Я работал в кабаке после учёбы около года, пока в наши края не забрёл Бурый. Никто не знал его настоящего имени. Он появился в начале лета. Сидел в кабаке и почти всё время пил. Деньги у него водились. Он не работал. Жил в верхних комнатах. Ни с кем не разговаривал. Все его время занимал сон, бутылка, сигареты, изредка девицы. Хмурый лысый мужик с густыми серыми бровями и загорелой кожей распугал всех наших завсегдатаев. Стоило ему было поднять голову и посмотреть на рассказывающего историю пустым взглядом, в котором словно отсутствовала жизнь, человек замолкал. Сжимался и сворачивал байку.

Бурого боялись, как бояться чудищ. Ты не знаешь, в чём может быть опасность, ты её не видишь, но чувствуешь, что будут неприятности, если встать на пути монстра. Бурый был таким монстром. Я часто поглядывал в его сторону, пытаясь разгадать загадку этого человека. Понять, что в нём не так. За всё время я не видел от него агрессии.

В тот день я пытался уломать Свету на вечерок в моей компании. На что получал какое-то расплывчатое ни да ни нет, а может быть, если звёзды сложатся. Меня интересовало, чтоб эти звёзды сложились в мою пользу, поэтому я продолжал нести чушь про страшных чудищ и свою защиту от них. Света часто пускала к себе в комнату тех, кто ей приглянется, но постоянного парня у неё не было. Она никогда не продавалась за деньги. Только по симпатии с её стороны. Уже неделю я её уламывал, но пока мы не продвинулись дальше «может быть, когда-нибудь». В итоге она лишь рассмеялась, взмахнула пёстрой юбкой и вернулась в кабак, оставив меня одного на крыльце.

— Так ты постоянно будешь по носу получать, — услышал я насмешливый голос Бурового, который появился из-за угла, дымя папиросой. — Девчонки любят две вещи: наглость и деньги. Не получается с первым, пару монет хорошо топит сердце. Нет денег, так веди себя так, словно они у тебя есть.

— Светка не ведётся на монеты.

— Значит, поведётся на наглость, — усмехаясь, ответил он. — Все эти песенки про звёздочки и сердечки — это как голодному рассказывать об изысканных блюдах, когда он сожрать готов постный хлеб без масла, ещё и рад этому блюду будет.

— Не понял тебя. При чём тут это?

Он облокотился об перила крыльца, продолжая дымить, словно труба печи. Покосился на меня, раздумывая, стоит ли продолжать разговор или я недостоин этого продолжения.

— Сила и страх. Страх в нашей жизни присутствует всегда. Каждый день надо жить так, как живёшь в последний раз. Завтра может не наступить. Пусть у вас тихий городок, но напряжение чувствуется и здесь. Женщины чувствуют опасность сильнее нас. Мы принимаем её по факту и живём дальше, они же накручивают себя. Трясутся под одеялом, когда в ночи раздаются крики неудачника, которого сожрали. Или когда кто-то решил проявить милосердие и выкинул калеку на улицу.

— У нас такого нет.

— Вы выкидываете таких за город, неподалёку от больницы. Не знал?

— Я не интересовался этим. Закрываю глаза, на такое.

— Так вот, вернёмся к женщинам. Они боятся этого мира. Ты правильно начал про защиту. Но надо не брехать, а делом доказывать.

Он кинул окурок в лужу и пошёл в кабак. Моя смена подошла к концу. Осталось лишь помои отнести в бак, который отвозили на свиноферму. В полупустом зале остался лишь хозяин кабака, две подавальщицы и три постояльца, которые здесь снимали комнаты. Бурый подошёл к Свете, которая вытирала столы. Он довольно нагло положил ладонь ей на зад. Она резко повернулась, замахнувшись на него тряпкой, но он перехватил её руку. Чего-то сказал. Я не слышал их разговор, но видел его наглую улыбку и довольный взгляд, который он бросил в мою сторону. Позёр. Решил доказать свою теорию на практике. Я был уверен, что она ему откажет. Бурый явно был не из тех людей, которые ей нравились. Он опять что-то ей сказал, наклонившись к её уху. Нарушил личное пространство. Света рассмеялась.

— Дай столы домою, — ответила она.

— А я не тороплюсь, — ответил Бурый.

Похоже, он её уломал. И чего такое сказал? Я забрал помои и понёс их в бак. Солнце уже начало клониться к закату. Мягко шумело море. Чайки кружились над волнами. Вдалеке виднелись рыбацкие судна. Колокол отбивал удары, предупреждая, что пора закрывать ставни и возвращаться по домам. С завода донёсся гудок о начале ночной смены. От берега тянуло дымом. Явно ребята жарили на костре рыбу.

Мусорные баки стояли в стороне от группки домов, что представляли собой два кабака, гостиницу и офисы компании, которые занимались рыбой. От этих домов вела дорога с ответвлением на завод и в город, который стоял на холме. Ни кустов, ни высокой травы здесь не было. За этим у нас следили, чтоб монстрам было сложнее подобраться к человеку.

Не знаю, как я его приметил. Мне показалось, что в одном месте земля словно отражается в зеркале. Это был тот, что таился днём. Хищник, который хотел пообедать мною. Я уже год не слышал, чтоб они появлялись в наших окрестностях. Бежать? От него нельзя было скрыться. Принять бой? У меня был в кармане перочинный нож, а в руках помойное ведро. Не слишком сильное оружие. Но и лучше я раздобыть не мог. Отец категорически отказывался давать разрешение мне на покупку кукри, считая, что я захочу кому-то голову им снести. Про пистолет он и слышать ничего не хотел. До восемнадцати лет я ничего из этого купить не мог. А теперь была вероятность, что и не смогу купить.

Я так и стоял, не зная, что делать. Тварь ждала. Не нападала. Мне даже начало казаться, что я обознался, но глаза не подводили. Трава зеркалила, как и часть мусорного бака.

Шаг назад с моей стороны. Прыжок твари был такой стремительный, что я заметил его лишь краем глаз. На автомате кинул в неё ведро и бросился наутёк. Падение. О что-то споткнулся. Переворот. На миг я увидел переливающиеся небо и землю, которое зеркалило об шкуру твари. Они сливались вместе и тут же расходились, напоминая узоры калейдоскопа с россыпью стекляшек. Щелчок. Я увернулся, почувствовав, как боль обожгла руку. Но было не до этого. Увернуться. Уползти. Или скатиться с холма, поднимая пыль.

Под руку попалась железка. Это было какое-то чудо, что она лежала на берегу. Железная труба, ржавая железная труба, которой можно было звездануть твари. Она прыгнула мне за спину. Я успел перевернуться и отразить удар. Заболело плечо. Но это всё было мелочи. Главное было отражать удары. Быстрые, резкие удары, которыми эта тварь меня награждала каждый миг. Мы с ней кружились по пыльной земле. Из-за поднятой пыли она перестала быть зеркальной. Я начал выдыхаться. Пора было прекращать этот танец со смертью. Я кинулся вперёд на тварь. Она увернулась. А я понял, что не могу остановиться, влетая в солёную воду на скорости и получая удар по спине от твари.

Тварь в воду не полезла, оставив меня на берегу. Раны защипало. Но я остался жив. Повезло. Отплыв в сторону причала, я вышел на берег. Никого не было. Тварь где-то притаилась. Колокол перестал отбивать удары. Возвращаться домой смысла не было. Я бы просто не дошёл. Пришлось стучаться в кабак. Хорошо, что его хозяин ещё спать не лёг.

— Вань, ты куда пропал? — открывая дверь, сказал он.

— Покусали меня, — вваливаясь в помещение, ответил я. Силы оставили. Перед глазами всё плыло. Тело болело. — Около баков поджидала скотина.

— Как же ты от неё ушёл? Хотя главное, что живой. Подожди, сейчас принесу, чем рану обработать.

Я попытался сесть на стул, но промахнулся. Упал прямо на пол. Руки тряслись. С трудом удалось стянуть рубашку. Рука в районе локтя, плечо, спина, нога — раны были неглубокие, но кровоточили и болели. Ладони железякой разодрал в кровь. Ладно, всё это заживёт. Главное ведь жив. Свой шанс не упустил. А раны заживут. Дядя Миша помог перебинтовать раны. Отвёл в свободную комнату. Сил хватило лишь, чтоб упасть на кровать. Обезболивающего не было. Раны скулили. Хотелось самому скулить. Вроде и раньше получал, но те драки были игрой по сравнению с сегодняшней встречей. А ведь сегодня я мог не выживать. Надо было серьёзнее тренироваться, серьёзнее к этому относиться. Этот мир слабости не простит. Но сколько бы я ни отжимался и ни подтягивался, мускулатура ни нарастала. Каким я и был слабаком, таким и оставался. Значит, надо было менять тактику. Больше уделять ловкости, а не силы. В нападении тварь использовала скорость. Значит, мне надо будет…