— У меня есть амбиции. Вот я и присоединился к этой компании. Есть шанс, что когда война закончится, то я получу свои плюшки, — ответил я. Грега мой ответ удовлетворил.

— Ты точно уверен, что это не падаль? Сам же говорил, что у тебя обоняние отсутствует. Не хочу завтра кусты искать.

— Так возьми и понюхай, — ответил я, наблюдая, как Грег последовал моему совету. Это показалось весёлым.

— Если я завтра отправлюсь…

На следующий день Грег мечтал, что он не отравился, потому что не готов был морально к увиденному. Бой был назначен на ночь, чтоб опять воспользоваться помощью шакалов. Мой отряд шёл впереди. Машины прикрывали нас огнём со спины. Крупнокалиберные заряды было решено не тратить. Пока в этом не было необходимости. Военные вели огонь из боевых щелей по домам, как когда-то это делали бандиты. Мы заходили с двух сторон. Мы с Грегом разделили людей на две части и начали ломиться в дома. Постройка домов была стандартная. Четыре дома объединялись в квадрат с внутренним двором в середине. Окна закрыты на ночь ставнями. Двери были на засовах. Нижние ставни окон закрывались снаружи. Никто ведь не думал, что кто-то может напасть ночью. Бандиты совершали налёты днём, когда в ставнях не было надобности. Достаточно было открыть ставни, разбить окно и отдать приказ собачкам, чтоб они уничтожали всё, что могли найти живым.

Нас обстреливали с верхних этажей, но было темно и твари быстро добирались до стрелков. Заминка вышла лишь в одном доме, где включили свет и твари взвыли, словно их ударили физически. Пришлось лезть в этот дом и зачищать его, выключая при этом свет.

Город сдался на десятом доме. Глава города объявил о капитуляции. Часть ночи пришлось отгонять тварей от города. В этот раз удалось обойтись малыми жертвами, что не могло ни радовать.

Бой закончился. Мне разрешили с парнями забурить в кабак и напиться за счёт города. Что все и делали. Мне пить не хотелось. Вместо этого я сидел в стороне и контролировал парней, чтоб они чего дурного не натворили. Бой мы выиграли без потерь. Что ещё было нужно? А вот Грег сидел раздавленный. Напивался в хлам.

Когда парни набрались до той степени, что завалились спать кто где, я вышел на улицу. Уже рассвело, но улицы были пустые. Город словно вымер. На самом деле люди прятались по норам, словно крысы. И ведь правда. Люди напоминали крыс. Тонких и толстых, здоровых и мелких, которые стремились тащить в норы всё, что считали нужным и важным лично для себя. Они вредили другим, ради удовлетворения своих нужд. Люди так, что они были выше животных, но на деле так и оставались крысами. Да в тварях и то было больше человечного, чем в нас. Они творили всё по причине приказа, а мы добивались, выбивались, лезли из кожи, чтоб этот приказ исполнить, а потом с гордостью говорили, что не понесли потерь и время для праздника.

Меня разобрал смех, который перерос во что-то неконтролируемое. Я ржал до колик и всё не мог остановиться.

— Ублюдок! — кулак ударил слева, заставляя попятиться назад и упереться спиной в стену дома. Грег еле стоял на ногах, но явно хотел ударить второй раз. Разбежался. Я увернулся, поэтому кулак Грега попал в стену.

— И что это значит? — продолжая смеяться, спросил я.

— Ты сделал всё это. Там же… Кого мы назначали врагами? Тех, кто не мог дать отпор? — он развернулся ко мне. В тот момент я точно узнал, что значит выражение, что у человека нет лица. У Грега лицо отсутствовало. Вместо него была маска из такого количества эмоций, которые было сложно понять.

— А я причём? Я тебе дал в руки винтовку и назначил цель? Ты что-то путаешь. Это вы приехали ко мне. Вы решили, что пора поменять мир. И мы этот мир меняем! Так при чём тут я?

— Ты всё это придумал, — ответил Грег. Он сделал ещё одну попытку мне врезать, но слишком был пьян. Я оттолкнул его в сторону. Грег не удержал равновесие и упал в лужу. Сразу подскочила перламутровая, которая хотела кинуться на моего обидчика, но я велел его не трогать.

— Не надо вешать на меня свою совесть. Я лишь оружие, но не тот, кто это оружие направляет. Ты захотел быть таким же оружием, поэтому подался к нам в отряд. Или ты думал, что здесь будет благородство и чистые руки, как в рассказах твоего отца и деда? Да и какое может быть благородство пусть война и ведётся с помощью вирусов, вызывающих болезни, или атак на технологии, которые отвечают за безопасность страны? Даже тогда были жертвы. Но вы их не видели. Так же умирали люди. Но тогда руки были чище, потому что на них не видно было крови. Но кровь была. Она никуда не исчезает, когда идёт война. Тут же ты увидел её воочию. Узнал её запах. Но не я этому виной.

— Вы там пьёте, веселитесь…

— А ты ноешь в лужи. Грег, сказки — это одно, а грязь — это совсем другое. Когда ты ныряешь в эту грязь, то пачкаешься. Со временем отмыться удастся, но запах останется. Вы решили нести мир с помощью оружия. Мы и есть это оружие. Лезвие и пуля не спрашивают, хотят ли они, чтоб им убивали. Они наносят удар. Вот мы и есть то оружие.

— Ты больной ублюдок, как и те, кто придумал тварей.

— Пусть так. Но я честен перед собой и не пытаюсь выдавать действительность за красивую идею, какой преподносится эта война.

Шёл мелкий дождь. Зима в этом году затягивалась, но нас это не останавливало. Я не был уверен, что машину войны возможно было что-то остановить, когда увидел сколько на самом деле танков было у военных. Но они предпочитали обходиться малой кровью, которую пускал отряд шакалов, чем тратить драгоценные снаряды. Малая кровь оседала грязью на нас, но никто особо об этом не задумывался, кроме Грега, которого мучила совесть и он заглушал её вином, но из отряда не уходил. Я же шёл по тому пути, который то ли сам выбрал, то ли путь меня нашёл и старался не думать о том, что делаю. Двигался вперёд и не оглядывался. Так прошла зима, лето, вновь зима, а мы продолжали завоёвывать степь.

В ту зиму мы засели в одном небольшом пограничном городке. Ходили слухи, что война подходила к финалу. Четыре года боевых действий, десятки побед над городами, мелкие и крупные сражения, которые не могли остановить армию, что после каждого взятого города становилась сильнее и масштабнее — рано или поздно машина войны должна была поглотить степь, что похоже и случилось.

Осталось всего два крупных города, которые не входили в союз и с десяток мелких, но больше никто воевать не хотел. Эти города оказались в экономической изоляции. Они были ослаблены. Исход их осад считай был предрешён, поэтому города хотели выторговать себе какие-то поблажки без военных действий, так как добровольно шли в Союз. Военные же этих поблажек давать не хотели, но и ультиматумов не ставили. Создавалось такое ощущение, что все устали от военных действий и теперь переговоры использовали в качестве отдыха. Тем более что и зима выдалась слишком дождливой. Дороги так развезло, что вязли наши танки.

Мы пили, обнимали девиц, которые не против были составить нам компанию, курили, спорили по пустякам и решали споры на кулаках. Безрассудное время. Лёгкое и пьяное. Никто не думал, что будет дальше, когда война закончится. Время остановилось. Было лишь здесь и сейчас. И мне это нравилось. Я начинал понимать парней, которые рассказывали, как раньше в бандах тусили. Мы и были сейчас такой бандой. Без тормозов с отмороженными чувствами. Хищники и падальщики, которые выполняли приказы, что давало нам руководство. И мы были рады этим приказам, потому что это давало всплеск адреналина, заставляла доказывать себе вновь и вновь, что мы сильнее страха перед пулями. Мы были теми, кто приручил тварей. Избранные и наводящие страх.

— А я не знаю чему ты гордишься, — лениво сказал Грег, который пил с каждым разом всё больше. В последнее время я его почти не видел трезвыми. Хотя у нас тут у всех был масштабный запой.

— Как чему? Разве ты недоволен нашей жизнью? Или всё ещё ведёшь счёт жертвам? Если так, то ты мне начинаешь напоминать Ливку. Он мне тут рассказал, что до того момента, как его поймали и срок на каторги дали, он пятьдесят человек замочил, — ответил я.