Собрание так и закончилось в обстановке всеобщего хаоса и взаимных упрёков. Возбуждённые люди разошлись по своим фургонам. Новости о найденном в Калифорнии золоте взбудоражили каждого. И теперь людям надо было принять решение — и принять его немедленно. Мужчины разговаривали со своими жёнами и до хрипоты спорили с ними. Жёны собирались вместе и, заливаясь слезами, обсуждали то, что намеревались предпринять их мужья. Прежнее почти апатичное спокойствие, которое большей частью сопровождало движение каравана на запад, сменилось лихорадочным возбуждением. Казалось, за один день весь мир изменился. И пусть люди ещё не решили окончательно, куда они двинутся — в Калифорнию или в Орегон, но цены на все продукты питания и необходимые припасы резко взлетели. За одну ночь они удвоились и даже учетверились. В конце концов караван разделился на две части. Более чем пятьдесят фургонов с переселенцами собрались поехать в Калифорнию. В основном это были бессемейные мужчины. А Старина Гринвуд и его приятели расхаживали между фургонами, которые всё-таки решили следовать в Орегон, и продолжали уговаривать их не делать это. Для этого они снова повторяли хорошо известные аргументы против путешествия в Орегон — упоминали о кровожадных индейских племенах, говорили о бурных реках, о том, что в пути людей может застигнуть голод и холод. В конце концов Уингейт подозвал к себе тех, кто твёрдо решил вместе с ним ехать в Орегон, и сказал:

— Давайте выедем немедленно. Зачем нам ждать, когда те, кто решил повернуть в Калифорнию, тронутся в путь? Бриджер обещал стать нашим проводником и благополучно переправить нас через Снейк-ривер. Чем больше мы тут задерживаемся, тем хуже для нас. Мы и так уже отстаём от первоначального графика движения на целых две недели.

Остальные согласились с ним. Но теперь было очень тяжело заставить людей двинуться вперёд. Вся прежняя организация каравана на глазах развалилась. Каждый теперь был предоставлен самому себе и думал только о себе. Наконец, фургоны под руководством Уингейта тронулись в путь. Те, кто пожелал поехать в Калифорнию, остались в лагере и проводили повозки глазами, пока те не скрылись в облаке пыли.

— Я не знаю, что за человек Старина Гринвуд, — сказала миссис Уингейт своей дочери, трясясь вместе с ней на облучке их фуры, — но мне кажется, что, несмотря на свои благородные седины, он просто лжец. Возможно, ему действительно исполнилось восемьдесят пять лет, как он говорит, и он действительно жил в Скалистых горах вместе с индейцами, и в Калифорнии на самом деле чудесный климат, но многое другое, о чём он твердит, — это конечно же явный вымысел. Так, например, он рассказывал, что в Калифорнии живёт испанец, которому двести пятьдесят лет от роду. У этого старика-испанца, по словам Гринвуда, куча денег и масса золота и серебра, найденного в горах. Гринвуд рассказывал, что родственники этого старика хотели заполучить его богатства, отписанные им по завещанию, но тот всё никак не умирал — как раз потому, что в Калифорнии такой чудесный климат, — и тогда они решили отправить его в путешествие в Испанию, в надежде, что где-нибудь по пути его хватит кондрашка. Им удалось отправить его в это путешествие, и он умер. Но перед смертью он отдал распоряжение переправить его тело в Калифорнию и похоронить там. Его труп действительно переправили обратно в Калифорнию и похоронили там. Но получили ли родственники деньги этого старика после его смерти? Нет, как бы не так! Оказывается, он после смерти восстал из гроба, и оказалось, что он по-прежнему жив! Его родственники в результате не получили ничего, а сам этот старик живёт ныне рядом с Гринвудом и является его соседом. Ну конечно, услышав такое, любой сразу поверит в то, что Калифорния — это по-настоящему чудесное место. Но лично я не могу быть в этом уверена. Всё это смахивает на откровенную сказку. Разве каждый, кто приезжает в Калифорнию, живёт там до трёхсот лет? И разве каждый находит там эти горы золота и серебра? Ну, разумеется, нет! — Миссис Уингейт покачала головой и покосилась на свою дочь. — Но только подумать, Молли — ты же узнала об этой золотой эпопее, ещё когда мы были в Ларами. И никому ничего не сказала. Впрочем, ты повела себя совершенно правильно — тогда бы наше путешествие было омрачено куда большим количеством трагедий, и мы столкнулись бы с гораздо большим числом бед. Но скажи мне, Молли, почему Бриджер поделился с тобой таким важным секретом? И как тебе удалось сохранить его?

— Я сделала это рада Уильяма, — просто ответила Молли Уингейт. — Я рассталась с ним и решила, что мне надо вычеркнуть его из своего сердца. Поэтому я заявила ему, чтобы он уехал в Калифорнию и жил там и постарался забыть обо мне. Пожалуйста, мамочка, не ругай меня! Я уже пыталась выйти замуж за человека, которого вы выбрали мне в супруги. Я очень устала. И я еду в Орегон специально для того, чтобы забыть всё это. Я буду преподавать там в школе и никогда не выйду замуж. Я окончательно решила.

— Но тебе ведь пришло письмо и от Сэма Вудхалла, — протянула мать.

— Да.

— А он тоже считает, что между вами всё кончено? Он тоже поехал в Калифорнию, чтобы забыть тебя и жить там своей жизнью?

— Он пишет, что нет. Но мне всё равно.

— Значит, он вернётся к тебе, — задумчиво произнесла миссис Уингейт.

— Он просто зря потратит время и деньги на дорогу. Это путешествие ничего ему не принесёт. Я говорю тебе, мама, — индеец, который выпустил в меня стрелу, сделал благое дело. Он сорвал эту ужасную свадьбу.

— Получается, что они оба следуют теперь в одном и том же направлении. И кто знает, что произойдёт с ними во время этого путешествия. Может, им потребуется триста лет, чтобы обнаружить золотые россыпи. Но Боже, Молли, я ведь держала тот золотой самородок в своих руках, даже не подозревая об этом! Подумать только, в моих руках было такое же точно золото, из которого было сделано обручальное кольцо моей матери! Она когда-то передала мне его и теперь я ношу кольцо на своём пальце. Ты только посмотри, Молли, какими оно стало тонким. А из того самородка можно было изготовить с десяток таких колец.

— Мне обручальное кольцо всё равно никогда не понадобится, — сказала Молли.

Разрыдавшись, она обвила шею матери руками и прижалась к ней.

— Ты спросила меня, почему я всё время хранила эту тайну, — произнесла она сквозь слёзы. — Он поцеловал меня, мама. А я знала при этом, что он — вор!

— Да, я понимаю тебя, деточка. Когда мужчина целует девушку, он просто крадёт её сердце, прикоснувшись к её губам. Когда-то твой собственный отец поступил так со мной. — Она хлестнула быков: — Вперёд, Дэн! Живее, Дейзи!

Миссис Уингейт, рассмеявшись, добавила:

— И с того времени я всё пытаюсь забыть его и жить своей жизнью!

Через три дня после выезда из Форт-Холла караван под управлением Джесси Уингейта, численность которого составляла теперь всего лишь около четверти первоначального состава, оказалась перед развилкой, на которой была установлена крышка от деревянного ящика. На ней кривыми буквами было выведено одно слово: «Калифорния». Здесь разделялись на два потока те, кто хотел зарабатывать на свою жизнь плугом, и гс, кто хотел орудовать киркой и лопатой, добывая золото.

— Это место называется Касена-Крик, — сказал Джим Бриджер. — Если повернуть здесь налево, то дорога пойдёт вдоль течения Рафт-ривер и выведет прямо к пустыне Гумбольдта. Тот, кто сумеет пересечь её, упрётся в горы Сьерра-Невада. Когда он перевалит через них, перед ним откроется Калифорния. Это длинный и тяжёлый путь. Путь, пролегающий по практически безводной местности. Дорога на Орегон длиннее, но она не такая безводная.

Обе дороги выглядели не слишком привлекательно. Казалось, что, куда ни сверни, путь всё равно окажется бесконечным. Осознание этого угнетающе подействовало на переселенцев. В их глазах больше не было видно ни интереса, ни даже проблеска надежды. Вся манящая привлекательность далёких земель вдруг разом исчезла, испарилась, как тот самый мираж, посетивший их сравнительно недавно в пустыне.