Несмотря на это лидер из него был никакой. Он мог подмять под себя всю камеру, но даже пальцем не шевелил по этому поводу. Его устраивало отвечать лишь за себя. Я пока лишь присматривался к боям. Мысли были туда податься и стать своего рода чемпионом, но пока были сомнения нужно ли мне это.

У заключённых развлечений не было, да они нам были и не особо нужны. Вечером чаще всего хотелось лишь упасть и не вставать. Хотя из камер были слышны песни. Иногда кто-то принимался рассказывать байки. Только всё это было каким-то искусственным. На свободе всё это лично мне доставляло удовольствие. Вызывало интерес. А здесь я отказывался понимать, зачем мне нужны воспоминания о том, что осталось далеко. Зачем слушать чужую тоску и обречённость в словах о давно прожитых днях? Если бы в этих песнях и байках была ещё надежда, что мы вновь окунёмся в то, что осталось в прошлом, то я бы послушал. Но они говорили лишь об унынии. О девчонках, которые остались там. О деньгах, друзьях и победах. И это всё было таким далёким, искусственным, словно сказка о духах. Мы слушали эти сказки в детстве, верили им, а когда вырастали, то понимали, что это обман. Так было и здесь. Только вместо сказки были байки с тоской и смирением.

С новым автобусом к нам заселили людей из других камер, чтоб у нас не было пустых коек. И вот с новыми людьми пришли проблемы. Они решили показать, кто теперь здесь главный. Вначале присматривались к Стасу, которому было фиолетово, кто и как будет жить под боком, главное, чтоб его не трогали. Они его трогать и не стали. Но привязались ко мне. Нет, я понимал, что выглядел задохликом. Только внешность ведь не была смазливая! Или они надеялись, что смогут меня в рог согнуть? Проще было драться, чем поддаться. Только в этот раз силы были неравные.

Можно было бы и заставить себя вспомнить повод той драки, но в этом не было смысла. Драка была. Их трое. Крепкие мужики, которые когда-то гоняли с бандитами. В разных группировках. Двое так и воевали друг против друга, но тут объединились, поняв, что вместе они сила.

Сила. Как стая собак. Диких собак, что решили без хозяина стать сами хозяевами, а для этого им нужно было собрать свою стаю. Двое были давно здесь. Больше года. Один приехал недавно. Вот они и вспомнили, что такое забытый вкус свободы. А начинать надо самоутверждаться не за счёт сильных, а за счёт слабых. Этим слабым был я. Всё понятно. Дальше разыграть сцену, где все увидят их силу, а мою слабость.

Возможно, если бы Стас тогда помог, то они отстали. Но он выбрал роль наблюдателя. Я же уже отошёл от действия чая. Не впадал в безумие. Может, сказалась слабость организма. Или бешенство новенького. Удары по лицу. Хруст рёбер. Я, правда, кому-то сломал руку. Последний бой, так последний. Чего мелочиться. Всё закончилось, когда я стал тряпкой. Со сломанным носом, рёбрами, отбитыми почками. Мне удалось из последних сил убрать двоих. Одного ударил головой об стену и смог свернуть шею, а в другому перегрыз артерию. Но и сам свалился, упав и больше не встав.

Утром меня посчитали трупом. Я хотел сказать, что жив. Что могу встать, только тело не хотело слушаться. Труп, который ещё был живым. Камера осталась позади. Ворота. Собаки. Нас оттащили в сторону от ворот и бросили в овраг с костями, которые остались от трупов. Ушли. Солнце припекало. За краями оврага была степь. С цветами. Где-то в такой степи должна была сидеть Алиса. Ждать меня.

Я заставил себя сесть. Рядом мужик хрипел и явно помирал. Мухи. Вонь. Грязные тряпки. Надо перевязать раны. Рёбра болели так, что сыпались искры из глаз. Левая рука висит плетью. На правой перебиты пальцы. Нос не дышит. Оттого что приходилось дышать ртом, язык напоминал вату. Пить. Хотелось пить неимоверно. Ещё раз огляделся. Глаза видели плохо. Из-за фингалов они заплыли. И ведь всё равно был жив. Упрямый же я. Упрямый.

Ноги целы. Может, колени и разбиты, но переломов нет. Синяки пройдут. Одну тряпку, которая была раньше чьей-то рубашкой, я разорвал на тряпки. Перетянул рёбра. Приходилось действовать одной рукой. Каждый раз, когда я делал любое движение, то перехватывало дыхание. Но справился. Ещё нужна была лангета. Деревяшек не было. Одни кости. Прах к праху. Душа всё равно покинула это тело. А кость мне могла помочь выжить. Нужно было только привязать их, чтоб потом потерять сознание от болевого шока.

Второй раз я очнулся с желанием лежать пластом и не шевелиться. Но я вновь сел. Сложно сказать сколько я провалялся. Мужик рядом со мной умер. Если я не хотел последовать за ним нужно было двигаться. Из куска тряпки соорудил что-то вроде повязки на голову и попытался встать. Чуть опять не потерял сознание. Удары сердца отдавались в ушах. Перед глазами всё плыло. Хоть что-то знакомое. За последнее время это было стандартное для меня состояние. Оскалился.

— Что там? Поле? Солнце? Небо? Река ещё должна быть. Не хочу помирать в этой яме. Нужно дойти до реки.

Цель появилась. Теперь можно было ползти к этой цели. Для этого нужно было пройти по обрыву дальше. Вглубь. Наверное, здесь было землетрясение. А может бомбу кто кинул. Земля провалилась вниз, образуя неглубокий овраг. Несколько сот метров заваленных костями. Я шёл по ним. Спотыкался, падал, снова поднимался, пока не нашёл место, где склон оврага был не таким крутым, как со стороны каторги. Выбравшись в степь, я огляделся. Было далеко до сиесты. К этому времени мне нужно было добраться до реки. Она втекала в озеро. Но до неё ещё нужно было дойти. Это было проблемой.

— Вся жизнь состоит из проблем. Может, я и сдохну, но не молча поджидая судьбу, а в движение, борясь за каждый вдох. Без нытья на никчёмную жизнь, — прошептал я. От запёкшейся крови кожу словно стянуло. Нужно было молчать, только звук собственного голоса успокаивал. — Дышу, говорю, всё болит — жизнь продолжается. Кошмары прекращаются, а люди просыпаются. Я проснулся.

Время перестало волновать. Его словно не было. Степь. Цветы. Ручей, который шёл из холмов. К этим холмам я и потащился. Нужно было… А я не знаю, что мне было нужно. Я хотел спрятаться от палящего солнца. И чтоб в том месте была вода. Мне этого было достаточно. Тело болело. Но к боли можно привыкнуть. Перестать её замечать. Главное, не зацикливаться на ней, а идти вперёд. От небольшой цели к более мелкой. Дойти до ручья, потом до холмов. Остановиться отдохнуть. Найти съедобную траву, чем-то похожую на укроп. Пожевать её и идти дальше.

Яркое небо, солнце, трава с тысячами жучков — это было лучше, чем каторга. Я и забыл, как по ним скучал. За стенами на небо даже смотреть не хотелось. Появлялось ощущение безнадёги, а сейчас на него было смотреть больно, потому что болели глаза. Но осознавать, что солнце такое яркое и тёплое, а небо такое ясное и приветливое — это приносило в душу спокойствие и удовлетворение.

Я дошёл до холмов, которые походили на неровные куски земли, которые откинул великан, когда копал яму-озеро. Эти куски земли поросли травой, мелким кустарником. Я завалился под один из кустов и уснул.

Шорох листвы. Ветер, прошёлся по воспалённой коже, подсушивая раны и ссадины. Солнце клонилось к закату, окрашивая всё в яркие цвета, как будто кто-то опрокинул палитру прямо на холст и теперь краски в хаотичном порядке растекались по нему. Чего-то меня на поэтические сравнения потянуло. Хотя и тому были объяснения. Я ничего этого раньше не замечал, а сейчас подошёл к грани и почувствовал, как этот мир красив и почему хотелось бороться за нахождение в нём.

Сесть удалось с трудом. Голова кружилась. Может, сотрясение? Хотя не уверен, что у меня там было чего сотрясать. Рядом со мной сидела тварь. Переливающаяся на солнце красотка. Прям сталь. И всё-таки в них что-то было притягательное, манящее. Как в огне. Вроде знаешь, что стоит до него докоснуться и будет ожог, но порой красота пламени, ничем не прикрытая, ничем не подкупная — она до такой степени манит, что забываешь о том, что огонь обжигает. Сила и красота. Я смотрел на тварь и не чувствовал страха, лишь восхищение. Они ведь были оружием, которое вывели искусственно. Танк, зенитная установка, винтовка — все сделаны, чтоб убивать. И что? Теперь их надо бояться? Бояться технике на параде? А тварь не отличается ничем от техники. Только нужно понять, что приводит её в боевую готовность.