— Рон, НЕТ!

Срываюсь с места, хватая его за руку, и нас обоих затягивает в водоворот, глубже и глубже, сквозь дым и туман. Боже! Что же мы делаем? Как теперь все исправить?

Мы оказываемся в обеденном зале, и как только рассеивается туман, я вижу Беллатрикс, Люциуса и… — от ужаса кровь бурлит в венах — Долохова, сидящего вместе с ними за столом. Они едят и пьют, обсуждая что-то. Время от времени раздается всеобщий смех.

Веселая компания близких друзей… была, пока не появилась я и не перевернула все с ног на голову.

— Прошу тебя, Рон, давай уйдем отсюда.

— Подожди минутку, — просит он. — Через секунду уйдем, обещаю.

Закусываю губу. Если продолжу в том же духе, то у него появится еще больше подозрений…

Но и оставаться здесь тоже нельзя.

— Итак, Люциус, — громко начинает Беллатрикс, — где ты был весь вечер? Темный Лорд вызывал тебя?

— Нет, — коротко отвечает Люциус, отпивая глоток вина из бокала, — нет. Были неотложные дела.

Долохов пошло посмеивается. Его лицо раскраснелось от выпитого, а язык слегка заплетается, когда он произносит:

— С твоей миленькой грязнокровочкой, да?

На лицо Беллатрикс набегает туча, а Люциус закатывает глаза.

— Да, я был с ней, — эта его манера растягивать слова когда-нибудь доведет меня до ручки.

— Почему? — в голосе Беллатрикс сквозит обида. — Ты закончил допрашивать ее еще до нашего переезда сюда. Что еще тебе от нее нужно?

Люциус молча смотрит на нее, чуть прищурившись.

— Ее заносчивость выводит меня из себя, и я хочу преподать ей несколько уроков, чтобы знала свое место, — ровным тоном отвечает он. — Кроме того, очень удобно иметь под рукой того, на ком можно практиковать заклинания.

Беллатрикс с облегчением вздыхает и улыбается, но Долохов вновь заходится хохотом.

— Я знаю, что я бы попрактиковал на ней! — каждое слово насквозь пропитано похотью. — Как жаль, что она не моя пленница. Ты везунчик, Люциус.

С трудом сглатываю ком в горле и украдкой бросаю взгляд на Рона: тот смотрит на Долохова с отвращением.

— Боже, какая же он мразь! — бормочет он.

— У меня и в мыслях нет, — презрительно бросает Люциус. — Девчонка неимоверно раздражает меня, прямо-таки доводит до белого каления.

— Тем не менее, она довольно привлекательна в своей… непокорности, — замечает Долохов.

— Что?! — сквозь смех восклицает Беллатрикс. — С ее-то манерами? Тебе не помешало бы проверить зрение, Антонин.

Во мне закипает возмущение. Вот же кобыла чокнутая!

— Ну правда, Люциус, неужели ты ни разу не думал об этом? Ты мог бы делать с ней все, что захочешь. Господь свидетель, я бы так и сделал.

— Хватит, — резко прерывает его Люциус. — Она грязнокровка, Антонин. Знаешь, что это значит?

Долохов криво усмехается.

— Это значит, что ей бы пришлось по душе перепихнуться после очередного урока. Маглы… они сношаются, как кролики. Скорее всего, она позволила бы тебе делать с ней что угодно, да еще бы и стонала, как заправская шлюшка, когда ты…

— Я сказал, хватит! — в голосе Люциуса звенит ярость.

Пару секунд Долохов и Беллатрикс смотрят на него, нахмурившись, а затем принимаются за еду в неуклюжем молчании.

Туман клубится вокруг нас с Роном, перенося нас в другое воспоминание.

Судорожно вздыхаю.

— Гермиона? — тихо зовет меня Рон. — Ты в порядке?

Я киваю, возможно даже слишком решительно.

— Конечно. А в чем дело?

— Ну, для начала, ты красная, как рак: такое чувство, будто у тебя вот-вот дым из ушей повалит.

— Еще бы! Не очень приятно слышать такое…

— Но… я все-таки не понимаю, — озадаченно начинает Рон, — зачем он хранит это воспоминание?

— Не знаю. Да и все равно мне, — беру его за руку. — Пожалуйста, давай уйдем отсюда.

— Тебе совсем не интересно? — хмуро спрашивает он. — Даже капельку?

— Нет. А теперь пошли!

Он сбрасывает мою руку, напряженно глядя на меня.

— Почему ты так хочешь уйти? — и мне кажется, что этот вопрос он задает больше самому себе, чем мне.

Собираюсь что-то сказать, но тут же закрываю рот. Мне нечего ответить.

Повисает долгая пауза.

— Что ты не хочешь, чтобы я увидел? — шепчет он, и в его глазах я ясно вижу страх.

И этот страх — отражение ужаса, охватывающего меня, когда я осознаю, что мы оказались в моей комнате: здесь темно — хоть глаз выколи! — но сморщенная рука на прикроватном столике рассеивает тьму.

Внутренности скручивает от того, что предстает нашим глазам.

Я лежу на кровати в окровавленном платье, и Люциус… рядом со мной.

Теперь я могу видеть его лицо. Я не могла тогда, но теперь, когда Рука Славы освещает комнату…

Я распластана под ним, юбка задрана до пояса, и Люциус… он между моих разведенных обнаженных бедер.

Рон судорожно вздыхает.

— Ты действительно стоишь всех неприятностей, что свалились на мою голову по твоей вине? — шепчет Люциус. — В конце концов, откровенно говоря, ты неполноценный человек, — его рука перемещается ниже, мне на грудь, но я не могу отвести взгляд от его лица. Он смотрит на меня из-под полуопущенных век.

Все же дело было вовсе не в силе и власти.

— Почему я должен терпеть все эти неприятности из-за тебя?

Решаюсь взглянуть на Рона.

Он готов вот-вот лопнуть от ярости.

У меня нет слов. Да и что я могу сказать?

Может… если он увидит только это воспоминание, я смогу увести его отсюда и свалить все на Люциуса, только ведь это все равно… ну, формально это не будет ложью, так?

В это время Люциус спускает с меня платье, обнажая грудь.

Я сжимаюсь от непонятного чувства. Рон никогда не видел меня голой, и это только воспоминание, но все же…

Люциус жадно осматривает меня, его зрачки расширены и подобны глубокой черной бездне. Он смеется, когда я пытаюсь вывернуться из его рук.

И это к лучшему. Пусть Рон видит, что я сражалась. Так будет лучше, правда?

— Нет смысла проявлять скромность теперь, грязнокровка.

— Ублюдок, — шепчет Рон. — Ты… ты…

— Возможно, ты все же стоила тех неприятностей, — со вздохом заключает Люциус.

Рон выглядит так, словно его глазам предстала самая отвратительная сцена из всех, что он когда-либо видел. Не думала, что он может испытывать такую ярость и гнев.

— Грязный кобель, — в его голосе неприкрытая ненависть.

Он поворачивается ко мне.

— Почему… почему ты его не остановила? — тихим голосом спрашивает он.

— Думаешь, я хотела этого? — мой голос звенит от отчаяния. — У меня не было выбора, — я киваю в сторону воспоминания. — Смотри, что будет дальше. Просто смотри!

В этот момент Люциус наклоняется ко мне слишком близко, и хотя я знаю, что будет дальше, но все равно внутри все сжимается от страха.

Он смотрит на меня.

Просто смотрит.

Мои глаза закрыты.

И в следующую секунду отвращение и ненависть искажают черты его лица, и он медленно выпрямляется.

— Ха! Нет, не думаю, — шепчет он. — Ты почти получила то, что хотела, да, маггловская шлюха?

И он бьет меня по лицу. Снова и снова. Я кричу от боли, а он шипит сквозь зубы:

— Заткнись, дрянь. Ты отвратительна!

Он толкает меня через всю комнату, — Рон в этот момент кричит от ярости, — и я врезаюсь в туалетный столик. Воспоминание тускнеет и исчезает…

Рон поворачивается ко мне, пока мы плывем сквозь смог, и берет меня за руку.

— Что он сделал с тобой, Гермиона? — шепчет он. — Что? Я убью его, клянусь, я убью этого больного ублюдка.

Молча качаю головой, потому что понятия не имею, что будет дальше.

Лучше будет промолчать.

Мы вновь оказываемся в моей комнате, но на этот раз все по-другому. По крайней мере, свечи на стенах комнаты освещают ее.

И я тоже там. Лежу на полу, лицом вниз, содрогаясь от рыданий.

Но я в том же самом платье, что и в предыдущем воспоминании.

Кажется, я знаю, когда это было. Люциус только что застал нас с Роном, обнимающихся, и в ярости вышвырнул его из комнаты.