» всех цветов. — Станьте вхожи в лучшие клубы и рестораны Зелёного, Жёлтого, Сиреневого районов! Всё без обмана!

— Нет, спасибо, — поспешил отказаться Рин. Глупость этой затеи была очевидна: бомтаунцы явно помешаны на сложных правилах поведения, а разве со значком передаётся их знание? Да и выглядели «брямки» подозрительно. Одна, жёлтая, явно была поддельной — не однотонная, а с улыбающейся рожицей, и забрызганная чем-то тёмным. Не кровью ли?

Типчик хотел ещё что-то сказать, но тут его схватил за грудки тощий, небритый юноша с горящими глазами.

— Собака! — гневно выкрикнул он. — Наживаешься на преступном разденении народа? Друзья! — обернулся он к ребятам. — Не слушайте его! Поддержите УПС — Унию Противников Сегрегации. Один город — один народ! — возвысил он голос. Тут же толпа взволновалась, люди надвинулись на парня со всех сторон и оттеснили мальчишек — никто явно не хотел шумихи. Коул и Рин поспешили выбраться из толчеи.

— Мобильные гудки! — тотчас гаркнул торговец-лоточник, сунувшись к ним. — Лучшие мобильные гудки, на любой вкус! — На лотке его были разложены гудки-клаксоны от мобилей, резиновые груши с медными раструбами. Торговец сжал одну грушу, и гудок гнусаво крякнул.

— Жабы ручные! Ни одной мухи в доме не будет!

— Чиню-лужу-паяю!

Многие торговали едой. На жаровнях шипело мясо, поджаривались бутерброды и грибы на прутьях. Толстая, крикливая тётка помешивала черпаком густую похлёбку из рубцов, ядрёно заправленную перцем и чесноком (от волны запаха мальчишки чуть слюнками не захлебнулись) и разливала по мискам. Другой торговец, напротив, был молчалив — джен, южанин из региона Дженовии, с раскосыми глазами и улыбчивым, смуглым лицом, в халате и широкополой шляпе. У него была ручная тачка с пыхтящей на ней пароваркой, и он продавал паровые пельмени.

От желания купить что-нибудь прямо сейчас и утолить голод Коула удержало лишь то, насколько подозрительно выглядел уличный рынок. Он предпочитал не брать еду у незнакомых торговцев — просто потому, что знал, как легко пообедать крысой или голубем, купленным торговцем у «крышников». Не траванёшься, так заразишься, а то и паразитов подхватишь. Рин лишь тоскливо вздохнул.

— Я вчера дома баранину замариновал, — пояснил он. — С лучком, чесночком, морковочкой. Думал рагу сготовить… Так и ждёт небось. — Он грустно шмыгнул носом. Коул сочувственно взглянул на друга, и потянул его за собой. Надо найти им поесть.

Лишь один раз его внимание привлёк одноногий нищий на костылях, что торчал под освещённой лампами доской для объявлений на стене дома. На груди у калеки висела табличка: «Я НИ ПАБИРАЮСЬ».

— Что, парень, не веришь? — сипло заорал нищий, сощурив глаз (второй заплыл синяком). — Ха! Думаешь, герой Болотной Войны станет побираться? — Он показал на тусклую медальку на драной куртке.

— Я воевал, да! Чёрная Топь — темень хоть в морду дай, сверху дождь, снизу грязь, пиявки! И чудовища: капитана Кураму живьём схрупали — вынырнула образина, и утащила в топь, только фуражка поплыла. А как сошлись с Железным Флотом — бум, бах, повсюду взрывы, ночь горит! А потом нашей канонёрке, «Жозефине», всадили в борт снаряд — и ногу мне осколком… — Он утёр слезу с небритой физиономии. — Знаете, чем я тут занимаюсь? — без перехода спросил он.

— Ну? — Коулу дела не было, но любопытство победило. Нищий поманил их грязным пальцем. От его фигуры разило ядрёным перегаром.

— Я продаю информацию, — понизив голос, сообщил он. Несколько зевак остановились поодаль, заинтересовавшись. — Всё для рисковых молодых людей, по самым низким ценам. Помогу выйти на след худших врагов Империи: родина меня забыла — но я ей верен, так-то!

— Да тебе-то откуда их знать, врагов? — не сдержал скептицизма Коул.

— Как откуда? Да их все знают! — Калека ткнул пальцем себе за спину, на рекламный щит, где были расклеены три портрета. Мальчишки присмотрелись: в Анкервилле лица преступников клеили только на стендах перед полицейскими участками — мимо которых оба избегали проходить.

На первом был изображён мужчина такой наружности, что Рину сразу вспомнилась его фантазия о таверне. Только если Гежчи сошёл бы за кабатчика, то рожа с плаката годилась на роль настоящего пиратского капитана! Человек был огромен — даже по портрету было понятно: с громадной бородищей на всю грудь, с торчащими усами. Глаза скрывали круглые тёмные очки на горбатом носу, голова была повязана платком. В общем, портрет был не слишком информативен.

«Зигвард Торм», гласила подпись. «Изв. под кличками «Полковник» и «Чёрный Пират». Член мятежной организации «Красные Ягоды». Виновен в преступлениях против Империи: терроризм, грабежи, провокации, подрывная деятельность».

Со второго плаката хмуро смотрела молодая женщина, совсем девушка. Широкоскулая и курносая, с недовольно поджатым маленьким ртом и родинкой на щеке. Коротко остриженные волосы были по-мальчишечьи зачёсаны набок, так, что её можно было принять за парня — если бы не имя:

«Вивьенте Ламора. Изв. под кличкой «Кобра», также «Красная Лилия» и «Огонёк». Член мятежной организации «Красные Ягоды». Виновна в преступлениях против Империи: грабежи, подстрекательство, подрывная деятельность».

Наконец, третий плакат изображал молодого человека с дерзкой улыбкой на лице. Собранные в хвост волосы были подкрашены мазками рыжего, ухо украшала серьга, а на шее виднелась татуировка — кажется, штурвал и якорь. «Ардис Хан. Изв. под кличкой «Метеор». Бывш. боевик террористической группы «Пламенники». Виновен в преступлениях против Империи: поджоги, саботаж, провокации». Под каждым плакатом перечислялись особые приметы, и была обозначена награда за голову (да такая, что Рин изумлённо покачал головой, а Коул восхищённо ругнулся шёпотом). Под портретом рыжего юноши цифра награды была зачёркнута, и крупно дописана вдвое большая, а также краснел штамп: «ОСОБО ОПАСЕН».

— Экие деньжищи, а? — с хитрым видом шепнул нищий. — А мне-то вся награда — родине послужить! Ну, и часок на пивко: что вам стоит?

Коул никого ловить не собирался; и Рин — тоже, но убогий вид калеки пробудил в нём жалость. Он сотворил полупрозрачную монетку-час и протянул «информатору».

— Спаси тя Вечный, внучок! Значит, слушайте. — Нищий помедлил. — Я видел Полковника дней пять тому. Иду я по улице Медных Роз, и на перекрёстке с Теплоцентральной вдруг смотрю — что за оказия? Ни мобилей, ни людей, и фонари как-то мигают нехорошо. И тут вижу, по улице во такой бугай идёт, и тень от него выше домов. Тут я смекнул — это ж Полковник! Я за ним бочком-бочком. Идёт он, сворачивает на Стекольщиков. Я в переулок следом, чтоб перехватить. Выхожу на улицу — что за жуть? Где проход был, теперь стена. И тут на меня тень упала. Оборачиваюсь — а он позади! Огромный, как шагоход, на поясе два… три пистолета, и сабля! И ухмыляется, зубищи в бороде — во! Тут меня слабость взяла. А этот монстр подступил, схватил меня… — Нищий набрал в грудь воздуха.

— И отгрыз мне ногу! — заорал он так, что мальчишки отскочили. — Ноженьку мою! И жрать стал! вся бородишша в кровишше!

Зеваки поодаль расхохотались. Видимо, фокусы старого пьяницы были им давно знакомы.

— Ты что несёшь? — Коул был готов к чему-то такому, и всё равно, вспыхнул от стыда и злости. — Ты ж говорил, что на войне потерял!

— А? О, ещё как! — бодро закивал калека без малейшей паузы. — Я ж рассказывал, али не слушали? Бой был, аж ночь горела! а потом в борт снаряд — и осколком, по самую задницу!..

Коул стиснул зубы и потащил Рина прочь.

— Пошли, — с досадой процедил он. — Он последние мозги в бухле потопил!..

Наконец рыночная суета осталась позади. Вокруг снова простирались тихие, малоосвещённые улицы. Вот мальчишки вышли на мост через узкий канал, зажатый меж рядами домов. Здесь Коул остановился у перил и достал из кармана «медиафолио».