— Значит интересую? По тебе это было не видно. А ты понял, что это был последний день, когда ты был с ними?

— В смысле последний?

— Следующий праздник будешь встречать другим человеком. Если доживёшь до него.

— Помирать я не планирую.

— Почему? У тебя есть какая-то цель? Мечта? Что тебя держит на этом свете?

— Жизнь. Этого вполне достаточно.

— Ну да. Ты её и не знаешь толком. Эту жизнь.

— А ты уже успела разочароваться?

— Потерять, — она улыбнулась. — И не один раз. Вся жизнь состоит из сплошных потерь.

— Ясно.

— Ничего тебе неясно. Чужая душа всегда будет потёмками. Её никто не сможет понять. Пусть и самый близкий человек будет говорить, что он тебя понимает, но это ложь. А ты мне никто, чтоб делать такие громкие заявления.

— Обиделась? — Я честно не понял, чего она так взбеленилась.

— Чего мне на тебя обижаться? Сегодня праздник. Все обиды прощаются. Забыл?

— Помню.

— Сегодня люди прекращают войны. Стараются помириться и начать всё сначала. Я у тебя в гостях была, теперь тебе пора сделать ответный визит.

— Приглашаешь к себе?

— Да. Или есть другие планы?

— Нет. Работа сегодня стоит. Люди гуляют.

— Ты всегда работаешь?

— Такое условие отца. Если я не хочу ночевать на улице, то кладу деньги в общий котёл. Я с ним согласен. Если есть руки, то чего не работать?

— Какой правильный, — она опять закурила, потом потушила сигарету. Убрала её в пачку. Нервничала.

— Считаешь мне надо было всех послать и болтаться без работы из принципа и внутреннего протеста?

— Не обращай внимания. Ты правильно всё делаешь. И семья у тебя хорошая. Такой нужно помогать. Я на твоём месте не уехала бы из дома. Но я не ты. И у нас разные дороги.

В гостинице почти никого не было, за исключением Светы и двух завсегдатаев, которые праздновали здесь, так как жили одиночками, а тут была хоть какая-то компания. Мы поднялись к Джули. Стандартный номер с кроватью, печкой, шкафом, скрипучим полом и мутным окном, по которому стучал дождь.

Джули открыла зонт, чтоб он просох. Скинула ботинки. Я последовал её примеру. Снял куртку, наблюдая за Джули. Она теребила завязки платья, не смотря на меня. Что с ней творилось, я понять не мог. Была мысль, уйти и дать ей прийти в себя, но тогда я был бы самым большим дураком на свете, который упустит такой случай.

Вместо этого я подошёл к ней. Убрал её руки с этих завязок и потянул за шнуровку, развязывая её у ворота и опуская её до плеч. Джули не возражала, замерла, закрыла глаза, когда я коснулся её груди. Аккуратная, как и предполагал. Её грудь легко поместилась в моих ладонях, а небольшие соски быстро встали, подчиняясь игре, которую затеяли мои пальце. Её кожа давала приятную прохладу, которая сталкивалась с моим жаром. Контраст, который должен был объединиться, как объединялись морские течения. Я поцеловал её в плечо. От неё исходил едва заметный аромат лимона и мяты, смешанным с её неповторимым запахом. От этого желание, чтобы это женщина была сегодня только моей, стало почти невыносимым. Я с трудом сдержался, чтобы не воспользоваться и не взять её сейчас, повалив прямо на пол. Пришлось сдержаться. Пусть опыта в этом вопросе у меня было не так много, но по наитию я понимал, что ей вряд ли понравится, если я поддамся инстинктам, поэтому я продолжил ласкать её тело. Ладони прошлись по её изгибам, снимая платье и проверяя, какая она на самом деле. Сильная Джули, которая могла спокойно выстрелить в человека и не поморщиться, сейчас была другой. Ранимой, пугливой. Мои ласки, похоже, ей понравились. Она вздохнула. Улыбнулась. Её руки стали освобождать меня от одежды. Она посмотрела на меня. Дерзко. И куда делась та неуверенность? Сейчас понять мне её точно не удастся.

— Даже не пытайся. Это и не нужно, — ответила она, толкая в сторону кровати.

Вещи полетели в сторону. Сейчас они точно были лишние. Я еле успел от них избавиться, как она уже оказалась сверху, опираясь своими ладонями на мою грудь. И ведь давно этого хотел. Правда не думал, что это будет Джули. Она вела себя дерзко. Опыта у неё похоже было прилично. Я же не мог на неё налюбоваться, наблюдая за её гибким телом и лаская грудь. Долго сдерживаться было сложно. Она ничего не сказала. Хотела уйти в ванную комнату, что была в номере. Но я не дал, останавливая её.

— Мы с тобой только начали играться.

— Даже так? — удивлённо спросила она.

— А ты как хотела?

Она не ответила. Но тут и не нужны были ответы, когда всё доказывали действия. Мы с ней долго кувыркались в кровати, выкладываясь по полной. Это был интересный опыт, после которого я понял, что раньше, в той жизни был полным придурком, раз от такого отказывался.

Наступила ночь, но мы этого и не заметили. Она лежала рядом. Я и сам долго не мог восстановить дыхание, после наших диких игр.

— Ты меня сегодня заездил, — тихо сказала она.

— Это плохо?

— Нормально.

— Сегодня у тебя ночую.

— Понятно.

Она пошла в ванную комнату, которая состояла из туалета и душевой. Я же остался лежать. Словно на тренировке побывал. И лёгкость в теле была похожей. Джули вернулась вся мокрая и сразу схватилась, за сигареты. Я же пошёл в душ. Холодная вода. Понятное дело. Сегодня не до топок котла, что нагревал воду.

Вернувшись, я нашёл её около приоткрытого окна, в которое она выпускала струйки дыма. Шумело море, стучал дождь, но холода не было. Чувствовалось приближение лета. Или я ещё не успел отойти от прошедшего, поэтому не чувствовал холод? Но всё это было не важно. Меня интересовал лишь один вопрос.

— Почему?

— Давно никого не было. Муж полтора года как погиб. С ним никто сравнится не мог. Я до него никого близко не подпускала. Он пробил мою защиту.

— Как?

— Терпением и нежностью. Уверенностью, — она опять усмехнулась. — Знаешь, он мне как-то сказал, что прогонит все мои страхи. И прогнал. Грохнул моих врагов. После этого я смогла спокойно спать.

— У тебя был суровый муж.

— Он был человеком слова. Только последнее слово не сдержал. Оставил одну. А ты… Ты мальчишка, который не представляет угрозы. Тебя пока легко под себя подстроить.

— Не боишься, что захочу доказать обратное?

— Нет. Не боюсь. Боится тот, кто не хочет умирать. А кто ищет смерть, тому бояться нечего.

— Тебе рано ещё умирать.

— Это не нам решать. Рано или поздно дорога всех приведёт на тот свет. А я не боюсь, ведь меня там ждут, — спокойно сказала она, а меня от её слов покоробило.

Она меня использовала. Так говорила. Я посмеивался и почти каждый день оттягивался с ней по полной программе, считая, что пользую её я, и совсем неважно в какой позе. Но если дама считала иначе, то кто я такой, чтоб с ней спорить?

Ещё недавно она была для меня загадкой, но стоило мне у неё переночевать пару раз, как загадка разгадалась. Уставшая женщина, которой слишком часто трепали шкуру, оставляя на ней шрамы. Шрамов было много. От пуль, от ножей, от падений. Она помнила, как получила каждый из них. Помнила жестокость. И хотя рассказывала с теплотой о своём муже, я понял, что он был ещё тем скотиной, но она его любила и прощала, объясняя это, что он её защищал и никому не давал в обиду, но мог обидеть и сам, если был под мухой. Но когда не пил, так был самой добротой.

Я всё это слушал и пытался составить о ней полное представление, понять, что она за человек. Ещё недавно я ей восхищался. Но с каждым днём словно спадала пелена. Она была обычной женщиной, которая уже почти забыла, что это такое. Почти превратилась в монстра. Джули любила поговорить, рассказывая, как она убивала людей и при этом не испытывала никаких чувств.

— Почему? Разве тебе не приходят во снах эти люди? И совесть не мучает? Ты отняла чью-то жизнь…

— И что? Они могли отнять мою. Я защищалась, даже если нападала.

Железная логика. Тут не с чем было спорить. У неё появились зубы, которыми она кусала всех, кого считала опасным. Недаром говорят, что женщины более жестокие, чем мужчины. Джули жила по своим законам, в которых не было место слабости. Этим она мне нравилась. Нравилось, что она смогла выйти из хвоста жизни и научиться ею управлять. Но одновременно меня напрягала её беспощадность. Такая женщина могла прирезать и не поморщиться.