— Отдай.

— Врешь, не возьмёшь, — быстро прошмыгиваю, но с другой стороны (надо же, думала, что это будет сложнее).

Оказавшись в спальне, вижу свою блузку под кроватью. Слышу, как он идет за мной. Запасных ключей нет, значит. Необдуманно. Глупо. Научится теперь.

— Сколько тебе лет? Семь? Отдавай живо, мне через два часа надо быть на работе, — злой, протягивает руку.

— Я никуда не спешу, — уже у окна, раскрываю шторы (за ними нет даже занавесок), открываю створку окна, сажусь на подоконник, теперь моя сумочка висит на высоте этажа седьмого. — Выкину, останемся здесь навсегда.

— Долбанулась? — делает шаги навстречу ко мне.

— Не подходи, выкину ведь!

Останавливается. После нескольких минут борьбы взглядами он садится на кровать, тяжело вздыхая от неисправимой ситуации. Замечая блузку, торчащую из-под кровати, кидает ее мне.

— Оденься хоть, на улице не так жарко.

Теперь неинтересно мне. Он сидит в телефоне. Отменяет работу? Очень вряд ли. В окно задувает ветер, отчего я чихаю. Ставлю сумку рядом с собой, запускаю руки в рукава блузки, но пуговицы не застегиваю, одной из них все равно нет. Вчера, кажется, она отлетела в неизвестном направлении.

А он сидит. Все еще в телефоне, будто меня нет. И чем он меня зацепил тогда? А сейчас? Отпустить бы его зарабатывать себе на хлеб, а самой пойти домой. Иногда только вспоминать его недобрым словом. Считать, что все мужики бабники и козлы. Слишком просто.

— Давай в правду или действие? — предлагаю я.

— Ты серьезно? — смотрит на меня в упор.

— У нас есть два часа.

— А голова у тебя есть? Нафига ввязалась в это?

— Мог бы и спросить вчера, подумать обо мне!

— Может, еще контракт надо было составить?

— Может!

Встает. Прибираю к себе сумочку, спрыгиваю с подоконника и отхожу к столу. Он закрывает окно, что-то бормочет себе под нос. Не понимаю, что-то похожее на «задолбала» и «похолодало». Вот он уже около меня, я залезаю на стол, прячу сзади самое ценное, что еще хоть как-то держит его здесь. Он все ближе, зажмуриваю глаза. И полная тишина. Чувствую, как он застегивает мне блузку. Открываю глаза, немного ошалевшим взглядом смотрю на него.

— Правда или действие? — спрашивает блондин, закончив с последней, оставшейся на месте пуговицей и не отодвинувшись ни на шаг. — Только, чур, до двух правд подряд.

— Правда, — отвечаю несмело, не решаюсь выбрать действие, потому что оно понятно: отдай ключи. Следующее: вали отсюда.

— Как тебя зовут?

Как меня зовут? Даже имен не знаем. Мне стало так стыдно, что теперь извиниться хочется мне, потому что сама хороша. Решила обвинить своего любовника, когда сама вчера со злости на сестру позволила себе переступить ту грань, которую никогда ранее не переступала. Всегда забавляли такие истории. Вот одна про меня. Расслабляю спину, опускаю голову. Положив сумку на ноги, отдаю ему ключи.

— Забирай.

Неслышно вздыхаю. В голове снова начинают бегать чертики, напоминающие о недавней пьянке. Стыд и разочарование. Втоптанная в собственную грязь, отдаю победу в виде ключей. Но он не берет их, лишь поправляет мне волосы за ушко, и в этот раз еще более спокойная энергетика исходит от него. Жалко, наверное, стало меня. Какой же все-таки стыд!

— Так. Зовут тебя как?

— Какое это имеет значение, — уже гнусавлю я и снова чихаю.

Он снимает с себя ветровку, ничего не говоря, накидывает на меня. Опять поправляет волосы. От каждого прикосновения внутренние мурашки пробегают по всему позвоночнику, дойдя до затылка. Но от очередных спазмов в голове морщу лоб.

— По правилам нужно отвечать только правду, — снова его томный, успокаивающий и притягательный голос.

— Вика.

— Саша, очень приятно.

Поднимаю на него глаза: улыбается. Его улыбка — снисходительная, отчего начинаю чувствовать себя так, словно я в психиатрической больнице, где все заботятся о том, как бы меня и мои чувства не задеть.

Его взгляд бегает по всему моему лицу. Понятно, зачем застегнул: чтобы не отвлекало. Протягиваю ключи, которые все это время держала в руках. На кольце помимо них пара брелков в виде открывашек для бутылок и брелок-штопор. Всего четыре ключа, двумя из которых закрыла дверь, а остальные непонятно для чего. Может, он где-то прячет трупы или бывших любовниц. Интересно, сколько у него ключей было бы, если бы каждая побывавшая в его постели девушка отдавала ему один ключ как победный артефакт? Сегодня ночью пришлось бы отдать свой. Дура и только.

— Эй, теперь ты меня спрашиваешь, — он берет ключи и кладет рядом со мной на стол.

— Издеваешься?

— А ты? Спрашивай, давай.

— Ну… правда или действие?

— Хм. Ну, начнем с правды, ее много не бывает. Правда.

Не знаю, что спросить. Слишком много вопросов, в то же время так мало из них доступно и понятно сформулировано в моей голове. Пожимаю плечами. Он приподнимает брови от ожидания. Глаза все-таки у него красивые, легко растаять. Очень легко. Вспоминаю, как мы сидели вчера в клубе, так же смотря друг на друга. Спрашиваю наобум, первое, что в голову приходит:

— Какое у тебя зрение?

— Так впустую тратишь вопрос? Давай, знаю, что у тебя фантазии достаточно. Артистка моя.

Я сползаю со стола, тихо добавляя:

— Пожалуй, я пойду домой. Пока там… Или прощай. Только скажи адрес, я вызову такси.

— Я могу подвезти, но сначала, — берет меня за руку и ведет к кровати. Садится и плюхает рядом меня (я уже настолько обессилена, кажется, мой гнев сошел на полное разочарование в себе). — Сначала мы поиграем в твою игру. Пока не пройдем конов этак пять, будем сидеть тут.

— Ну ладно, — пожимаю плечами, открываю на телефоне приложение «Правда или действие», которое предварительно скачиваю.

— Настолько не креативно? Ну, хорошо, давай, первый же вопрос.

— Сейчас, — копаюсь в этом приложении. — Вот: чтобы ты хотел сделать в ближайшем будущем, но никак не решаешься?

— Какой интересный вопрос… долго думала?

— Да пошел ты.

Апатия — таким словом я могу описать себя в данную секунду. Кажется, на него это действует сильнее. Он недолго рассматривает меня, пока я кручу телефон в руках, желая, чтобы этот позор поскорее закончился. Черт потянул меня ляпнуть об этой игре!

— Ладно, — потирает руки, задумчиво смотря в одну точку. Затем снова взгляд на меня: — Купить тостер.

— Серьезно? — подозрительно и вопросительно поворачиваюсь к нему всем корпусом.

— Да, тостер. Вроде вот тосты: вкусные, зараза. Но зачем мне тостер? Сильно надо будет — есть сковородка. А так это бесполезная трата денег.

— Тостер?

— Тостер. Так теперь твоя очередь: правда или действие?

— Правда.

— Учти, последняя, — подсаживается ближе ко мне. — Ты серьезно подумала, что мы будем… ну, встречаться?

Молчу. Возможно ли это вообще? Никогда не встречалась с раздолбаями вроде него, никогда не ходила в клубы, чтобы встретить раздолбаев вроде него. Пытаюсь копнуть внутрь себя. Насколько процентов я была уверена, что такое возможно? Отцу он бы не понравился: бардак и в комнатах, и в личной жизни. Может, он мой первый и последний такой случай (больше такого опыта мне не нужно). Я у него: n-ная. У него чувствуется опыт в таких делах, ясно, не одна «пластиковая тарелка» побывала в его жизни. Часто ходит в «походы», заводит дам в свою «палатку». Может быть, я ошибаюсь, но отдаю должное: слишком он сексуальный, даже сейчас, не подвыпивший, свежий. От него вкусно пахнет. Непонятно даже, это его природный запах или одеколон. И спортивное телосложение… удивительно, что он был не против, мягко выражусь, пообщаться со мной. Подобные парни всегда либо заняты, либо… не ищут постоянства. И второй случай мой: я здесь лишь в роли пластиковой тарелки. Вот же дура.

Мотаю головой в знак отрицания и возвращаюсь к телефону, выключая глупое приложение. Время: 12:11. Он сказал, что ему нужно на работу… на работу в два часа дня? Кем он работает?