— Посмотри-ка, Джесси, сколько подъезжает новых людей. Вон они — их всё больше и больше. Не меньше сорока или даже пятидесяти семей.

Молли Уингейт — крепко сбитая женщина средних лет с тёмными волосами — стояла возле своей палатки, служившей в настоящее время ей домом. Она указывала пальцем на дорогу, которая прихотливо вилась по изумрудно-зелёной прерии, точно небрежно брошенная на землю лента. На заднем плане виднелись заросли деревьев, окаймлявшие берега Миссури.

Джесси Уингейт, её муж, следил за тем, как лошади пьют воду прямо из ручья, струившемуся по земле рядом с их палаткой. Когда скакуны утолили жажду, то принялись плескаться в ручье, громко фыркая и встряхивая мокрыми гривами.

Джесси — высокий сильный мужчина сорока пяти лет с внимательными голубыми глазами и коротко подстриженной рыжевато-коричневой бородкой — был одет в мешковатую одежду свободного покроя, характерную для стремившихся на Запад американцев первой половины XIX столетия. До того как двинуться вперёд, Джесси фермерствовал.

Можно ли было назвать этот палаточный лагерь, находившийся на самой западной точке американской цивилизации, настоящим домом Уингейта и его семьи? Рядом с дорогой виднелась проложенная плугом по девственной земле прерии двойная борозда. Она-то и указывала на то, что здесь собирались заложить ферму. Однако весь вид семейного палаточного лагеря говорил о том, что его пребывание носит здесь лишь временный характер. Это семейство было готово сняться с места в любой момент и последовать в неизведанную даль вместе с остальными крытыми фургонами, которые сейчас медленно тащились по направлению к биваку. Да, глава семьи попробовал плугом девственную землю прерии в районе Миссури и увидел, какая она жирная и щедрая, но его и всех остальных куда больше манила земля Орегона — самого западного американского штага на побережье Тихого океана.

— Эти фургоны приехали из Либерти, — медленно проговорил Джесси. — В них переселенцы из района Миссури и из южной части Иллинойса. Ну что ж, пришло время трогаться. Мы не можем сидеть здесь и ждать, пока прибудут отставшие. Трава уже пошла в рост.

— Но, милый, нам же надо дождаться, когда Молли закончит вести свои занятия в школе «Клей» в Либерти, — возразила его жена. — Иначе для чего мы посылали её туда? Ей же платят за преподавание по двенадцать долларов в месяц — причём наличными. Это немалые деньги, чтобы так просто взять и отказываться от них.

— Конечно, нет. Но и две тысячи миль, которые пролегли между этим местом и штатом Орегон и которые надо успеть преодолеть до того, как выпадет снег, — это тоже не шутка. Если наша малышка Молли не прибыла вместе с этими крытыми деревяшками, то я пошлю тогда Джеда, чтобы он съездил за ней и привёз сюда. Если я хочу стать во главе этой партии переселенцев, то не могу заставлять людей ждать здесь, ведь уже начался май.

— Дочка обязательно приедет сюда сегодня, — сказала его жена. — Она же сама обещала это. Да вот и она сама. А с ней рядом один молодой человек... и второй! Да, у моей малышки Молли никогда не было недостатка в воздыхателях! — прибавила она с материнской гордостью.

Женщина присмотрелась к катившим по дороге крытым повозкам и добавила:

— Ты только посмотри на эти возы! Кажется, все, кто живут здесь, решили переселиться на Запад этой весной.

И действительно, караван, направлявшийся на Запад, растянулся от самого Индепенденса до Уэстпорт-Лендинг, где многие люди впервые услышали в этом году название нового города — Канзас-Сити, из которого открывался путь на Запад. Солнце ещё не поднялось достаточно высоко, и утренний туман не до конца расчистился. Сквозь его лёгкую дымку можно было увидеть бесконечную череду крытых фургонов, которые тащили могучие медлительные волы. Люди не подгоняли их, но и не задерживали, и казалось, что караван движется сам собой. Было что-то эпическое в его бесконечном величественном продвижении.

По мере того как фургоны подъезжали всё ближе, Джесси считал их. Двадцать, тридцать, сорок... всего сорок семь. Рядом с крытыми повозками шли мужчины, которые гнали скот. В отдалении стали слышны звуки ударов кнутами — это погонщики направляли стадо к месту общего сбора. Над движущимися возами повисли облака пыли, смягчая их очертания.

В нескончаемом их движении на закат солнца было что-то величественное. Это создавало впечатление несокрушимой мощи. Люди, наблюдавшие за этим со стороны, не могли не ощущать необъяснимого волнения, не чувствовать, как их души встрепенулись.

К Джесси Уингейту подъехал высокий парень с густой копной спутанных светлых волос.

— А, это ты, Джед, — бросил ему отец. — Поезжай вперёд и посмотри, нет ли там нашей Молли.

— Ну конечно, она там есть. Вот же она. А рядом с ней, как обычно, два ухажёра.

— Один из них, разумеется, Сэм Вудхалл, — произнесла его мать, которая, прикрыв глаза ладонью от солнца, всматривалась вдаль. — Он увивался за ней всю зиму, хвастаясь, как они вместе с полковником Донифаном победили всех мексикашек и вытрали войну с Мексикой.

— А кто же второй парень? — спросил Джед. — Я что-то не могу толком разглядеть его отсюда.

Джесси Уингейт вышел на середину дороги, нетерпеливым жестом сорвал с головы шляпу и помахал ею в воздухе, приветствуя колонну и одновременно подавая сигнал. На него последовал немедленный отклик. Незнакомый молодой человек, ехавший рядом с Молли, пришпорил своего коня и галопом помчался к Джесси Уингейту. Он скакал легко и непринуждённо, демонстрируя задатки прирождённого наездника. При этом чувствовалось, что за плечами у этого молодого человека, которому было на вид не больше двадцати восьми лет, имеется солидный военный опыт, полученный им во время многочисленных приграничных битв. На южных рубежах Соединённых Штатов в ту пору велись яростные схватки с мексиканцами, где отважные смельчаки под командованием Тейлора и Скотта, а также чуть менее известного Донифана неуклонно расширяли границы страны. Он мчался к Джесси на стремительном мускулистом вороном скакуне, совсем непохожем на тех иноходцев, каких можно было встретить в здешних местах. Непривычным было и высокое седло, украшенное серебряной чеканкой, равно как и поводья из тонкой плетёной кожи с большим мундштуком. Необычны были и огромные шпоры с позвякивающими колёсиками. Все эти особенности говорили о том, что этот человек провёл немало времени на южных границах Соединённых Штатов.

Однако при этом молодец вовсе не производил впечатления ожесточившегося в боях рубаки. Возможно, он и походил на него своей одеждой: плотно облегающими кожаными брюками, сверкающими на солнце сапогами, кожаными перчатками и чёрной шляпой с лихо загнутыми нолями. И всё же его чисто выбритое, серьёзное неулыбчивое лицо с тёмными глазами, которые смотрели прямо в лицо собеседнику, свидетельствовало о том, что он истинный джентльмен и по рождению и по воспитанию.

Опёршись правой рукой о луку своего испанского седла, он легко соскочил с коня, проделав это с такой же непринуждённостью и грацией, с которой воспитанный мужчина встаёт при появлении дамы. Прежде чем приветствовать главу семейства, он снял шляпу, поклонившись его жене.

— Доброе утро, мэм, — произнёс он приятным негромким голосом. — Доброе утро, мистер, — повернулся он к Джесси. — Полагаю, вы — миссис и мистер Уингейт. Так мне сказала ваша дочь.

— Да, именно так меня и зовут, — промолвил Джесси Уингейт, озирая незнакомца с некоторым подозрением, однако всё же пожимая ему руку. — Вы прибыли сюда вместе с колонной из Либерти, так?

— Да, мистер Уингейт. Меня зовут Уильям Бэнион. Возможно, раньше вы никогда не слышали обо мне. Перед тем как мой отец перебрался во Франклин, вся моя семья жила в Кентукки. Я начал работать в Либерти в качестве юриста, однако потом уехал и очень долго отсутствовал здесь.