— А-а если мы застрянем?.. — с несчастным видом пробормотал Рин.

— Где, в трубе? Это ж всё равно, что пуля бы в стволе застряла! Успокойся, малец. Даже если вдруг что, в каждом тоннеле наблюдательный пост, ремонтники сразу заметят. Нормально едем, вон, скоро станция, — и он указал на длинную прорезь вдоль стены с метками станций: по прорези полз игрушечный вагончик, отмечая путь капсулопоезда. Видимо, это сделали для успокоения пассажиров. Хотя никто и так не волновался — некоторые болтали, другие читали книги, а кто-то и вовсе дремал.

И всё же, когда вагончик на стене «доехал» до первой станции, и кондуктор открутил вентиль и открыл дверь — мальчишки с трудом подавили желание вскочить и выбежать из вагона. Часть пассажиров вышла, зашло больше, так что все места оказались заняты. Коул обратил внимание, что некоторым приходилось садиться на места чужих «цветов» — но делали они это с явной неохотой, и сразу поднимали воротники плащей, будто отгораживаясь ото всех. Жизнь Бомтауна была полна правил и обычаев, сформированных затейливыми социальными механизмами и понятных лишь местным.

Чтобы как-то скрасить напряжённое ожидание нужной станции, Коул начал разглядывать плакаты на стенах вагона. С первого взгляда он заметил, что рекламные афишки здесь чередуются с агитацией. Если уличные рекламы пестрели разноцветьем огней, привлекая внимание в городской суете, то плакаты в подземке будто стремились напомнить человеку один на один о чём-то серьёзном. Может, из-за бешеного ритма жизни большого города; а может, потому, что Бомтаун был намного ближе к границе Империи, а значит — к чуждому и пугающему Запределью.

Один плакат как раз призывал «смелых и достойных» записываться в экспедиционные корпуса. На нём (с явным нарушением пропорций) был изображён пе́ред бронированной гусеничной громады, оскалившийся зубчатыми ножами-отвалами — видимо, так художник изобразил градокомбинат — и несколько улыбающихся парней в робах ремонтников, сидящие на броне. Другой, куда более тревожный, изображал фигуру в мундире, чёрном плаще и островерхом шлеме с пластинчатой защитой для затылка и ушей. Лицо воина было завязано чёрным же платком, лишь глаза смотрели сурово и мужественно. На руках он держал спеленатого младенца, а позади него пылали руины домов. «ЧЁРНАЯ ГВАРДИЯ — НАШИ ХРАБРЫЕ ЗАЩИТНИКИ!», напоминала надпись.

А самый яркий и броский плакат был посвящён всё тому же усатому типу с моноклем. Усатый простирал руки к зрителю, из его рукавов, как ленты у фокусника, струились железнодорожные пути и автострады, сплетались друг с другом — и по ним наперегонки мчались мобили и поезда. Надпись аркой поверху плаката гласила:

«КОНЦЕРН МУЛЕРА: НАДЁЖНОСТЬ И СТИЛЬ — РАДИ ВАС!»

— Слушайте, мастер, — понизив голос, обратился Коул к ремонтнику, который решил развлечь Рина байками о работе. (Не больно-то успешно, учитывая, что все его истории были о том, как кого-нибудь переехало, расплющило или засосало в вакуумную трубу: Рин был бледен, и вымученно улыбался). — Если не секрет, что это за Мулер такой? Он у вас тут, походу, только в сортирах не красуется.

— Ну, даёшь! — присвистнул ремонтник. — Смотри, при «крашеных» такое не сморозь! — он выразительно указал взглядом на ряды затылков над спинками кресел. — Господин Мулер — основатель и хозяин Концерна Мулера: а значит, и всего вольного города Бомтаун!

— Вольного? — В представлении Коула, «вольные города» было чем-то далёким из истории, вдобавок, только на юге.

— Именно. Мы же на самой границе: к северу хозяин Эрцлав, к югу Бертольд, а мы — спорная территория. И господин нам один только Огастус Мулер!

— Ясно. — Коулу было не очень ясно, но он уже понял, что Империя устроена намного сложнее, чем им казалось раньше.

— Вот и держите языки за зубами. Мулер даёт работу почти каждому в городе: тут все так или иначе на концерн впахивают, даже в предместьях.

— А этот концерн, что он делает?.. — поинтересовался Рин.

— Да всё, — удивился рабочий. — Мобили, поезда, рельсоходы. Плавит железо и куёт сталь. Это ведь Мулер проложил Огненный Путь, вы в курсе?

— Третью Радиаль, в смысле? — О радиальной железной дороге от Бомтауна в столицу Коул знал немногое, лишь по сварливым рассказам сограждан. В частности, то, что вдоль неё расположены плавильные заводы, где выплавляется руда из шахт Оскаленных гор и перерабатываются железные отходы — за что её и прозвали Огненным Путём.

— Вот именно, — ремонтник прокашлялся, готовясь к рассказу. — Когда Эрцлав Батори бросил вызов Железному Флоту…

Но тут капсулопоезд достиг нужной станции. Наскоро попрощавшись с попутчиком, Коул и Рин поспешили выйти из вагона. Станция оказалась не столь людной, как предыдущая — всего несколько человек на платформах — и хуже освещена. Зато тоже украшена статуей Мулера: здесь он держал над головой лучащуюся молниями шестерню.

— От скромности этот Мулер не помрёт, — тихонько заметил Рин, когда они поднимались по лестнице.

Район Красного Шпиля был непривычно тих и тёмен — после крикливого рекламного разноцветья «белого» и чопорной иллюминации «зелёного» районов, это бросалось в глаза. Скудно освещённые улицы обступали многоэтажки, опутанные снаружи лестницами и трубами. Вывески заведений в нижних и подвальных этажах домов были незатейливы и лаконичны: «Пивная», «Рюмочная», «Закусочная «Три Карася». Ветер гонял по тротуарам мусор. Словом, типичный рабочий район, улицы которого оживляются лишь дважды в сутки — до и после рабочей смены. Лишь где-то вдалеке над крышами мерцали отблески зарева, и временами ветер доносил отголоски городского шума, музыки и сигналов мобилей.

— Вот, это Семнадцатая улица, — Рин наконец справился с картой, которую трепал в руках ветер. — Нам прямо и два раза направо, пошли!

По пути им почти никто не встретился, кроме пары одиноких прохожих, и Коул был этому лишь рад — меньше всего хотелось нарваться на здешний вариант Рензика с его дружками.

Лавка древностей нашлась точно по указанному Гаем адресу. Даже без украшенной завитушками вывески, угадать её по внешнему виду было легко: окованная металлом дверь и витринные окна мутного стекла, забранные коваными решётками в виде ветвей и листьев — столь густо переплетённых, что сквозь них едва пробивался свет изнутри.

— Как в книжке, — сказал Рин. — «Шпаги и лилии», у меня в библиотеке такая была. Времён Королевства Вечерней Зари, про четырёх гвардейцев: приключения, драки, красавицы — здорово так…

— Вот как? — Коул усмехнулся уголком рта, подкрутил воображаемый ус. — Что ж, ээ… гарсон, не зайти ли нам в этот грязный кабак, и не разнести ли его ко всем псам, во славу Её величества? — И положил руку на воображаемую шпагу на поясе.

— «Виконт», — с улыбкой поправил Рин, хотя сердце его тоскливо дрогнуло: он понимал, что друг шутит через силу, чтобы не показывать, насколько ему тошно. Может, Коул и не подозревал, насколько хорошо Рин научился его понимать…

Мальчишки толкнули дверь и вошли, тренькнув колокольчиком над входом.

И будто взаправду попали в книжку. Только уж точно не в кабак — скорее, в пещеру сокровищ. Лавка выглядела одновременно тесной и удивительно длинной, будто занимала целый переулок меж домами. Тянущиеся вдоль стен полки и шкафы уходили куда-то в глубины, задрапированные ширмами и занавесями из бус.

И все полки были уставлены вещами. Тут были книги, фарфоровые безделушки, бронзовые и стальные статуэтки; модели кораблей — в бутылках и без; просто бутылки с разноцветным содержимым, или с заспиртованными уродцами (Рин поспешил отвернуться), или пустые — но сами по себе удивительных форм и цветов; причудливые шляпы на безликих болванках-головах — на некоторые были вдобавок надеты очки или маски. Стены украшали стяги с гербами неведомых семейств, скрещённые сабли в ножнах, карты городов и островов, деревянные и фарфоровые маски всех видов — от прекрасных расписных ликов, до ужасных рож демонов. Горели лампы в плафонах удивительных форм и цветов, озаряя лавку загадочным светом.