— Джентльмены, — обратился Вудхалл к собравшимся, — через эху реку действительно можно перебраться вплавь. Мы не можем тратить здесь время, дожидаясь, пока индейцы перевезут нас на своём пароме. И я согласен с Джесси Уингейтом, что нам надо форсировать реку вплавь. Фургоны перебирались через эту реку десятилетиями без всяких паромов, и я не вижу причин, по которым мы сами должны бояться поступить подобным образом. Здесь всегда переправлялись охотники за мехом, здесь переправились мормоны, а значит, это по силам и нам.

Его речь была встречена молчанием. Посмотрев на вздувшуюся реку, несколько человек повернулись к Бэниону, который только что пересёк её.

— А что скажешь ты, Уильям? — спросил один из переселенцев.

— Ничего! — ответил Бэнион. — Я же не участник совещания, не так ли?

— Ты точно так же можешь участвовать в совещании, как и всякий другой человек, Уильям, — сказал Калеб Прайс. Старшие над двумя другими колоннами, Саймон Холл и Келси, поддержали его. — Давай, Уильям, подходи поближе.

Бэнион бросил вожжи от своего коня Биллу Джексону и подошёл к участникам совещания, кивнув Джесси Уингейту.

— Разумеется, мы все хотим услышать мнение мистера Бэниона, — сказал Уингейт. — Он только что дал по крайней мере частичный ответ на этот вопрос, перебравшись через реку дважды.

— Река по весне сильно вздулась, мистер Уингейт, — произнёс Уильям. — Если вы желаете знать моё мнение, то оно таково: я бы предпочёл перебраться через реку на пароме, нежели пересекать её вплавь. Думаю, что мы могли бы поступить следующим образом — переправить на этом пароме женщин и детей. Фургоны же форсируют реку вплавь. Надо лишь дополнительно укрепить их шкурами и промазать щели, чтобы они не протекли. Рядом на лесопилке имеются доски. Из них мы сколотим несколько лодок и тоже используем их для переправы. Поверьте мне, джентльмены, течение в реке довольно сильное. Лучше перестраховаться, чем потом жалеть.

— Я никогда не видел, чтобы в этой реке было так много воды, — кивнул Билл Джексон. — А я ведь пересекал её двадцать раз по весне.

— Я вижу, что половина мужчин из Либерти — отъявленные трусы! — презрительно фыркнул Вудхалл.

Наступила тишина. Её нарушил ледяной голос майора Бэниона:

— Полагаю, это относится ко мне?

— Если ты склонен воспринимать это таким образом, то да, — резко бросил его соперник. — Я не считаю, что из-за одного или двух робких мужчин должен задерживаться весь караван.

— Не беспокойся насчёт: задержки каравана — никто здесь и не думает налагать никакого запрета на то, чтобы переправиться через реку вплавь. Любой человек может сделать это в любой момент. Но я хочу спросить тебя: ты называешь меня трусом потому, что здесь, на этом совещании, я призываю к благоразумию?

— Ты — тот, кто нас задерживает!

— Ответь на мой вопрос! Ты называешь меня трусом?

— Хорошо, я отвечу на твой вопрос, если ты так этого хочешь — да, именно так я и называю тебя! — вспыхнул Вудхалл.

— А я скажу тебе, что ты — лжец. И ты знаешь это, Вудхалл! И если это устроит всех, я хотел бы прямо сейчас договориться о том, как нам закончить одно неоконченное дело.

Среди собравшихся на берегу реки было совсем немного тех, кто понимал, о чём идёт речь. Но Вудхалл мгновенно понял, что имеет в виду Бэнион. Он тут же выхватил револьвер. Уильям тоже подскочил к своему коню и начал вытаскивать оружие из седельной кобуры. И если бы миссуриец Джексон не бросился к ним, то по крайней мере один человек был бы уже мёртв.

— Одно движение — и я пристрелю тебя! — крикнул Джексон Вудхаллу. — Ты же дал обещание!

— Хорошо, я сдержу сто, — буркнул Сэм.

— Так будет лучше для тебя! А теперь слушай меня. Видишь высокое дерево в полумиле отсюда — дерево, похожее на кипарис? Подъезжай туда с тремя своими друзьями. Ровно с тремя, не больше! И я тоже подъеду зуда с парой друзей — нас тоже будет ровно трое. И мы проследим за тем, чтобы всё произошло справедливо и по правилам. — Он повернулся к Бэниону: — Это устроит тебя, Уильям?

— Мы же уже договорились о том, что всё произойдёт именно так. Офицеры обычно не проводят поединки подобным образом, но, поскольку ты сказал, что всё должно происходить именно так, то я согласен.

Билл Джексон посмотрел на участников совещания.

— А вы все оставайтесь здесь. Мы, люди из штата Миссури, должны уладить это дело в своём кругу. И так, как мы считаем нужным. Это не должно никак вас касаться. Это наше внутреннее дело.

Место возле дерева, на которое указал Джексон, использовалось для поединков на протяжении уже тридцати лет. Солнце светило так, что оно не давало преимущества ни одному из соперников.

Джексон привёл с собой землевладельца из Миссури по имени Диллон и самого Калеба Прайса — богатого джентльмена из Огайо, который был назначен старшим одной из колонн.

— Я не хочу, чтобы это дело превращалось в яблоко раздора между нами, — сказал Калеб. — Сам я северянин, но мне понравилось, как вёл себя майор Бэнион. К нему с самого начала относились не совсем справедливо. Поэтому сейчас всё должно быть совершено по справедливости.

— Мы за этим проследим, — угрюмо проронил Диллон.

Он был хорошо вооружён — точно так же, как и все остальные секунданты. Вместе с Вудхаллом пришли Келси и Саймон Холл — старшие над ещё двумя колоннами переселенцев, и молодой Джед Уингейт. Его Вудхалл позвал специально. Из-за такого состава секундантов получилось так, что личная вражда Бэниона и Вудхалла невольно затронула весь караван переселенцев.

— Пусть ваш боец разденется до пояса, — обратился Джексон к секундантам Вудхалла. — Когда начнётся бой, то все секунданты должны оставаться на местах. Никто не имеет права вмешиваться в схватку. Тот, кто посмеет нарушить эти правила, будет застрелен. Вам всё ясно, джентльмены?

— Да, мы всё поняли, — кивнул Келси.

— Тогда будем все вместе следить за порядком и правилами, — заключил Джексон и отступил на несколько шагов назад.

Противники начали сходиться в поединке, не было никакого ринга, никаких судей, никого, кто считал бы время схватки. Никто не определял ни количества раундов, ни их продолжительности. Двое мужчин просто сходились лицом к лицу, готовые драться. Их побуждало к схватке самое древнее и самое острое чувство на свете — соперничество из-за женщины.

На соперниках были лишь штаны и сапоги. Всю остальную одежду они с себя скинули. Вудхалл был на несколько фунтов тяжелее Бэниона, превосходя его по весу. Раздевшись, он не выглядел таким сутулым, как в одежде. Его тело выглядело жилистым и очень крепким.

Бэнион был на два года младше своего соперника. Он был шире в плечах, и его мускулы закалились благодаря жизни на свежем воздухе. Не сводя глаз со своего противника, он молча приближался к нему.

Нс было ни поклонов, ни паузы перед схваткой. Противники просто сошлись лицом к лицу, и в воздухе замелькали их кулаки. На траву закапала кровь. Оба сражались столь яростно, что совершенно не чувствовали боли — точно так же, как не ведали и страха. Секунданты заметили, что во время их первого столкновения не выявилось преимущества ни одного из них — оба соперника дрались на равных.

Они сходились и снова расходились и затем опять набрасывались друг на друга — и так больше дюжины раз. Было видно, что Бэнион дерётся экономя силы.

— Я хотел бы набить тебе морду по правилам свободной схватки, если ты не боишься! — крикнул Вудхалл, когда они на несколько мгновений разошлись, чтобы перевести дыхание.

Правила «свободной схватки» разрешали наносить удары по любым частям тела — в том числе хватать за волосы и бить в глаза. При этом любая часть тела противника могла стать мишенью.

— Ты не можешь заставить меня бояться чего бы то ни было! — воскликнул Уильям. — Всё будет так, как скажут мои секунданты.

Джед Уингейт внезапно побледнел, но не выразил никакого протеста. Лицо Келси хранило каменную неподвижность. Глаза Холла сузились, но он тоже ничего не сказал. Он полагал, что в схватку двух мужчин вмешиваться не стоит. Хотя то, на чём настаивал сейчас Вудхалл, могло означать не просто поражение одного из соперников, но и его смерть. Все секунданты Вудхалла ждали, что скажет противоположная сторона.