Это стоило им пятнадцати минут задержки, пока водитель с бранью крутил заводную ручку. Ури курил у машины, а Рин любовался видом горной впадины, затянутой туманом. На дальнем склоне виднелись руины странных очертаний — одно из зданий Бывших, не до конца разобранное на стройматериалы.

Несколько косых лучей солнца пробились сквозь тучи, и озарили долину: туман заиграл призрачными оттенками золота. Может быть, подумал Рин, в самом деле, не так уж важно искать причину в запутанных правилах общества. Может, для работы нужно научиться бездумно выполнять то, что должен. Ведь если пытаться вникнуть во всё — то не останется времени даже заметить, как красив иногда бывает мир…

До вокзала дотянули, как говорится, «на последнем обороте». Монорельс здесь делал петлю, и ангарчики вагонов лепились к наружной стене вокзала — двухэтажного строения в форме буквы «L» с высокими арочными окнами; на крыше его вращались многочисленные ветряки. Серебристые нити рельсов сходились к вокзалу, перекрещивались и причудливо сплетались, и убегали на север.

Машина проехала мимо маленького лагеря, что был разбит в стороне от дороги — всего несколько убогих шалашей и навесов. Усталые, бедно одетые люди сгрудились вокруг костра, на котором варилось что-то в старой консевной банке. Перемещённые лица — депортированные из других округов, которым ещё не нашли новое место. За ними наблюдали трое крепких парней с дубинками на поясе, в гражданской одежде, но с нашивками в виде скрещённых часовых стрелок на рубашках. Цайгеры, добровольцы из гражданского ополчения «Штунден Цайгер».

— Давай, за мной! — Ури вылез из машины, как только та затормозила на стоянке. Тут же вокзальный рабочий присоединил к капоту суставчатый заводной рукав, такой же, как во вчерашнем злополучном станке. Теперь вращение ветряка на крыше должно было завести маховик. По всей Империи ветряки и водяные колёса использовали для получения механической энергии.

Рин с учётчиком прошли сквозь вокзал, просторный и пустой изнутри: лишь буфетчица скучала за стойкой. Анкервилл был транспортным узлом средней значимости на перекрестье двух линий: от ферм и фабрик восточных предгорий на юго-запад, в столицу — и из Клокштадта на север, в Бомтаун. Вокзал изначально строился только для грузового оборота, и в город мало кто приезжал, кроме окрестных фермеров. А с тех пор, как на севере проложили Третью Радиаль, станция утратила часть своего значения — теперь поезда шли с севера на юг, порой даже без остановки.

Груз уже ждал на платформе. Ящики из тёмного дерева с белыми эмблемами завода были выстроены штабелями возле конвейера погрузочной линии. Подошёл дежурный по станции, и они с Ури обсудили расписание.

— Всё как положено, не сомневайтесь. Отправка сорок вторым поездом, в семнадцать-тридцать. Должны ещё со Свалки пару контейнеров железа подогнать: в Бомтауне отгрузят.

Ури кивнул, и повернулся к Рину.

— Вот тебе и практика, малец. Иди, заполни по инструкции реестр груза, — он указал на ящики. — Потом мне покажешь. А я пойду, чайком согреюсь… — И, с чистой совестью свалив работу на новичка, ушёл в здание вокзала. Рин с сомнением взглянул на штабель «практики». Первый рабочий день начался слегка несуразно — или это в порядке вещей, несмотря на все слова о том, что Учётная Служба «работает как часы»? Ладно…

Работа оказалась несложной. Нужно было всего лишь сверять сочетания ярлыков с инструкцией и вписывать в бланки форм. Бланков в папке была целая стопка — как и большинство документов в Империи, отпечатанных на плохой, серой тростниковой бумаге с тусклыми оттисками синих печатей…

Рин управился за полчаса. Он ещё не успел вникнуть в работу, но уже чувствовал себя обескураженно. Неужели все учетчики этим занимаются сутки напролёт — выполняют действия, смысла которых сами не понимают?

Отвлекая от работы, живот тихонько заурчал. Рин огляделся по сторонам. Через запыленные окна вокзала он разглядел Ури — тот попивал чай у стойки. Рин не знал, можно ли новичкам есть на работе, поэтому укрылся за грудой ящиков и достал из кармана завёрнутый в платочек сухарь. Он грыз его и разглядывал громадные погрузочные краны на водяной тяге между путями, из-за мощных противовесов больше похожие на гироскопы. Вокзал протянул через пути щупальца трубопроводов, погрузочных линий, решетчатых эстакад. Всё это было громадно, сложно и непонятно ему — вот Коулу здесь понравилось бы.

В какой-то момент мальчику послышался странный, пронзительный звук, что вплетался в шелест ветра. Звук нарастал, и Рин наконец понял — это поют рельсы. И, будто в подтверждение его мыслей, семафор на платформе с щелчком откинул полосатый флажок.

— Внимание! — заскрипел голос из рупоров на крыше вокзала. — К первой платформе прибывает состав. Просьба отойти от края… — На глазах у Рина, из-за дальнего отрога гор выскользнуло что-то серебристо блестящее, слишком маленькое и быстрое для поезда — но оно мчалось по рельсам к станции, и становилось всё больше. Рин уже хотел идти к учётчику, но тут увидел, как на платформу вышел человек. Приглядевшись, он с изумлением узнал инспектора Хилла. Что ему здесь понадобилось?

Рину почему-то стало неуютно. Вчера он не обратил внимания, тревожась за Коула — но когда они расставались у подъезда, Хилл вёл себя странно… Мальчик отступил за ящики так, что его не было видно с платформы, и осторожно выглянул.

Транспорт сбросил скорость и подкатил к платформе. Всего один клокомотив без вагонов, целиком заключённый в обтекаемый, остроносый кожух. Это был шнеллер, «быстровоз» — скоростная пассажирская мотрисса для срочных путешествий. Кто это пожаловал в Анкервилл из столицы?..

* * *

Хилл подошёл к шнеллеру как раз в тот миг, когда зашипели клапаны сброса давления, и двери разъехались. На перрон спрыгнул человек и зашагал к нему навстречу.

— Инспектор Кальдеус Хилл? — отрывисто спросил он. Следом из вагона вышли ещё двое, в одинаковых клетчатых сюртуках и картузах. У одного в руке увесистый саквояж, у другого тубус для бумаг, и у обоих — холодные взгляды опытных убийц.

Незнакомец был высоким и потрёпанным с виду. Поношенное пальто, протёртые на коленях брюки и запыленные ботинки. Лицо худое, с заросшим щетиной подбородком и большими залысинами надо лбом; сальные тёмные волосы спадают ниже плеч. На горбатом носу сидели очки с круглыми зелёными стёклами. Словом, внешне этот человек походил на спившегося художника или актёра из мелкой богемы.

Но Хилл сразу понял, что внешность обманчива. Потому что двигался незнакомец неожиданно собрано. Как будто не человек, а механизм-часоматон для Машинных Боёв.

— Да, это я. — Хилл достал было хронометр, но прибывший остановил его жестом.

— Не нужно. Я видел ваши фототипии. Меня зовут Друд, Иноканоан Друд. Вы подали сигнал «чёрного» уровня срочности: что случилось?

— Вчера в девятнадцать тринадцать на моём хронометре сработал «К-индикатор». При посвящении в хронисты я был избран в число доверенных лиц, и получил хронометр особой модели…

— Да, у меня было время ознакомиться с вашим личным делом, — перебил Друд, вызвав у Хилла невольное раздражение: этому-то открыт доступ к любым документам. — Подозреваемые?

— Двое мальчиков. Они ни о чём не знают. Я не сумел определить, кто из них точно наша цель. — Хилл с сомнением взглянул на «клетчатых».

— Агенты полиции, особый отряд. — пояснил Друд. — Я вас понял. Вы установили слежку за ними?

— Не успел…

— Проклятье! Что вам о них вообще известно?

— Я обратился на завод, но узнать удалось лишь их номера. Вы же знаете, Учётная Служба мне не подчинилась бы. А сегодня после завтрака меня вызвали для дачи показаний о гибели местного заводского управителя…

— Змейство, Хилл! То есть, эти двое сейчас могут быть где угодно? Вы понимаете, что речь идет о величайшей угрозе Империи?

— Прекрасно понимаю. — Хилл старался говорить сдержано, хотя внутри рос приглушенный гнев. — Но моих полномочий не хватило. Вы здесь оперативник, не я… И, если уж на то пошло, вы это пока ничем не подтвердили!