— А теперь рассказывайте всё, — жёстко приказал Гай. Таким суровым он раньше не бывал, даже когда выговаривал Коулу за какие-нибудь глупости.

Выслушав рассказ мальчишек (там, где Коул сбивался, вступал Рин), мастер сцепил пальцы в замок и уткнулся в них подбородком. Изумлённым он не выглядел, скорее подавленным.

— Скажи, — проговорил Коул, не поднимая глаз. — Мама, она…? — закончить он не смог.

— А? Нет, что ты, парень! — встрепенулся Гай. — Он не стал бы убивать Этель. Мы нужны им только живыми.

— «Мы»? — непонимающе повторил Коул. — Что ты… — В голове вдруг блеснула догадка, верить в которую не хотелось. Коул отставил кружку в сторону.

— Гай, — голос его прозвучал нехорошо, — ты ничего мне рассказать не хочешь?

— «Рассказать», гляди ж ты, — проворчал Гай. Вид у него был такой, будто его поймали на чём-то постыдном. — Не дорос ещё до такого.

— «Не дорос»? — Коул вскочил и сжал кулаки. — Там моя мама была, слышишь, ты?! Какого хрена творится? Я имею право знать…

— Сядь! — неожиданно гаркнул Гай, так, что Коул невольно отшатнулся. — Прекрати орать, парень, — тоном ниже произнес часовщик, отвернувшись. — Мне сейчас не легче, чем тебе.

Коул нашарил позади себя стул и сел обратно. Рин несмело взял его за запястье: и Коул вновь заставил себя собраться, поняв, что другу сейчас ещё страшнее.

— Гай, прошу тебя, — тихо сказал он. — Объясни, в чём дело? Зачем этот урод пришёл?

Часовщик поднял голову. В свете ламп тени залегли в морщинах на его лице: и Гай, всегда бодрый и живой, вдруг показался совсем изможденным стариком.

— Я надеялся, что никогда не придется тебе рассказывать, — вздохнул он. — Ладно. Слушайте. — Он налил себе чаю, взял с полки пыльную бутылку (Коул всегда думал, что в ней растворитель), плеснул в кружку и отхлебнул.

— Всего я вам рассказать не могу, ребята. Просто потому, что не хочу на вас ещё большую беду навлечь. Слишком уж хреновое это знание… В общем, Коул, мы с твоей мамой знали друг друга ещё задолго до твоего рождения.

— Чего? — Коул помнил, как рассказывал маме о Гае. Как впервые пригласил учителя к ним домой — и был поражён, когда тот заявился в довольно приличном костюме, даже с букетиком цветов, и галантно попривествовал Этель; а та с улыбкой пригласила его к столу… Ни тогда, ни сейчас он и не подумал бы, что они были знакомы прежде!

— Не верится? Правильно. Мы всегда хорошо притворялись. Это было нашей работой, в конце-то концов.

— «Вашей»?

— Мы все состояли в одном обществе. Название тебе ничего не скажет. Но мы занимались особыми делами: тайными делами…

— Вы были в банде? — подал голос Рин. — В этой, как её, в капоне? Или вы, извините, террористы? — Он взглянул на Коула, будто прося прощения, что подумал такое про его маму.

— О, нет, малыш! Совсем наоборот. Короче, однажды мы крепко насолили кое-кому — и они прижали нам хвост.

— Кто «они»? — Коулу почему-то вспомнились бредовые слова разъярённого Геруда.

— Временно́е Правительство! — Эти слова Гай произнёс с неожиданной ненавистью.

— А это кто?

— Вы знаете их имена. Бертольд Хайзенберг. Эрцлав Батори, — каждое имя старик выплевывал, как ругательство. — Тефилус Янг. И Жанна Сюйлин. Те, кто правит нашей страной!

— Наместники? — Коул попытался собрать всё услышанное воедино. В голове царило какое-то столпотворение.

— Но, постойте! — вмешался Рин. — Ведь Империей правит Вечный! Наместники лишь исполняют Его волю, а Ведомства и Учётная Служба… — он наткнулся взглядом на безрадостную улыбку Гая, и умолк.

— Всё намного сложнее, чем ты думаешь, малыш. В общем, нам с Этель удалось бежать — единственным из всех. У нас были заготовлены пути отступления, и они привели нас в Анкервилл. Мы думали, что надёжно скрылись — всё это время…

— Погоди. А почему куда-нибудь подальше не сбежали? — Коул отчаянно выискивал в словах Гая хоть какую-то неточность, будто она могла всё исправить.

— Куда, парень? За границами Империи — лишь Запределье, пустоши да чудовища. — Гай почему-то хмыкнул. — Да и вздумай мы бежать в неведомые земли, не вышло бы: пограничники тогда взяли всю страну в железное кольцо. К тому же, во-первых, у Этель уже тогда был ты, а бежать с младенцем на руках… — мастер лишь пожал плечами.

Коул склонил голову и запустил пальцы в волосы. Поверить в услышанное было трудно — и обидно до жутиков. Выходит, ему всю жизнь врали? Мама и Гай — двое из трёх самых дорогих ему людей — скрывали от него общую, страшную тайну?!

— А во-вторых? — тихонько спросил Рин.

— У нас остался в Империи невыполненный долг, — хмуро признался Гай. И по его лицу стало ясно, что спрашивать об этом «долге» не стоит.

Повисла тишина. Наконец Коул поднял голову.

— Ну, ладно, — решительно сказал он. — Гай, у тебя оружие есть?

— Это ещё зачем?

— Вернуться туда, и грохнуть этого сукина сына! — Коул заговорил с жаром, разгорающимся из пепла былого отчаяния. — Вы же были такие крутые, значит, и у тебя что-то есть! Мы пойдём, и освободим маму, и…

— Очнись, парень! — прервал его Гай. — Сам послушай, что несёшь! Ты против Часового собрался?

— А что — на заднице сидеть и ждать? — почти выкрикнул Коул. — Что ты предлагаешь?

— Уж точно не переться туда, чтобы дурную башку сложить, или того хуже — живым к ним попасться! — Гай подошёл и положил руку ученику на плечо. — Не дури. Этель сделала то, что сделала, ради вас — а ты хочешь всё прахом пустить?

Коул зарычал, и в сердцах ударил себя кулаками по коленям. В словах Гая была правда, но как же невыносимо было её признавать!

— А вы? — вмешался Рин, и Коул ему был благодарен за этот вопрос. — Вы ничего не можете?

— Кое-что могу, но этого мало. — Гаю, видно, самому тяжело было признаваться. — Мы уже не те, что были раньше, ребята. Почти всё порушено. Организации больше нет, связей почти не осталось, да и мы сдали. Если б я только мог…

— И что же делать? — через силу выдавил Коул.

— То, что велела Этель. Бежать подальше. — Гай потер подбородок. — Так, через горные перевалы вам не уйти: нужен провожатый, а у меня среди горцев связей нет. Да и у фермеров не укроешься — надежды нет, сдадут. На юг тоже дороги нет, через Белую Пустыню вам не перебраться…

— Куда ж податься? К морлокам под землю? — горько съязвил Коул. Мастер задумался, и кивнул.

— Нет. На север, в Бомтаун.

Про северного соседа, великий торговый город на границе Вечерней и Ночной провинций, мальчишки не знали почти ничего. Как и о Клокштадте, о нём отзывались со смесью зависти и пренебрежения — но Бомтаун не любили куда сильнее, чем главный город провинции. Ещё бы, ведь если б не он, Анкервилл бы стал главным промышленным центром северо-запада! Горожане до сих пор с бессильной тоской вспоминали о проекте «Золотой ветки», что должна была связать Анкервилл с гаванями Чёрной Топи — и дать начало новым рудоплавильным заводам вокруг города… Но после войны с Железным Флотом всё переменилось, проложили Третью Радиаль, и лучшие карты в игре внезапно отошли Бомтауну.

Так что все сведения о городе меж Вечером и Ночью сводились к байкам и непристойным анекдотам с участием тамошних жителей.

— Слушайте внимательно. На вас будут охотиться, так что не верьте никому — и берегите друг друга. Когда доберётесь до города, найдите этот адрес: Округ Красного Шпиля… — Гай продиктовал название улицы и номер дома. — Там антикварная лавка. Хозяином должен быть одноглазый Гежчи, со шрамом. Спросите у него, продаст ли он — запоминайте! — «светильник белой бронзы из дома дель Труа». Если он всё ещё верен нашему делу, то ответит: «Такого нет, но есть синяя лампа хорбургского серебра». Запомните накрепко! И если так, скажете ему, — мастер отчего-то вздохнул, — что вам нужен Лис Руже.

— Ружьё?

— Руже. Именно так. Змеи и гидры, всё слишком ненадёжно — но других ниточек у меня нет.

— А этот Лис, — уточнил Рин, — он ваш друг?

— Это мой враг, — Гай насупился и потемнел лицом. — Но Часовым и их хозяевам он ещё худший враг, а значит, почти друг мне. При встрече отдадите ему вот это. — Старик снял с себя половинку шестерёнки на шнурке, и повесил на шею Коулу.