— Саш, а… как зовут твою маму? — Все также неуверенно спрашиваю я. А что мне делать? Я хочу поддержать разговор. Пусть поймет, что я на выходку его матери не обижаюсь.

— Лена. А что? — Отвечает Саша без каких-либо эмоций. Пожимаю плечами.

— Ничего, просто интересно, — спустя некоторое время снова спрашиваю: — А папа как зовут?

— Вик, к чему такие вопросы? — Напряжение нарастает.

— Я не могу спросить тебя ни о чем? — Дежавю, когда-то мы это уже проходили.

— Можешь, но давай не о моей семье, — хорошо, если тему о его бывшей девушке я больше не поднимаю, то с семьей-то что? Даже имен спросить нельзя?

Злобно выдыхаю воздух как дракон. Что за семейка такая? Что он, что его мать, и слова из них не вытащишь, прямо семья молчунов. Наверное, вся болтливость осталась у его отца.

А вдруг и вправду что-то не так? Как минимум, его родители разведены. Может, они с братом остались с матерью, а отец ушел. А я его тут про отца спрашиваю.

— У вас не очень дружные отношения? — Уже спокойным тоном интересуюсь я.

Судя по его реакции, дракон тут Саша, потому что у него сильно сжата челюсть и расширены ноздри. Он точно недоволен продолжением разговора.

— Так это или нет, это уже не твое дело, — опять. Закатываю глаза и недовольно смотрю в окно.

— Яблочко от яблоньки… — очень тихо бурчу себе под нос, подперев голову рукой.

Не знаю, слышал он или нет, мне все равно. Если он так яро не хочет впускать меня в свою жизнь, то ради Бога. Я тоже теперь так буду делать. Буду держать строгий тон, буду любезной, но не больше.

Наконец мы приехали. Попросила его припарковать около соседнего дома. Не хватало создать еще поводы для разговора с родителями или еще с кем-нибудь. Как только хочу открыть дверь и уйти, Саша закрывает все двери одним нажатием кнопки. Удивленно смотрю на него. Теперь он меня убьет за то, что я слишком много видела и слишком много знаю?

— Послушай, — делает паузу парень, а потом пронзительно смотрит на меня. — Я не говорю тебе о некоторых вещах, потому что о них не стоит знать. Поверь, это не то, что ты хотела бы услышать.

— Знаешь, ты слишком замкнут, — все еще выражаю свое недовольство. Он же просто ждет, что я скажу, пытаясь меня понять. — Как я могу общаться с тобой, если я тебя совершенно не знаю?

— И что же я должен рассказать тебе каждую секунду своей жизни? — Зачем каждую секунду-то? Я прошу-то малость.

— Открой дверь, пожалуйста, — я не смотрю на него. Молчим несколько минут, после которых бросаю на Сашу злой взгляд. Он снова нажимает кнопочку, и все мигом со щелчком открывается. — Футболку потом верну.

— Подожди, — кладет руку мне на плечо. Что, прямо сейчас отдать? Если честно, я могу сейчас сделать и это. — Просто давай не будем говорить на тему моей семьи, хорошо? — Цокаю языком.

— Как скажешь, — убираю его руку с плеча, открывая дверь. — Знаешь, теперь я понимаю, почему ты не заводишь серьезные отношения, — Саша шокировано сдвигает брови. — Вряд ли бы кто-то смог встречаться с тобой с такой твоей политикой, — сразу же выхожу из машины, не дожидаясь ответа и несильно хлопая дверью. Не оглядываясь, гордо, с прямой спиной и поднятой головой иду к дому родителей.

Наверное, мы никогда не сможем нормально общаться. В моем понимании нормальности с ним слишком сложно. То очень легко, то снова сложно. Что же мне теперь с ним только обмениваться песнями или стихами? Кататься на аттракционах и ночевать друг у друга? Клевые взаимоотношения без глубокого смысла. На такое время тратить не очень хочется.

На пороге встречаю Аню, которая уже уходит.

— О, хай, — заботливо улыбается сестра. — Чего такая недовольная? — Принюхивается: — От тебя пахнет… мужскими духами? — Игриво играет бровями.

— Будто ты не знаешь причину моего недовольства, — не собираюсь рассказывать про какого-то идиота. — Тебя совсем не волнует, что мы можем вылететь из страны?

— Ну не вылетим же, — пожимает плечами. — Контракт подписан.

— А, ну тогда все просто великолепно, — фальшиво улыбаюсь.

— Ну подумаешь, Марк подкидывал тебе денег. Это всего лишь деньги, которые лишними не бывают.

— И от которых меня уже тошнит, — захожу в дом, ставя точку в разговоре. Видимо, еще очень много дней будут наполнены моим раздражением.

Вижу маму: она стоит в проходе, ведущим в зал, смотря с сожалением, и я сразу теряю все силы. Чувствую лишь опустошенность внутри с комом в горле. Мама протягивает без слов руки ко мне с предложением обняться. Выдыхаю весь накопившийся воздух и бросаюсь в ее крепкие объятья.

— Мам, ты знала об этом? — Она гладит меня по голове.

— Нет, солнышко, твой папа и мне не все рассказывает, — зажмуриваю глаза, из которых вот-вот могут вылезти слезы, но это мало помогает. — Но я все равно считаю, что ты должна хотя бы выслушать его, — опять двадцать пять.

— Он дома?

— Нет.

— И хорошо, я не хочу с ним разговаривать.

— Ладно…. ладно.

Отхожу от матери, вытираю единичные слезы, которые я все-таки не смогла удержать. Не хочу, чтобы мама их не заметила. Проходя мимо дивана, вижу свою сумку и проверяю все ли вещи в ней на месте.

— Это тебе Полина одолжила футболку? — Грустно улыбается мама, пытаясь поддержать разговор. Киваю. — Что-то она растолстела, — тихий и осторожный смех. Прикусываю губу, отводя глаза.

— Это… ее парня, — он теперь и ее жених. Совсем об этом забыла, какая из меня подруга после этого? Я ведь ей даже не позвонила.

— Да? Правда? — Снова киваю, а мама делает шаг вперед и становится более спокойной и улыбчивой. — А я уж подумала… — мотает головой, — ладно, неважно.

Внимательно изучаю ее. Вполне себе логичное умозаключение, только ложное. Хотя человек, которому принадлежит эта футболка, тоже меня беспокоит. Немного остыв, понимаю, что тема семьи не всегда проста, как кажется. Я бы тоже не смогла бы сказать Саше, почему сейчас обижена на отца; почему мне так иногда не хочется в родительский дом, особенно сейчас; почему я попросила его припарковать подальше. Если уж требуешь от кого-то честности, нужно подумать, сможешь ли ты сам быть честным в этом вопросе.

— Мам, можно спросить? — Накидываю сумку на плечо.

— Да, конечно, — она обходит диван, и мы садимся на него.

— В общем как ты думаешь… вот если ты общаешься с человеком, хочешь узнать его получше, а он… человек этот, — царапаю ногтями свои пальцы и вдруг чувствую боль. Смотрю на средний палец: ужасный вид, видимо, вчера оторвался заусенец. — Так вот, — снова обращаюсь к маме. — Как можно понять, нужен ли ты человеку, если он сам не посвящает тебя в свою жизнь? Или и так понятно, что не нужен?

— Зависит от ситуации, — она задумывается и слегка приподнимает уголки губ, подсаживаясь ближе и обнимая. Затем смотрит в глаза: — Да и нужность определяется совсем не тем, как много человек говорит о себе. Ты нужна ему, если он заботится о том, как ты себя чувствуешь, интересуется твоей жизнью, как у тебя дела. Защищает и помогает, если ты просишь. Да даже когда и не просишь.

— Это все понятно, — смотрю в пол. — Но разве люди, с которыми ты общаешься, не стремятся рассказать о себе больше? — Возвращаю взгляд к матери. — Не стремятся поделиться о чем-то важном, углубить эти отношения? И если все не так хорошо, найти поддержку, понимание или… что-нибудь еще? — Мама вздыхает, поглаживая меня по спине.

— Мы все разные: кому-то проще передержать все в себе, кто-то ищет поддержки у других. Если человек тебе что-то не рассказывает, это, конечно, может быть тревожным звоночком. Но чаще всего это лишь защитный рефлекс. И неважно, это защита себя самого или тебя. Просто он не хочет впутывать тебя в это, чтобы лишний раз не тревожить. Это ты сейчас про отца? — Удивленно смотрю на нее. Лучше сказать «да», но она теперь гадает: — Про Полину?

— Нет, мы всегда всем делимся, — блин, надо было сказать, что про отца.

— Тогда кто этот мальчик?

— Мам! — Она улыбается. — Нет никакого мальчика. Мне просто так спросить нельзя? Это так… — встаю с дивана, и мама следует моему примеру. — Интересно мне, это вообще не про меня.