— Спасибо за честность, — ответил я.

— Честность за честность, — ответил Грег. Всё-таки мы слишком давно мерили грязь плечо к плечу, чтоб понять то, что осталось за молчанием. Я был прав. Когда отпадёт в нас надобность, то нас пустят в расход. Тоже неплохой вариант, чем медленная смерть. Но упрямо хотелось уцепиться за жизнь. Всё-таки ещё оставались недоделанные дела.

Жить хотелось. Как продлить эту жизнь, я не имел ни малейшего понятия. Из города было не выбраться. Земля представляла собой жижу, которая затягивала по колено. Напряжение в отряде нарастало. Бухать надоело, а чем себя занять — парни не знали. Кого-то убивать уже вошло в привычку, с которой было сложно бороться, но они пока держались, оглядываясь на моих собачек, которые уже паслись рядом со мной по две-три. Они, видимо, чувствовали напряжение и готовились к защите.

Грег развлекался, крутя роман с Раей. Так как она явно была не против, то я закрывал на это глаза. Совершеннолетняя. Я был не указ этой вертихвостки. Моё время ушло, потому что когда-то оставил её. Вместо того, чтоб решить вопрос иначе, я поддался злости и совершил ошибку. Жалел ли об этом? И да, и нет. Я мог бы поменять жизнь иначе. Совсем необязательно становиться по другую сторону закона, чтоб доказать крутизну. Необязательно становится падальщиком, чтоб чувствовать страх среди людей, когда проходишь мимо. На самом деле это не так уж и кайфово. Да, я добился того, чтоб люди замолкали в моём присутствии, но это лишило общения. Как война не принесёт мир с помощью меча, так и дружба не будет основана на страхе. За всё время я нормально общался лишь с Грегом да и то, потому что у него был ко мне чисто научный интерес. Оглядываясь назад, я мог сказать, что свой второй шанс просрал. Я прожил меньше того возраста, когда умер в той жизни. Единственное, что в этот раз с девчонками крутил, стал кем-то значимым и семью завёл. Только прожил мало. А если было бы больше времени, то что было бы дальше? Возможно, нашёл бы Алису. Попытался бы вновь осесть. До первых проблем? Или до первой неуверенности в своих силах? До скуки? Или всё могло бы быть иначе? Интересная работа, выходные, общение, а нехолодный дождь и угнетающий кашель, который душит, лишая лёгкие кислородом.

Чтоб чего-то понять и к чему-то прийти надо подойти к самому финалу забега, который кто-то обозвал жизнью. А ведь это самый натуральный забег. Гонка на выживание. Если отказываешь от этой гонки, то теряешь часть жизни. Оставаться на месте или всё время бежать — два пути, который приведут не к финалу, а к пропасти. Должна быть золотая середина. Я же этой середины не видел. Ладно, не искал. Вместо этого кидался из крайности в крайность.

— Где ты болтаешься? — Грег стоял на пороге кабака.

— Гуляю. А Рая где?

— Кошка на меня обиделась. Умотала в неизвестном направлении, но обещала вернуться.

— Вернётся и ладно.

— Что-то ты в последнее время стал часто гулять, — заметил Грег.

— Не всё же время пить, — ответил я. — Иногда и пройтись охота.

— Пока ты где-то болтаешься здесь заговор зреет.

— Хотят власть сменить?

— Угу. Говорят, что ты меры не знаешь, — ответил Грег.

— А я не знаю меры? — доставая самокрутку, спросил я.

— Иногда. Ты слабеешь. Скоро не сможешь власть удержать, — ответил Грег, наблюдая, как я сплёвываю кровью.

— Что-то в последнее время меня эта власть перестала интересовать. Да и никогда не интересовала. Так было нужно и всё. Что там Кэп говорит?

— Переговоры затягиваются, но Шакалы больше не нужны. На твой взгляд, есть кто сможет нормально жить?

— Мы же набирали их из тюрем. Когда отряд нёс потери, забирали ублюдков пожирнее, которые без головы. Если они раньше были такими, то после войны лучше не стали, — ответил я.

— Были некоторые сомнения, но раз ты им решил шанса не давать…

— Это того не стоит.

— Тогда последний раз устраиваем зачистку? Или ещё повременим?

— А чего временить? — хмыкнул я. — Или мы их, или они нас.

В кабаке по какой-то странной случайности никого из мирных жителей не было. Только наши. Они покосились, когда мы вошли. Хмурые взгляды красных глаз. Дымовая завеса, от которого хотелось раскашляться, но было не время. Похоже, до них начало доходить, что сейчас будет. Кто-то схватился за оружие, но проиграли сразу. Это была бойня, в которой участвовали не только мы, но и перламутровые. Последняя бойня тех, кто выступал в роли палачей. Стрельба, крики, ругань и пустота на душе. Это всего лишь работа, а эти люди, с которыми мы вместе когда-то шли под пули, они были расходным материалом, которому вышел срок. А если материл больше не нужен, то его принято выкидывать на помойку.

Пули закончились. Осталось добить раненых. Услышать в свой адрес последние проклятье и отправить их в другой мир. Возможно, к лучшей жизни. Наверное, это и влияло на моё отношение к жизни и смерти. Когда нет страха перед смертью, то к ней относишься спокойнее. Начинает отсутствовать страх совершать какие-то рискованные поступки, ведь знаешь, что в итоге можно будет прожить другую жизнь и в ней исправить ошибки прежней. Но тут появляется ловушка. Ценность жизни в данный момент теряется. Потом подходит час икс и приходит понимание, что эта жизнь закончилась, возможно, там будет другая жизнь, но эта не повторится. Там будут другие люди, другие ценности, другие мысли, которые будут отличаться от жизни нынешней. А значит, сколько бы ни было попыток, сколько бы ни было возможностей, любую жизнь нужно проживать так, как в последний раз. Вроде нет ничего проще. К тому же этому нас учит день, который заканчивается и больше не возвращается. Вот он ответ на все вопросы. Живи так, как будто этот день последний. Думай, сколько всего можно сделать за один световой день и делай. Но я вместо этого торопил дни, думая, что впереди будет что-то такое интересное и важное, наполняющее смыслом жизнь, но что-то смысл не принесёт. Его приносит лишь сам человек. Своими поступками и действиями, движением и остановкой, чтоб осмыслить эти действия. Всё время бежать — так никаких сил не хватит, а если лишь лежать, то только бока отлежишь. Плохо впадать из крайности в крайность. Везде должна быть золотая середина, но эту середину увидеть сложно. Да и значение середины весьма условно. Середина жизни, детства, юности — всё это варьируется от внешних факторов. У кого-то детство заканчивается в семь лет, а кого-то доходит до сорока лет. Кто-то юн и молод душой всю жизнь, а другой как родился, так считай уже старик. Даже день имеет середину весьма условную и зависит от времени года и продолжительности светлого времени суток. Слишком много условностей, слишком много факторов, которые усложняют поиск середины и делают его легче, так как появляется более гибкое пространство для действий.

Я сидел на крыльце и курил. Позади меня остались трупы. Впереди меня была неизвестность. Грег стоял рядом. Попросил у меня самокрутку, хотя не курил. Сейчас дымил.

— И чего теперь? Моя очередь? — спросил я.

— Зачем? Ты и так не жилец, — ответил Грег. Я думал, что сейчас услышу насмешку, но он не смеялся. — Мне не понравилось это задание. Грязью от него несло ещё на подходе, но приказы не обсуждаются. Мне одному терять было нечего. И смерть я надеялся найти на поле боя. Это как-то лучше, чем в петлю лезть. Себя убивать — это трусость. Хотя сейчас я не знаю, что трусость, а что смелость. Идти под пули — это одно, а воевать со спящими совсем другое. Как бы это все не вызывало отторжения, приказы не обсуждаются. Война пошла по такому пути. Ничего тут не сделать.

— Но вины с нас этот факт не снимает, — сказал я.

— Да. Не снимает. Дождь надоел. Скоро плесенью покроемся.

— За столько лет не покрылись, и сейчас не покроемся. Меня больше беспокоит участь утонуть.

— Тоже вариант, — согласился Грег. — Идёт кошка мокрая.

В начале улицы показалась Рая, которая шла уверенным шагом, не обращая внимание на лужи. В руках корзина закрытая кожей, чтоб не попала вода. Она подошла к Грегу и пихнула ему в руки корзину.