Я старался избегать кабака всё это время. Там работала Света, а с ней почему-то пересекаться не хотелось. Сейчас же меня это не волновало.

В кабаке было многолюдно. Рабочий день закончился. Ребята с завода завернули сюда, чтоб пропустить одну-две кружки пива. Над столами стоял гул от историй, смешиваясь с сигаретами. Пахло разлитым пивом и самогоном. В углу кто-то перебирал струны гитары, а женщина с горбом на спине мечтательно смотрела в сторону заезжего музыканта. Ничего не изменилось. Все осталось прежним. Горькое пиво с кисловатым привкусом, девчонки, которые не обижались на пошлые шутки, а то и вовсе могли их поддержать или ответить таким крепким словом, что краснели мужики. Вот девчонок стало побольше. И хозяин сменился. Теперь заправлял этим заведением Красный. Прежний владелец помер прошлой зимой. Все мы смертны в этом мире.

— Всё-таки решил нас проведать? — задевая меня бедром, спросила Света. Я положил ладонь на её ягодицы, когда она забирала пустою кружку пива, при этом так наклонилась, что был виден в разрезе её пышный бюст.

— Ты против? — спросил я, любуясь ее красотой.

— Нет. Сегодня я заканчиваю рано.

— Тогда я тебя подожду, — ответил я. Она спрятала глаза за длинными ресницами, а на губах появилась улыбка. Выбор сделан в мою пользу. Можно было радоваться, только той пьянящей радости юности уже не было. Вместо этого хотелось сделать глоток пива и поставить ещё одну черточку за завершенный день.

Она сидела около окна и курила. Ночь. Дождь. Лямка сорочки сползла сплеча и открывала грудь, но Света этого не замечала. Она смотрела ничего не видящем взглядом в даль открытого окна и казалось, что её здесь не было. Край сорочки открывал бедро. Эта тряпка почти ничего не скрывала и мне оставалось лишь гадать, зачем её нужно было надевать. Света же видела в этом какой-то смысл, раз каждый раз после наших совместного времяпровождения напяливала на себя эту тряпку. Белесую, с чёрной окантовкой тряпку, которая казалась чем-то чужим на красивой груди. Чужеродная ткань, которая больше раздражала, чем дразнила. Ведь для этого их носили? Заставлять думать, фантазировать, желать увидеть то, что скрыто. А я не хотел увидеть, я хотел уничтожить препятствие, но каждый раз себя сдерживал.

Со Светой я встречался уже два месяца. Почти каждый день оставался у неё, пока окончательно не переехал в комнату над кабаком. Я не спрашивал Свету готова она к этому, входило ли в её планы моё постоянное нахождение в её жизни. Однажды пришёл вечером уже с вещами. Она ничего на это не сказала. Мы с ней мало разговаривали. Больше кровать мяли и отваливались спать, чтоб на следующий день уйти на работу. Я помогал в гараже машины чинить, она приносила пиво и закуски любителям посиделок. Обычно я заканчивал раньше. Болтался с Раей на полигоне, уча девчонку стрелять, а потом возвращался в кабак, где дожидался Свету, наблюдая, как она скользит между столиками и даёт по рукам особо наглым. Порой я ловил её взгляд на себе, который проходился по мне, словно по пустому месту, что не особо было приятно. Потом мы поднимались в комнату, шли в душ и трахались. Без чувств, эмоций, получали нервную разрядку и расходились по углам комнаты. Она шла курить и смотреть в окно, напялив тряпку, а я лежал в кровати и смотрел на эту женщину, с которой что-то связывало и ничего не держало.

Иногда приходило любопытство. Хотелось спросить, почему она согласилась жить со мной, но я никогда не задавал этот вопрос. Мне не хотелось лезть к ней в душу, слушать её тайны и узнавать её больше, чем это было необходимо для общего удовлетворения. Она не стремилась эти тайны открывать. Чужие люди и в то же время близкие.

Какие-то странные у меня были отношения с женщинами. Я смотрел на Саньку, который чуть не на руках носил Дашу. Слушал, какую она несёт чушь и понимал, что никогда не смог бы быть на его месте. Я вспоминал Алису, которая порой могла сказать так сказать, но её бред был иной. У неё были какие-то отголоски мыслей. Умных мыслей, каких-то обрывков воспоминаний, которые складывались в причудливый пазл. Даша была глупой пустышкой и это меня раздражало, а вот Саньку восхищало.

— Порой мне кажется, что вся наша жизнь крутится вокруг потребностей, — сказал я, нарушая тишину ночи.

— К чему ты это?

— Ни к чему. Смотрю вокруг и вижу, что люди только и думают, как бы посытнее набить брюхо и кого бы в кровать завалить.

Она усмехнулась. Откинула прядь волос за спину, тем самым оголив ещё больше грудь.

— Говорят. Думают. А ты думаешь иначе? Твои желания разве не совпадают с желанием большинства?

— Пока совпадают. Из этого и состоит жизнь? Из траха, жрачки, вина, работы, редких развлечений, которые опять же заканчиваются с зажиманием симпатичной девки в тёмном углу?

— Жизнь состоит из разных дорог. Для кого-то есть эта дорога, для кого-то другая. Ты ведь это знаешь. Уже прошёлся по трём из них. Так чего ты спрашиваешь меня, раз знаешь сам?

— Может и знаю, но не понимаю.

— Вань, ты хочешь объяснить свои поступки и желания? Зачем тебе засорять голову этой ерундой? Живи, как считаешь нужным. Хочешь жить как большинство мужиков этого города? Так в чём проблема? Это тоже жизнь. Не всегда нужно ставить большие и сложные цели, чтоб открывать глаза каждое утро и подниматься с кровати. Порой хватает и мелких задач: набить брюхо вполне себе хороший стимул подняться и чего-то сделать для решения этой задачи.

Она тихо рассмеялась. Затушили сигарету. После этого отпила воды из высокого гранёного стакана.

— Ты мне напоминаешь одного знакомого, который когда-то работал в институте до всей этой хрени. Он так привык каждый день ставить перед собой задачи размером с нашу страну, что долго не мог привыкнуть, что эти задачи больше никому не нужны. Вот раньше он чего-то высчитывал, пытался доказать, найти, улучшить жизнь людей на этой планете, а тут никому его расчёты были не нужны. В этом мире ценилось выживание, умение найти или вырастить еду. А он возвращался после работы с поля и продолжал считать. Всё считал чего-то, чертил графики. Мы на него смотрели как на ненормального. Двинулся человек на почве своей науки. Мы думали тогда не о цифрах, а как научиться землю обрабатывать, чтоб урожай не пропал. С детства в поле пахали. А он считал. Знаешь до чего этот тип досчитался? Хотя откуда тебе это знать. Он на реке сделал электростанцию. Снабдил наш посёлок электричеством. Потом велел школу построить и детвору загонял учиться, чтоб мы не одичали. Над ним смеялись. Говорили, что это пустая трата времени. В мире, где главное оружие и не выходить ночью, цифры не нужны. Оказались нужны. Нужны, чтоб строить дома, чтоб строить мосты, собирать хороший урожай, высчитывая, когда лучше посадить семена. Цифры были повсюду, нужно лишь научиться их видеть и пользоваться ими.

— Интересный был человек.

— Очень умный и благородный. Ты знаешь, что означает это слово? Благородство. Тот, кто рождает благо для других, потому что может это благо принести в мир. Кто не боится запачкаться в грязи, чтоб отстоять убеждения.

— Рыцарь в сверкающих доспехах.

— Кто?

— Человек, который чужую жизнь ставит выше своей и готов голову положить, сея добро.

— Нет. Благородный человек не будет забывать себя, ведь потеряв себя, он не сможет дарить благо другим, потому что не будет знать, что делать. Как можно знать, что нужно другим, если не знаешь, что нужно тебе?

— Эгоизм в чистом виде.

— Все люди эгоисты. Ты ведь с этого и начал. Мы всё думаем о своих желаниях. Еда, чтоб насытить желудок и не протянуть ноги. Сон, чтоб отдохнуло тело. Отношения, чтоб заполнить пустоту. Разве это не эгоистические мотивы?

— Хочешь сказать, что люди сходятся вместе, чтоб было больше комфорта?

— Да. Люди хотят чувствовать себя нужными, хотят чувствовать себя в безопасности. Можно об этом услышать от кого-то десять раз, но не поверить, а можно один раз почувствовать объятия и понять, что это правда.