Поднимаю на него глаза, чувствуя, во мне как закипает гнев.

Он же смотрит на меня так снисходительно, будто я едва ли ему интересна.

— Но у меня было задание, — в его голосе различимы нотки гордости и самодовольства. — И, кажется, я был неправ, ставя под сомнения догадки Темного Лорда, не так ли?

Перевожу взгляд на палочку в его руке, когда он опять наклоняется ко мне. Ох, если бы я только могла дотянуться до нее, тогда… вполне возможно…

— Темный Лорд всегда знает, Гермиона, — его ледяная улыбка вот-вот лишит меня рассудка.

Выбрасываю руку вперед, хватая его запястье, но в тот же миг свободной рукой он бьет меня по лицу. Боже, это больно, и у меня идет кровь… всхлипывая, хватаюсь за нос, не переставая плакать, пока Эйвери выпрямляется, покачивая головой в притворном сочувствии.

— Возможно, ты могла застать врасплох Люциуса, грязнокровка, — бросает он. — Но со мной такое не пройдет.

Потерянно смотрю, как он направляет на меня палочку, и невольно вскрикиваю, когда боль в сломанной переносице растворяется и исчезает.

Опускаю руки. Он улыбается.

Я все еще сижу на полу, подтянув колени к подбородку, и трясусь всем телом. Вот и все. Игра окончена. Мы умрем, Люциус и я. Оба.

Бесспорно.

— Как приятно, когда дело сделано, — не отводя от меня глаз, изрекает он. — Жаль, конечно, что Люциус, кажется, забыл, какой ценой в нашем мире дается чувство гордости. Какое несчастье, что ему пришлось… настолько окунуться в свои обязанности.

— Пожалуйста, — шепчу я, не зная, что еще сделать.

— Не проси о помощи, Гермиона, — качая головой, произносит он, и я даже слышу ложные извиняющиеся интонации в его голосе. — Никто — ни я, ни Бог, ни даже Люциус — теперь не спасет тебя.

Открываю было рот, но Эйвери стремительно делает шаг назад и, направив на меня палочку, произносит:

— Обливиэйт!

В оцепенении смотрю на него, стук сердца отдается в ушах: тудум-тудум-тудум…

Что ему нужно? Зачем он здесь?

Ничего. Скорее всего, ничего важного. Успокойся.

Успокоиться? Успокоиться?! Господи…

Он ничего не знает. Не знает, что что-то изменилось. Успокойся.

Да. Он не знает. Пока…

Сфокусируйся на дыхании: вдох — выдох. Тудум-тудум-тудум…

— Почему ты плачешь? — его голос мелодичен, словно где-то играет музыкальная шкатулка.

— Потому что скучаю по маме, — огрызаюсь в ответ. — Вряд ли такой, как вы, сможет понять меня.

Он улыбается, словно старой доброй шутке, но его глаза… в них как будто…

Чему он улыбается?

— Нет, уверен, ты не стала бы, — бормочет он, а затем приподнимает бровь, словно решив что-то для себя. — А визит молодого мистера Уизли поднял бы тебе настроение? Он в последнее время часто выведывает у меня о твоем самочувствии. Думаю, ему будет очень приятно лично убедиться, что с тобой все хорошо.

Прищурившись, внимательно изучаю его.

— Это все, ради чего вы пришли? Задать мне вопрос, ответ на который вам уже известен? Я ни за что не упущу шанса повидаться с Роном.

— Соблюдаю этикет, — чересчур вежливо отзывается он. — Я, конечно, мог бы притащить его сюда без предупреждения, но вдруг ты оказалась бы занята… чем-то другим.

Заливаюсь краской, чувствуя, как учащенно забилось сердце.

Все хорошо. Он не знает. Пусть намекает, сколько влезет, но он не знает.

— Так, — он вопросительно выгибает брови, глядя на меня, — ты была бы не против повидаться с другом?

— Да, пожалуйста, — смотрю на него с мольбой.

— Чудесно, — он удовлетворенно улыбается и поворачивается к двери. — Рассвет уже наступил, и скоро Уизли надо вставать и приступать к работе, но я постараюсь привести его побыстрее.

Открыв дверь, он медлит, вновь поворачиваясь ко мне.

Кажется, прошли годы, пока он изучающе разглядывает меня, и у меня мурашки бегут по коже от этого взгляда. Что… что ему?..

Едва заметная улыбка касается его губ, и он усмехается; Улыбка касается его губ, и он усмехается — едва заметно.

— Что за удивительное дитя, — бросает он, прежде чем покинуть комнату.

Невидящим взглядом смотрю на закрытую дверь.

Что это было?

Дрожащими руками обхватываю живот. Мой малыш. Ребенок Люциуса.

Наше спасение.

— Гермиона, ты ужасно выглядишь, — ошеломленно шепчет Рон, размыкая объятия, едва Эйвери оставляет нас наедине.

Качаю головой. Я так измотана — уже двое суток без сна.

— Ничего, — неуклюже бормочу в ответ, больше всего на свете желая, чтобы на этом все и закончилось.

И пусть я трусиха, но у меня просто духу не хватит рассказать ему; это его убьет.

Он все равно, в конце концов, узнает правду.

Он осторожно приподнимает мой подбородок, внимательно изучая лицо.

— Все хорошо? — шепчет он. — Ты порядочно напугала меня вчера. Что случилось?

Что случилось? Ах да, я же потеряла сознание! Как-то запамятовала… все, что происходило после, подернуто дымкой.

— Я просто… это был всего лишь обморок, — невнятно бормочу в ответ. — Я уже и забыла об этом.

Непрошеные слезы жгут глаза. Как глупо. Какого… почему я плачу? Ни к чему хорошему это не приведет.

— Что случилось? — он осторожно берет меня за руку. — Это… это как-то связано с ним?

Его взгляд ожесточается, когда он замечает мою реакцию на его слова.

— Прошлой ночью, да? — скорее утвердительно, нежели вопросительно произносит он. — Я так и знал. Когда он вернулся вниз после того, как проводил тебя в комнату, то был просто в бешенстве. Единожды он заговорил — если это можно так назвать, — когда начал орать на кого-то, кто пытался его о чем-то спросить. Что между вами произошло? Я думал, все кончено.

Я расскажу ему. В конце концов, он все равно узнает.

— О, Рон, — я всхлипываю и, зажав рот ладонью, продолжаю, — все плохо. Хуже, чем можно было вообразить.

Он хватает меня за руки, пристально глядя в глаза.

— Слушай, — поспешно выдыхает он. — Что бы ни случилось, мы вместе пройдем через это, обещаю. Что произошло? Он сделал тебе больно?

Качаю головой, тяжело дыша. Боже, хватит ли у меня сил?

Должна ли я?..

— Ты возненавидишь меня за это.

Он подозрительно прищуривается, но качает головой, словно отряхиваясь от мыслей.

— Я никогда не смогу ненавидеть тебя, Гермиона, — твердо произносит он. — А теперь скажи мне, в чем дело? Что такого ужасного произошло, о чем ты не решаешься мне сказать?

Глубоко вздыхаю, хватаясь за возможность счастливого будущего с Роном, и тут же отпускаю эту мысль, понимая, что это невозможно.

— Рон, я беременна.

Тишина.

Он смотрит поверх моей головы абсолютно пустым взглядом.

И когда выпускает мои руки из своих, мне внезапно становится холодно.

У него такое выражение лица, словно его вот-вот стошнит.