Макар дёрнул рукой к поясу, но сабля осталась внизу, в светёлку не допустили оружных.

— Что, посланцу оружие в тягость? Или скажешь о долге хозяина? — наступал на Макара Рогволд. — Будешь просить милости? На колени... холоп! Девке... Моя дочь тебе не девка!

Макар глянул на друзей, но никто не нашёлся с ответом, не решался удержать князя. Боялись сделать хуже. На лестнице толпились слуги, спешили на голос хозяина.

— Я дружинник Владимира, а не холоп. Убей, если сможешь, но не черни! Подлое дело не принесёт чести! — ответил Макар. И, отступая к дверям, крикнул: — Смотри, Глеб, поддашься врагу, вовек не отмоешься. Не то что в Киеве, в Изборске не примут...

Рогволд, взбешённый неповиновением Макара, уже не мог остановиться. Улыбка, так и не покинувшая лицо свата, выглядела насмешкой над хозяином. Слова о враге и совет Глебу вызвали новый приступ ярости. Князь дёрнулся вперёд, взмахнул рукой и прохрипел, давясь гневом:

— Подлое? Я — враг? Кто ещё хочет сосватать мою дочь? А? Кто-о?!

Макар, не успев прикрыться рукой, не надеясь защититься, вздрогнул от удара в грудь.

Упал. Свернулся в калачик, опираясь плечами о дверной косяк, некоторое время дышал часто, с силой, а потом враз стих.

Так и умер, не поверив злому умыслу. Только сейчас стало приметно: невысок и щупл телом первый сват Владимира. Как подросток, застигнутый внезапным сном, остался у порога упрёком хозяину, поднявшему руку на безоружного.

А сваты скатились по лестнице и бросились к лошадям, не веря в собственную удачу. Все ждали, что Рогволд решит их судьбу одним словом, выкрикнет из оконца и... ратники поднимут неудачливых сватов на копья. Всего одно слово — и они станут такими же, как Макарушка, тихими и неподвижными, безучастными. Скоро застынут в лужах грязной крови, на снегу, затоптанном лошадьми, среди прелой соломы и серых клочьев собачьей шерсти.

Глава девятнадцатая

ИСКРА В НЕБЕ

Утром Владимир принял Калокира.

Вынужден был принять, не успел ещё сложиться порядок, согласно которому князь встречается с гостями или откладывает беседу. Не оброс ещё писцами, приближёнными советниками, тайными сподвижниками. Потому Калокир вошёл в горницу до завтрака, поклонился и, не помышляя даже сесть, попросил:

— Князь, позволь приветствовать тебя первым! Надеюсь, Византия поздравляет ранее иных!

— С чем поздравляет? — вскинул брови Владимир.

— Как? А присяга верности? Ты — великий князь киевский. Ты. Но время необычное, потому буду краток. Владимир, будь нам другом! Стань опорой и смело черпай всю мощь Римской империи. Ибо мы привыкли воздавать по заслугам, как друзьям, так и врагам.

Владимир впервые видел Калокира вблизи и был приятно поражён прямотой посланца, в котором угадывал воина, отчего уважение к византийцу возрастало. Хотя он не успел отдохнуть и события последних дней перевернули всю жизнь, всё же разговор не оставлял князя равнодушным. Немного смущало, что одет просто, а на плечах Калокира богатая ткань, опушка меха. Да и говорить с посланниками надо мудро, он правитель, не знает установленных правил, но тема окупала все потери.

Вскоре Владимир заметил, что разговаривает с незнакомцем слишком открыто, принимая его как старшего брата, что ли. А верно ли это? Посланец империи лелеет свои планы, что ему трудности киевлян, ссоры наследников?

— Нет, князь, — с улыбкой сказал Калокир, — империя лишь тогда стоит крепко, когда верна своим друзьям. Мы не обещаем золотых гор, а что обещаем — исполняем. Пример — твой дядя, с ним не ладили. А кто на том поживился?

Византиец выждал и ответил:

— Хазары. Не спеши судить, Владимир. Легко понять, ты связан с хаканом, хазары помогли войти в столицу! Но не отвергай дружбу! Если когда-нибудь у тебя случится беда и хазары не помогут, помни, есть великий Царьград! Подумай об этом... ты молод, поэтому осмелюсь сказать прямо, будь осторожен! Смотри, как бы помощники не превратились в господ, а ты не стал послушным орудием.

Разговор становился интересным, но Владимир уже замечал знаки Крутобора, призывающие к завершению встречи. Едва Калокир вышел, товарищ сообщил:

— Сваты вернулись. Рогволд убил Макара кинжалом. Безоружного. Слышишь? Сперва Рогнеда отказалась, мол, ты ей не пара, холопский сын. Потом уж князь взъярился, Макар ему мир предлагал, да не в добрый час.

Владимир молча подошёл к окну. Прижался лбом. Ледок ещё держится, покрывает стекло, как поверхность воды в полынье. К центру тоньше, по краям густо, крепко. Так же холодно стало на душе. Всё оборачивается против него. Надо воевать... снова впереди кровь и противоборство. Нет другого пути. Надо выступать на Полоцк!

День, не успев начаться, обрастал противоречивыми, тяжело совмещаемыми нуждами. Разговор с купцами да мастеровыми едва не вылился в новую свару, Владимир не любил, когда с ним разговаривают как с подростком, а купцы примерялись к нему именно так, мол, мы-то знаем, что почём, нас не проведёшь, так что изволь... вот изволь, как раз не устраивало юного князя. Ибо во всех бедах он винил не хазар, стоявших на княжеском дворе до последнего, а разбушевавшихся горлопанов, неведомо с чего собравших толпы.

— Что вы твердите о крови?! — гневно вопрошал он. — Или считать разучились? Кровь моего отца, убитого на ваших глазах, кто счёл?! Или вам неведомо, что князя убили? А скажите на милость, воевода Брус мог стать князем без крови? Все присягали б ему? Если да, то чего стоит ваша верность? Если нет, то сколько крови могло пролиться? Выходит время тихой воды миновало. Хватит спорить, давайте сообща стоять. И скажите мне честно: сколько оружья может изготовить Киев? Мне нужны и мечи, и щиты, и всё, что ратнику впору! Близится великая смута. Пора бы вам, мудрые отцы, понять: или мы выстроим державу, или погибнем. Что, не правда?

— А кто ж заплатит, князь? За сталь? — спросил купец, поведя рукой в сторону мастеровых, мол, мастеров хватает, а серебро где? — Придёт Ярополк и твои долги отринет?

— Я заплачу! — ответил Владимир. Ответил уверенно, как о решённом деле, хотя понятия не имел, где возьмёт нужные суммы. — Ярополк не поспешает к Киеву. Видно, в Царьграде теплей.

Во время завтрака обсуждали ближние планы, стараясь всё предусмотреть, ничего не забыть и, конечно, забывая многое. Свои ошибки Владимир списывал на усталость, ведь он действительно варёный, сам не знает, за что хвататься.

— Уходим на Полоцк, нынче же! — Он поднял руку, призывая к тишине. — Крутко, останешься здесь. И Ким тоже. Боюсь, если все уйдём, не вернёмся, запрут ворота! Держитесь! А нам нужно спешить...

— Сколько воинов оставишь? — спросил Крутобор.

— Твою тысячу. Зато к Полоцку выйдем с малой дружиной Претича, уведём недовольных. Думаю, в походе оботрёмся. Неполные пять тысяч не много, но и не мало!

— А сено? — подумал в голос Ким. — Сам знаешь, как ползут обозы... Ты не разобрался с казной, платить за припасы тяжело, но нужно. Пора следить за деньгами, не то растащат, князь! И Претича надо спросить, рать на нём!

— Ответит он, как же! — фыркнул Савва. — Был воевода, а стал кем? С чего он кинется помогать? Нет, это не дело.

— Что? — не понял Владимир.

— Не спеши с походом. Не горячись, — твёрдо ответил Савелий. — Рогволд не прост. Тебе бы с ним дружить, а не ратиться. Он, как и ты, за святое держится, за старые порядки, обычаи. Хочешь, сам поговорю с ним? Выиграешь время... подготовишь поход. Замёрзнуть в поле легко, да проку мало.

— А ведь верно, — поддержал Савелия Ким. — Гнев плохой советчик. Отложи поход. Укрепись у власти. Вон Претич да Митяй рады-радёшеньки, что так обернулось, а ты им город оставляешь? Что тысяча Крутобора против горожан? Сомнут.