Исследования одного только трупа заняли у меня два дня без еды и отдыха. Моя усталость к этому времени уже не знала границ, однако все это ничто, по сравнению с ценностью моих записей. Когда в лаборатории подходила к концу третья по счету смена, длиною в целые сутки, в дверь морга кто-то постучал. Набросив на операционный стол старую, испачканную в крови ткань, я вышел из защитного круга и выглянул наружу. На пороге меня встретил Зед с чумной маской на лице.

— Парень, ты третьи сутки сидишь и копаешься в том трупе! — Прохрюкал он из-под нее. — Пойдем в библиотеку! Рабочие как раз устраиваются отдыхать, я только что открыл вытяжку.

— Только захвачу мелок.

Когда все приготовления были завершены, а треть площади библиотеки находилась внутри круга, я со спокойной душой сел вместе с алхимиком за стол. После трехдневной голодовки любая, даже скромно приготовленная еда превращалась в кулинарный шедевр. Полагаю, битва с конкурентом подобных масштабов скоро превратит меня в высушенный лист бумаги.

— Ладно, Ангелар, что же такого интересного ты накопал у себя в морге? — Спросил меня Зед, после того, как я утолил первый голод. — Зачем ты дал добро на длинную смену? Есть, о чем рассказать?

— Имеется. — Ответил я, отхлебнув чая из кружки.

— Так что?

— У нас появился соперник с самой неожиданной стороны. Похоже, что Инквизиция все это время работала над идеальными солдатами для своей армии. Буквально на днях этих молодцев откопали среди горы трупов зеленокожих. Все были при оружии, однако убить вся эта толпа смогла только двоих зомби.

— Ха-ха, вот ведь, нихрена себе! Ты же сейчас не шутишь?

— На их мундирах золотом по красному красуется эмблема Инквизиции. Единственный вопрос, который меня сейчас беспокоит, это откуда они научились подобному мастеству?.. Не нравится мне это Зед, ох, как не нравится…

Алхимик вдруг щелкнул пальцами, как если бы вспомнил о чем-то очень важном.

— Послушай, но ведь Алерайо наверняка видел этих уродов в лицо, он ведь может рассказать о них чуть больше?

— Да рассказать расскажет! — Раздражённо махнул я рукой. — После того, как мы избавили его от одержимости… Эл — человек принципа. Я думаю, он поможет нам, даже если что-то произойдет, но сильно рассчитывать на это все же не стоит. Как никак, собственная же работа держит его стальной хваткой. Но откуда они научились подобному? Сейчас об этом мог бы рассказать только Шиф…

— Возможно, тебе стоит покопаться среди старых записей этого сумасшедшего старика. Хах, после себя он оставил тебе в наследство не хилую часть работ! Авось, да найдутся ответы для твоего вопроса.

Совет Зеда показался мне довольно уместным, особенно в ситуации, когда нет иного выхода, кроме как снова залезть в архивы. В прошлом я уже просматривал записи, однако тогда меня интересовали только наработки старого плута, которым можно очень быстро найти применение. На сей раз мне пришлось подробно разбирать заметки, обрывки текстов на санскрите, будь он неладен, и других, непонятных языках, больше похожих на вязь, а также описания событий, которые Шиф посчитал важным запечатлеть на бумаге.

К сожалению, по большей части вся эта груда либо не поддавалась для чтения, либо казалась бессвязным бредом душевнобольного человека. Уймы цитат из стихов далекого прошлого, сказание о мальчике Утере, детские песенки, газетные вырезки, не далее, как 1528 годом от Первого Сенокоса, когда по Двеллу впервые прокатилась чума и много других бесполезных свитков. Впрочем, даже среди бочки дегтя нашлась ложка того самого меда.

После очередной бессонной ночи, проведенной за неистовыми поисками, мне попалась довольно интересная заметка. Ее название, ни много ни мало, читалось, как «Трактат о телах человеческих». Повествовал же данный трактат о трансплантации различных частей человеческого тела при помощи некромантии, зельеварении, а также небольшого умения в сфере шитья. Самой книги здесь так и не нашлось, однако, исходя из записей, датированные зимой 1597 года, Шиф проштудировал данный труд вдоль и поперек. После этого, следующая запись от лета 1598-го гласила о том, что часть теорий из книги была подтверждена на практике.

«5 июня. Работа с мышами всегда проходит на успешно, потому я приступил к экспериментам с людьми. Посадил за стул мужчину, сковал его цепями, так, чтобы его тело не могло шевелиться вообще, после чего начал по кусочку отрезать мышцы на левой руке. Кричал, словно его резали. Зашил рот.»

«6 июня. Срезал остатки нужной мышцы сегодня поутру. Чтобы пациент не умер, поддерживал в нем жизнь путем вливания укрепляющего раствора через открытую рану. Не умер от кровотечения, и то хорошо.»

«8 июня. Разморозил один из трупов, после чего аккуратно вырезал у него ту же самую мышцу, тоже с левой руки. Пока плоть еще не разложилась, я, как можно быстрее, пришил ее на место. Стежки вышли неаккуратными, но кого это волнует? Теперь нужно поливать шов зельем исцеления, в течении одной недели.»

«15 июня. Пациент жив здоров, а мышца прижилась! Когда я освободил руку пациента, он захотел меня ею схватить, из чего я сделал вывод, что теперь он полностью здоров! Перерезал горло за ненадобностью»

Но вот только на мышцах он не остановился. Уже осенью эксперименты перешли на другой уровень, и Шиф начал отнимать целые конечности.

«23 сентября. Уложил нового пациента за стол и тоже сковал. На этот раз пациентом оказалась юная девушка. Ее ножки выглядели весьма красивыми, а потому я снова начал с рук. Зашил ей рот и отнял левую руку. Медлить было нельзя, а потому перед операцией я заготовил руку заранее. Рука принадлежала какому-то мужику, но да не суть важно. Пришил ровными стежками и начал поливать зельем исцеления повышенной концентрации. Плоть на месте среза зарастала с невероятной скоростью! Более того, конечность оказалась полностью функционирующей!»

Далее записи оказались слишком сильно повреждены, дата не известна. Они повидали очень многое, из-за чего от старости рассыпались прямо в руках, а края были обожжены после приступа ярости Эла. Из неясных отрывков я смог установить, что Шиф был очень доволен прошлыми результатами и теперь приступил к экспериментам на самом себе: «Хорошо завершились… Собрал… обе рук… Из частей… на…» Самым интересным среди всего этого оказалось то, что к тому времени в его помощниках уже был Косбан Живодер, тот самый Косбан, живущий в доме предсказаний в Подвале: «Косбан отнял руки и пришил…»

Все начало вставать на свои места. Пускай и косвенно, но все же мне удалось установить, каким образом Инквизиция сумела собрать подобных солдат. Не знаю по какой причине, однако они вызвали у меня ассоциацию со старым механизмом часов, в которые с течением времени заменяют новые шестеренки взамен старых. А для составления полной картины теперь не хватает слов одного-единственного человека.

Спустя столько времени Подвал остался точно таким же, каким он запомнился мне в нашу последнюю встречу. Стоя перед тихим, обветшалым прилавком, я вежливо постучался в дверь, однако ответа так и не последовало. Когда все надежды на то, что хозяин все-таки выйдет навстречу рухнули, мне пришлось открывать створку самому, которая успела порядочно заржаветь. Наконец, дверь поддалась, и она с грохотом ударилась о стену, задев музыку ветров. Под громкий шум металлических пластинок, я, пригнувшись, зашел внутрь.

За низким столом с кривыми ножками все также сидел человек, облаченный в толстый халат и с тюрбаном на голове. Держа в руках хрустальный шар, он сонным голос пробубнил мне:

— Здравствуй, путник… Не говори цель своего визита, я сам увижу ее в моем хрустальном шаре…

Я закрыл за собой дверь, после чего сел, скрестив ноги, напротив.

— Здравствуй, Косбан. Уже давно мы с тобой не виделись, да?

Мужичок сбросил с головы тюрбан и посмотрел по сторонам.

— Кто ты… Ах, да это же наш дорогой Ангелар, или, как там тебя в народе кличут? Нож для писем?

— Ангелар Дарадо, или Скальпель.