— Хазарин? — косится на него наёмник, но Улгар не отвечает, падает на колени. Ползёт, прижимаясь грудью к полу, скулит.

— Отпусти, брат, не убивай. Ничего не знаю, ничего. Сказано жить здесь, живу, сказано смотреть за русскими, смотрю. За что убивать? Они мне чужие.

— Они чужие, а я родня? — роняет старший и отталкивает руки просителя, униженно припадающего к сапогу. Глядит на Кима и решительно заявляет:

— Лжёшь, хитрец. Всё лжёшь. Какой дурак оставит сокровища?

— А куда брать? В степь? Чтоб подарить разбойникам? Половцам?

Но старший не верит, он знает, как добыть правду. Мелькнул клинок, и Ким падает, сталь подсекла колено.

Улгар воет ещё громче, прижимает пальцы к ушам, как будто боится услышать свист клинка.

— Что, лжец? Будешь одноногим, или отсечь и вторую? Где рукописи? Скажи, мы уйдём. Будете жить. Не надейся провести меня, я не простачок.

Ким ворочается в крови, приподнимается, губы дрожат, но он произносит проклятье:

— Не уйдёшь. Умрёшь раньше меня, сегодня же. Никто не уцелеет, вас послал седобородый, он же вас казнит. Всех. Вы лишние. Вы не хитрецы, а глупцы. Во что оценили свою жизнь? А?

Опрокинутая свеча капает на пол, горит неровно, вот-вот погаснет, но внезапный порыв раздувает пламя. Дверь снова распахнулась, снаружи доносится голос сторожа:

— Едет. Ещё один едет. Встречайте!

А далее всё сплелось в путаный кровавый узор. Первым набросился на врагов Макар. Но опоздал, скулящий Улгар прихватил сапоги наёмника и рванул. Старший провалился вниз, сбивая светильники с края стола, и в полумраке, при оставшихся огоньках, развернулась жестокая резня. Сверкали искры от столкнувшихся сабель, крошилось дерево стола и скамеек, сопели и ругались противники. Стрелы стали неуместны, бой близкий, рукопашный.

Макар снёс по локоть руку ближайшего врага, громко, визгливо и непривычно протяжно закричал Улгар, предупреждая Владимира о засаде. И даже Ким, скрытый во мраке нижнего яруса, выкатился на ноги наёмников, мешая врагам передвигаться.

Владимир, услыхав крик в доме, сперва поторопил коня к конюшне, но, едва крик заставил наёмника высунуться, приметил чужого. Развернулся и, не выбирая дороги, в пролом изгороди кинулся к соседнему дому, нахлёстывая лошадь. Пролетел пять десятков шагов в считанные мгновенья, принялся кричать, стучать в двери, озираясь на гостиный двор. Ему ответили, но что поймёт безъязыкий?

Когда на крыльце появились хозяева, Владимир уже спешил к своему дому, указывая саблей на пылающее строение. Внутри разгорался пожар. Трое наёмников растерянно крутились во дворе, выводили коней, понимая, что нужно бежать. Пожар обрекает их на гибель. Пожар в любом городе — страшное наказание, и скоро сюда набегут сотни жителей, в том числе и стража. Скрыться можно только сейчас, пока не собралась толпа.

Владимира оставили в покое. Не добили. Своя жизнь дороже. В полумраке стих топот копыт, наёмники отступили. Дом полыхал вовсю. Из дверей вываливались люди, раненые и обожжённые, сжимая в руках сабли, но не видя ничего вокруг, не решаясь открыть глаза. Волосы их дымились, казалось, там гнездятся светлячки, то и дело срываясь в ночь.

Владимир склонился над Кимом. Ему чудилось, прорицатель умирает, страшно обнажилась кость, нога непривычно изогнута, и приходилось придерживать её рукой.

— Зря подшивал шаровары, да? — растягивал губы в гримасе боли Ким. И верно, этой тряпке уже не служить хозяину.

Подбежал Улгар, рухнул на колени, прижал к губам руку Владимира и бормотал, задыхаясь:

— Ты жив, Владимир, жив! Вот счастье-то!

— Помоги Киму, Улгар, где костоправы? Нужен лекарь! — закричал Владимир и оглянулся.

Крутко придерживал Макара, отступая от дома, который уже не потушить. Жар ощущался даже во дворе, и соседи торопились вывести лошадей, не зная, устоит ли конюшня.

Искры уже не редкими звёздочками, а снопами поднимались над домом, кружили, как невиданные прожорливые красноокие комары, исчезая высоко в тёмном небе.

Глава пятнадцатая

КНЯЗЬ КИЕВСКИЙ

Как ни ловки лекари, а Кима покалечили всерьёз. Миновало ещё десять дней, наступила пора выдвигаться, а Ким всё ещё слаб, нога подвязана, как ствол яблоньки, прикрытый от зайцев. Но оставить его в столице Владимир не решался, особенно теперь. Ким указал на дом сановника, и в нём нашли беглых злодеев, наёмников-грабителей. Нажил врага.

Сановнику удалось отпереться, злое свершалось без него, а то и ради обмана, чтоб опорочить невинного. Пока разбирались, уцелевшие наёмники как-то враз поумирали в остроге, кто сам удавился, кто замёрз и свалился в горячке, кто угодил в свару и был забит пленниками.

Потому оставить Кима здесь страшно. Нужно брать с собой.

Владимир сидел возле лежанки раненого прорицателя и выслушивал упрёки. Ким сумел догадаться о связи с Рахилью. Нашёл в том недоброе. Владимир не мог понять что.

— Да эка невидаль, молодые встречаются, любятся. Что плохого? Я волен, не женат. Могу поступать как заблагорассудится.

— Волен? А держава? Что тебе толковал Моисей?

— Ну вот, уже и Моисей в приятелях. Сам говорил — нет веры талмудисту! Рассказывал о вредных измышлениях раввинов.

— Рассказывал. Да. Хочу, чтоб ты был волен. Чтоб не вязал себя лживыми откровениями. А ты? Сам ищешь петлю? Не успел и шагу ступить, а уже опутан, связан по рукам и ногам!

— О чём ты, Ким?

— Знаешь, я часто вижу деревья. Одни стоят гордо, вытянув головы к солнцу, величавые и прямые, как копья воинов. А другие раздваиваются, гнутся, теряют стройность, превращаются в узловатых карликов, с наростами, похожими на узлы и бородавки. Может, на них упало что-то, тяжкая ноша, обломок ветки, или ветер налетел, не дав окрепнуть, не знаю. Вижу только стройных красавцев и уродцев. Пойми, ты ещё молод, если сейчас повесишь на шею хомут семьи, согнёшься как карлики. Ты князь, ты воин, вот твоё предназначение. Выполни главное! А потом уж придёт пора веселья, праздника, найдётся время для девиц. И с хаканом... не спеши раздавать обещания. Это ярмо. Как скинешь позднее? Как?

Владимир вздыхал, но деваться некуда. Слова Кима не побасёнки, не болтовня Макара, готового над всем хохотать от избытка веселья. А изменить что-то уже трудно. Скоро выступать, и он боялся прощания с Рахилью. Не знал, как сумеет расстаться с девушкой.

— И как ты только узнал? Или колдовал ночью? — недовольно спросил Владимир.

— На другой день узнал. Когда пса привёл в новое жилище, — ответил Ким.

Владимир действительно приманил крепкого зверя, решив, что во дворе сторож не помешает, и частенько баловался с Разбоем, стараясь приучить к послушанию. Смешное имя прилипло, и пёс вскоре отзывался на новую кличку, признав и новый двор, и хозяев.

— Нет, я понимаю: вы молодые, девушки да кони — что вам ещё интересно? Скверно, что скрыл, Владимир. Ведь ты наших обычаев не знаешь, с порядками не знаком, мог беду нажить.

— Разве? — смеялся приспевший к концу беседы Макар. — Мне всё казалось, что девка беду наживает, если не остережётся! А Владимиру-то какая беда?

— Ой, зубоскал! Сперва говоришь, потом думаешь, да? — укорял Ким. — Честный человек женой берёт девушку, которая полюбилась. У вас не так? А разве Владимир волен жениться? Правитель женится, когда нужно государству! Чтоб с соседом замириться, чтоб войну отвести, укрепить свою державу! Это тебе всё равно, с кем жить, с кем детей рожать! Да и тебе не помешает знать, что еврейки за чужих редко идут! Не каждой позволят! Могут камнями побить! Понимаешь?

Владимир, подшивавший твёрдый кожаный ошейник для пса, вскинул голову, переспросил: