Глубоко вздыхаю.

— Можешь ненавидеть его за то, что он сделал, Драко, но он все еще твой отец, — отчаяние в голосе становится слишком очевидным. — Если Волдеморт узнает об этом, у него не будет никаких шансов.

Глаза Драко становятся шире, и в них мелькает страх. Кажется, он хочет что-то сказать, но молчит.

И в его глазах безысходность: ведь он понимает, что призвав Люциуса к ответу, подпишет тому смертный приговор.

В конечном счете он берет себя в руки и презрительно плюет мне под ноги.

Бросив на меня взгляд, полный обжигающей ненависти и неприкрытого отвращения, он разворачивается и выходит из комнаты, громко хлопая дверью.

И на этот раз он не забывает запереть ее.

Такое ощущение, словно я нахожусь в камере смертника и сквозь зарешеченное маленькое окошко могу увидеть, как вяжут петлю и устанавливают помост. А еще мне кажется, что это моя последняя ночь на земле.

Но все, что я могу делать, это ждать. Ждать смерти, потому что я исчерпала весь жизненный лимит.

Хотя я еще могу надеяться, что казнь отложат. По меньшей мере, на вечность.

Подтягиваю колени к подбородку, сидя на полу, и крепче прижимаю ухо к двери: я жду, когда Люциус вернется домой, как собака, ожидающая возвращения хозяина. Да, вот так низко я пала, спасибо тебе, Боже.

Как он отреагирует, когда узнает, что тут произошло?

Что он сделает?

А Драко… Господи, на что мне надеяться с его стороны?

Возможно… если он все еще любит своего отца, тогда, может быть…

Нет, я не должна ни на что надеяться, иначе рискую разочароваться; я хорошо запомнила этот урок.

Кроме того, Драко действительно сын своего отца, и для него предатель крови — это предатель крови, и неважно, семья это или нет. Предатель крови должен быть наказан!

Приближающиеся шаги снаружи. Мой погребальный звон.

Наш погребальный звон…

Сердце гулко бьется где-то в горле от страха, и я поспешно поднимаюсь на ноги, пятясь от двери, когда она открывается.

Это он. Слава Богу, это он. Не Драко, не Эйвери и не Волдеморт, или кто-нибудь другой, кого я ожидала… кто-то, кому Драко мог уже рассказать о том, что узнал.

Нет, это Люциус. Единственный человек, которого я хочу… мне необходимо… видеть сейчас.

Он само спокойствие, пока закрывает за собой дверь, такой хладнокровный и собранный, да, он определенно еще не знает, что случилось.

Когда он видит меня, его брови вопросительно ползут вверх.

— Что случилось? — требовательно спрашивает он.

Открываю рот и тут же закрываю его, дыша слишком часто и неровно. С нами все кончено. Мы покойники, а он, совершенно очевидно, еще не в курсе, и мне выпало сомнительное счастье просветить его…

Он возводит глаза к потолку и вздыхает.

— Если собираешься выговаривать мне за то, что я, возможно, сегодня натворил…

— Люциус, — задыхаясь, бросаю я, едва способная продолжать. — Люциус, Драко он… он знает!

Мир на секунду перестал вертеться.

Он стремительно бледнеет, но быстро берет себя в руки и, ухмыляясь, качает головой.

Какого… как у него получается выглядеть так беспечно, словно ему все равно? Черт!

— У меня сегодня нет настроения усмирять твою паранойю, грязнокровка, — тянет он. — Ты думала, что моя жена знает, но это было не так. Ты думала…

Он умолкает на мгновение, но по его лицу ничего нельзя прочесть.

— Ты думала, Эйвери знает…

Он вновь осекается, и я знаю почему: и ему, и мне прекрасно известно, что Эйвери подозревает нас, если не что-то похуже, и его подозрения представляют для нас наибольшую опасность…

Ну, может, и нет: недавние события как-то оттеснили Эйвери на второй план.

Люциус в раздражении качает головой.

— Твои неуправляемые страхи начинают выводить меня из себя, и я не желаю разбираться с ними…

— Это не паранойя! — цепляюсь за отворот его мантии, отчаянно пытаясь донести до него правду. — Он докопался до всего, Люциус. Он заставил меня рассказать обо всем, и я не представляю, что он собирается делать, но он точно не будет сидеть сложа руки! Он сам сказал, что мне не избежать расплаты за то, что я сделала.

Все краски разом сходят с его лица. Он долго и напряженно всматривается в меня, силясь понять мои слова, потому что просто отказывается верить им.

Медленно, безумно медленно я расцепляю пальцы, стискивающие его мантию, и начинаю глубоко дышать, чтобы взять себя в руки.

— Ты… ты серьезно? — побелевшими губами шепчет он.

Утвердительно киваю, глаза щиплет от слез — мне так страшно.

Он поспешно сглатывает и сильно хмурится. За время нашего с ним знакомства я всего пару раз видела подобный неконтролируемый страх в глубине его бездонных глаз.

На мгновение он отворачивается, проводя рукой по затылку, но затем вновь поворачивается ко мне.

— Ради бога, почему ты не могла держать рот на замке? — ожесточенно спрашивает он.

— Я пыталась! — поспешно выпаливаю я, слезы потоком струятся по щекам. — Клянусь, пыталась. Но он напоил меня Веритасерумом, у меня не было шансов!

Он матерится сквозь зубы, а потом со всей силы впечатывает кулак в дверной косяк, громко рыча.

И снова тишина. Он стоит, прислонившись к двери, и рвано дышит.

Мое глухо стучащее сердце перекрывает звук его дыхания.

Он поднимает голову: на бледном лице застыла вымученная маска хладнокровия.

— Я еще не виделся с ним, — бормочет он, вытаскивая из кармана порт-ключ, — да и Белла вела себя вполне обычно; не похоже, что он рассказал ей, — он пристально смотрит на меня. — Я скоро вернусь.

— Куда ты? — истерически выкрикиваю я.

— Найти сына, — коротко бросает он, активируя порт-ключ. — Южная Башня.

Смотрю на то место, где он был всего лишь две, три, четыре секунды назад, а затем, встряхнув головой, пытаюсь привести в порядок мысли, нарезая круги по комнате.

Он присмотрит за тобой. Он разберется с этим.

Но как? Как разберется? Это одна из худших вещей, что могла с нами приключиться!

Разве ты не доверяешь ему?

Я…

Я запуталась.

Когда-то я бы сказала, что нет, абсолютно не доверяю. Я бы никогда, никогда в своей жизни не стала доверять человеку, убившему моих родителей, человеку, который носит маску, чтобы никто не смог узнать, каков он на самом деле, человеку, который пытал меня снова и снова…

Но… не знаю почему, но теперь я безоговорочно верю ему. Я не могу иначе — только не теперь, когда знаю его настолько хорошо, и когда он стал частью меня.

Тогда верь ему.

Внезапно он возвращается, и одного взгляда на мрачное выражение его лица хватает, чтобы понять: он не нашел Драко.

— Его нет в комнате, — низким голосом рычит он. — Мы должны найти его, надо обыскать дом.

— Мы? — поколебавшись, спрашиваю я.

Он смотрит на меня потемневшими глазами, и я не могу понять их выражения — что-то среднее между страхом и яростью.

— Если Драко кому-то рассказал о нас — наши жизни в опасности, — произносит он. — И я не оставлю тебя на милость тому, кто может прийти за тобой, в конце концов, я хоть смогу защитить тебя в случае чего.