Боже, умоляю… это нечестно!

— Господи, Гермиона, что он сделал с тобой? — дрожащим голосом спрашивает Рон.

Хороший вопрос.

Я помню это. Это был один из самых унизительных моментов в моей жизни. Я не знала, что чувствовать и что думать. Люциус изменил всё, и я не понимала — почему.

Боковым зрением замечаю, что Рон наблюдает за мной, но я опускаю глаза в пол и качаю головой.

Люциус врывается в комнату, резко распахивая дверь.

— Я же сказал тебе, чтобы к моему приходу ты встала с пола!

Он поднимает палочку, и я кричу от боли. Заклинанием он вздергивает меня с пола и тащит через комнату, прижимая другим заклинанием к стене.

Рон поворачивается ко мне, его лицо полыхает от злости.

— Как ты позволяешь ему делать это? — он хватает меня за руку и сжимает ее. Сильно. Больно. — Почему ты не сопротивляешься?

Сбрасываю его руку.

— А что я могу? — слышу голоса из воспоминания, но не улавливаю смысла слов. — Ты когда-нибудь мог сопротивляться Беллатрикс или Эйвери? У них есть палочки! Бога ради, Рон, да даже если бы у него ее не было, Люциус намного сильнее меня…

— Неправда! — шипит он. — Нет! Это смешно! Посмотри на себя! Ты позволяешь ему делать с собой всё, что ему заблагорассудится!

— У меня не было выбора! — надломленным голосом возражаю я. — У меня никогда не было выбора, никогда! Он не давал мне ни единого шанса. Он никогда…

Умолкаю на полуслове. Не могу ручаться за себя, ступая на столь зыбкую почву. Надеюсь, если я промолчу, мы выберемся отсюда раньше, чем увидим что-нибудь похлеще того, что было.

— Видишь, грязнокровка, ты принадлежишь мне, — тихо произносит Люциус. Рон и я поворачиваемся, чтобы увидеть, как Люциус проводит большим пальцем по моим губам. Его лицо так близко. Слишком близко. — И ты знаешь это. Я вижу правду в твоих бездонных глазах.

С трудом сглатываю ком в горле.

— Рон, я…

— Ш-ш-ш, — он внимательно смотрит на нас с Люциусом и хмурится.

Почти плача от отчаяния, я тоже поворачиваюсь к воспоминанию.

Люциус убирает руку от моего лица и опускает ее вниз, смыкая пальцы на моем запястье и прижимая руку к стене.

— Ты знаешь, что не я захватил власть над тобой, ты сама, по собственному желанию, дала мне в руки оружие и подчинилась мне. Да, без борьбы не обошлось, но теперь ты впустила меня в свою душу.

Люциус делает взмах палочкой, и я задыхаюсь от боли, потому что на моей ладони появляется кровоточащий порез. Рон резко выдыхает, явно жалея меня, но мне все равно. Я равнодушно смотрю на рану. Я видела ее раньше. Я помню и знаю каждый шрам, оставленный Люциусом на моих руках.

— Чары Уизли не идут ни в какое сравнение с той властью, что я имею над тобой, грязнокровка. Ты и сама это понимаешь. Порой это выглядит смешно и жалко — то, как все твое существование стало зависеть от меня, пусть ты и не хотела этого.

Глубоко вздыхаю, так, что легкие вот-вот лопнут. Уверена, Рону очень больно слышать это. И я даже представить не могу, насколько…

Украдкой смотрю на него. Гримаса боли и горечи исказила его лицо.

Ласково беру его за руку.

— Не слушай, Рон, — шепчу ему. — Он просто пытался достать меня. Все это неправда.

Ложь. Ложь. ЛОЖЬ.

Дымка вновь размывает картинку перед нами, пряча от меня выражение его лица, и на какое-то мгновение мне кажется, что сейчас мы покинем Омут…

Но нет. Пощады не будет. Мы в комнате Люциуса, но это очередное воспоминание.

Люциус стоит в углу комнаты, глядя в большое зеркало напротив себя.

Кажется, целую вечность он смотрит на свое отражение. В его лице смешались ненависть и борьба.

— Что он делает? — тихо спрашивает Рон.

Но в следующую секунду он находит ответ на свой вопрос.

Люциус резко поворачивается и, схватив со стола серебряный подсвечник, с силой швыряет его в зеркало.

Миллионы осколков летят в разные стороны и осыпаются на пол.

Рон потрясенно вскрикивает, но я едва слышу его. Мой взгляд прикован к Люциусу, стоящему на разбитом стекле.

Воспоминание опять ускользает, растворяется в воздухе.

— Что это была за чертовщина? — голос Рона пробивается ко мне сквозь дымку. Он в замешательстве.

Но я-то знаю, в чем дело. Люциус ненавидит не только меня.

— Не знаю, — кричу сквозь плотную завесу тумана. — Пожалуйста, Рон, давай выбираться отсюда. Прошу тебя!

Но он не отвечает, и когда еще одно воспоминание обретает четкость, я с ужасом понимаю, что моя жизнь кончена. Всё кончено.

Всё, что когда-либо было у меня с Роном, закончится здесь и сейчас.

Мы все еще в комнате Люциуса. Но на этот раз он не один.

Вся в слезах я медленно приближаюсь к нему, шепча:

— Не такие уж мы и разные, ты и я. Ты сам много раз говорил мне об этом, помнишь?

Господи Боже! Нет! Только не это! Рон не должен увидеть это!

Поворачиваюсь, хватая Рона за плечи, разворачивая его к себе и обнимая.

— Прошу, Рон, пойдем отсюда, — скороговоркой выпаливаю я. — Молю тебя, давай уйдем, ты не можешь увидеть…

Но он не слышит меня. Поверх моего плеча он видит, как я медленно подхожу к Люциусу.

Его лицо… мне больно видеть это. Он выглядит так, словно его мир в одночасье рухнул. Что-то знакомое мелькало в его глазах в ту ночь, когда Эйвери сказал, что сохранит жизнь Джинни лишь в том случае, если Рон переспит с ней.

Я больше не могу лгать ему.

— Я не… — начинает Люциус, но я протягиваю руку и касаюсь его лица.

Боже, останови это, пожалуйста!

— Я — человек, Люциус. Такой же, как ты.

В отчаянии трясу Рона за плечи.

— Пожалуйста, Рон!

Но он остается глух. С ужасом он смотрит, как я привстаю на цыпочки и целую Люциуса, а он, на мгновение отстранившись от меня, возвращает поцелуй, яростно сминая мои губы, а затем берет на руки и несет к кровати.

Теперь я знаю, как выглядит тот, чье сердце разбито.

Закрыв рот рукой, захлебываюсь слезами. Никогда не видела Рона таким.

Я больше никогда не смогу взглянуть ему в глаза. И я не в силах смотреть на то, что происходит в воспоминании. Боже мой, Рон, мне так жаль!

Поворачиваюсь ко всему спиной и, едва осознавая это, падаю на колени, потому что ноги мне больше не подчиняются.

Боль затопила меня, и, зарывшись пальцами в волосы, я тихо всхлипываю, пока Рон продолжает смотреть, как я предаю его худшим из всех способов. Что я наделала, что же я наделала?

Но я не могу отвернуться от звуков. Учащенное дыхание, вздохи, рычание Люциуса, мои стоны. Глас моего вероломства.

Не могу больше выносить это. Закрываю уши, чтобы не слышать… Не хочу слышать то, что слышит Рон. И не буду думать об этом, потому что сердце рвется на части при мысли о том, что сейчас чувствует Рон. Слезы катятся по щекам. И этот поток никогда не иссякнет и не утихнет…

Но это еще не всё.

Туман, появившийся из ниоткуда, окутывает нас, и я поднимаю голову, уронив руки на колени.

Ни единого звука. Лишь звенящая тишина.

Но эта тишина — самый громкий звук из всех, что я когда-либо слышала. Непереносимая тишина предательства. Туман наконец рассеивается.

Как в замедленной съемке я оборачиваюсь. Я не смотрю на Рона, но даже если бы решилась, то увидела бы только его затылок. Нет, я смотрю на следующее воспоминание, разыгрывающееся перед нами.

Все та же комната Люциуса, но теперь всё совсем иначе. На какой-то момент мне кажется, что комната пуста, но затем взгляд цепляется за розовое платье на полу и рядом — черная мантия.

Следом взгляд натыкается на кровать.

Я лежу на спине, закинув одну руку под голову. Мои глаза закрыты, грудь размеренно поднимается и опускается в такт дыханию.

Люциус лежит рядом и смотрит на меня, полуприкрыв глаза.

Как долго он наблюдает за мной? Словно загипнотизированый. Как будто он не может отвести глаз от меня.

Он протягивает руку и проводит пальцем по моей щеке. Я чуть шевелюсь во сне, вздыхая.

На мгновение его глаза вспыхивают, но в следующую секунду он, обняв меня за талию, устраивается поудобнее подле меня и засыпает.