— Спорить не буду.

— Ты никогда не споришь, даже если с чем-то не согласен.

— А должен лезть в бутылку? — спросил я.

— Нет. Это последнее дело. Но пока тебе безразлично, то и другим будет безразлично на тебя. Можешь смотреть на меня волком, но это так. Когда уходит безразличие, тогда появляется и интерес.

— Это всё вода. Нужна сила. С ней и считаются.

— Сила может быть разной. Есть сила мышц, а есть сила духа.

— У того счетовода была сила духа?

— Да. Его ничего не могло сломить, кроме твёрдого кулака одного моего парня. Ревность творит страшные дела, если идти у неё на поводу. Этот парень размозжил профессору нос. Тот упал на камень и проломил себе череп. И не стало человека.

— Жалеешь?

— Не знаю. У меня к нему всегда были двоякие чувства: ненависть смешивалась с восхищением. В тот момент было скорее удовлетворение, что одним уродом стало меньше и сожаление, что умный человек не смог воплотить многое из своих задумок.

— Ясно.

— Да ничего тебе, Вань, неясно, — неожиданно разозлилась она. — Ты сейчас лежишь пьяный и дурной. Завтра этот разговор сотрётся из твоей памяти. А если останется, то ты решишь, что это чепуха. Обычная чепуха, которой не стоит засорять голову. Но при этом ты иногда всё же что-то слышишь. Пытаешься думать, действовать…

— А не плыть по течению? Но стоят ли все затраченные усилия на борьбу с этим течением? Стоит ли с ним бороться? Для чего это нужно?

— У каждого на это есть свой ответ.

— Свет, ты мне всё это говоришь, а сама ведь не собираешься бороться. Тебя всё устраивает в этой жизни. Тебе нравится быть в центре внимания, нравится когда тебя лапают мужики. Чего вскочила? Правда глаза режет?

— Ревнуешь? — насмешливо спросила она.

— С чего? Ревнуют того, кто дорог, — ответил я. Она вздрогнула, улыбка превратилась в маску. Похоже я её задел. И пусть это было не намеренно, но мне понравилось, что она перестала тут строить из себя не пойми кого.

— Договоришься, — предупредила она.

— И что тогда будет?

— Поссоримся.

— Думаешь, что кто-то из нас будет переживать по поводу этой ссоры?

— Нет.

— Тогда и смысла ссориться нет. Ссора — это желание досадить другому человеку. Мы друг другу безразличны. Так чего нервы трепать?

— Но тебе нравится трепать мне нервы, — ответила она, закрывая окно. — Ты чувствуешь тогда себя сильным, хотя не понимаешь, что сила не в словах.

— А в действиях? В поступках? Давай обойдёмся без моралей.

— Ты ведь сам хочешь услышать ответы на свои вопросы. Иначе ты не стал бы сейчас разговаривать со мной.

— Одно вырвавшееся слово — это спусковой механизм для выноса моего мозга?

— Вань, слово было не одно. Да и сказать тебе всё это кто-то должен, пока ты не сделал выбор, который уже не получиться отменить, — спокойно возразила Света, собирая волосы и начиная заплетать их в косу. Мне хотелось уйти от неё, от этого непонятного разговора и моралей, но было лень одеваться. Да что говорить, мне и с кровати вставать не хотелось, поэтому оставалось слушать Свету. — Тебе не надо никому ничего доказывать. Знай, что ты прав, что ты можешь, а другие это почувствуют. Битьё слабых не повысит в их глазах твоей значимости. Они будут бояться и ненавидеть. В тебе что-то есть, как в том счетовод. Ты из тех людей, которые могут решить любую проблему. Любую задачу. Неважно какая она будет: большая или мелкая, но ты её решишь. Зачем тебе тратить силу на битьё слабого?

— Я тебя ни разу не ударил.

— Ты начал бить словами, после слов идут руки. Я всё это знаю и вижу раньше, чем всё может закончится. Однажды ты превратишься в монстра.

— А чем так плохо быть монстром? — Я всё-таки поборол лень и подошёл к Свете. Поддел пальцем вторую лямку сорочки, освобождая полностью грудь. — Можно взять эту тряпку и выкинуть к тварям, чтоб не загораживала то, что нравится мне.

— Её можно просто попросить снять, — ответила Света поводя плечами и давая тряпки упасть на пол.

В ту ночь я долго не мог уснуть. Света лежала рядом, повернувшись ко мне боком. Сразу уснула, как только мы с ней закончили, заходя на второй круг. Мне и самому нужно было уснуть, чтоб утром не считать зевки, но сна не было. Я лежал, закинув руки за голову и смотрел в темноту.

Возможно Света была и права. Я слишком заигрался в «крутого перца». Со временем мне это надоело. Я спустился на дно жизни, живя, потому что жил. Без цели, без жажды к этой жизни. Плохо это было или хорошо — я не знал. Вроде меня это устраивало, но всё равно чего-то не хватало. Я стал заливать по вечерам. Не сильно, но до такой степени, что опьянение кружило голову каждый день. За то время, как я пришёл к Свете, у меня было два или три вечера, которые я провёл трезвым. После пары кружек пива жизнь менялась. Уходило ощущение серости. Появлялась лёгкость. Жизнь не казалась такой пустой. Бесцельной. Я почему-то забыл, что сам отказался эти цели ставить. От скуки и серости начал обижать Свету. Доказать, что я такой крутой и могу её поставить на место одним словом? Напомнить, что она никто в моей жизни? Что я её использую? Так она это знала. Знала и всё равно ложилась под меня. А я? А я чувствовал раздражение. Она меня раздражала своим безразличием, курением, внешностью, смирением к своей незавидной долей. При этом она даже не думала ничего менять. В ней я видел отражение себя. Такого же ничтожного существа, который мог больше, но не делал ничего, чтоб изменить жизнь. Я не понимал кем хочу быть. Как жить, чтоб прошло ощущение, что я проживаю жизнь зря. Я дошёл до такого состояния, какое испытывает человек перед которым стоит накрытый стол с множеством блюд, а он смотрит на деликатесы и понимает, что голода нет. Так и у меня пропало желание нагибать мир, но ощущение пустоты из-за бездействия осталось. И эту пустоту я пытался заполнить злостью на себя и зеркало в виде Светы. Пришлось признать, что если я останусь в таком своём состоянии, то превращусь в подонка, который будет думать как напиться и выпустить пар на первое попавшееся под руку существо. А это было плохо. Такая жизнь не вдохновляла.

Спустя три дня я понял, что у меня похоже проблемы с алкоголем. Без него жить не хотелось. Серость и унылость угнетали до такой степени, что хотелось выть. Ещё и работы не было, поэтому я всё время торчал в кабаке, наблюдая как пьют другие. В какой-то момент мне это надоело и я вернулся домой, считая, что лучше там буду среди детворы сидеть, чем в кабаке злиться на других и бороться с желанием напиться.

Дожди зарядили с такой силой, что было невозможно нос высунуть на улицу, чтоб при этом не промокнуть насквозь. Никакие куртки и дождевики не помогали. Я не хотел возвращаться в кабак. Было желание остаться дома в тепле, где меня продолжала ждать моя кровать. Да и Светка больше так не привлекала, как вначале отношений. Но я всё равно поплёлся в кабак. Как одинокий пёс, без дома, без места, я болтался по этой жизни не понимая, где можно приклонить свою дурную бошку.

Ручьи, что образовались после ливня, размыли дорогу до непролазного болота. Приходилось идти по траве, хлюпая ногами в промокших ботинках. Дождь был таким сильным, что заглушал шум моря. Холодные капли лупили по лицу, заставляя морщиться и практически лишая возможности видеть.

Возможно это и дало возможность твари подкрасться так близко. Она была метрах в десяти от меня. Дождь обтекал её со всех сторон, придавая очертания огромного кузнечика. Красные глаза смотрели на меня. Я держал руку на пистолете, но был не уверен, что успею его достать. Страха не было, хотя тело горело огнём. Красные глаза гипнотизировали. Мне стало казаться, что ничего этого нет. Твари, дождя, моря — ничего этого не было. Обман, придуманные воспалённым сознанием. А тварь была лишь плодом моего воображения. Я чувствовал холодную ткань рубашки, которая прилипла к спине и это возвращало в реальность. Эти твари хорошо влияли на сознание. Возможно с помощью волн, которые издавали на таких частотах, которые не были слышны человеку, но которые мы хорошо чувствовали. При всём этом приходилось признавать, что она была красивая. Манящая, как начищенная монета. Я подавил в себе желание коснуться тварь рукой. Визг резанул по ушам. Она прыгнула. Рука на рефлексе достала револьвер. Выстрелы настигли тварь в полёте. Она попыталась поменять траекторию, но было поздно. Жёлтая жижа потекла из дыр в её туше. Я отскочил в сторону, как раз когда она упала, расплываясь жёлтым пятном кислоты, которое начинало дымиться. Пустота в душе сменилась ощущением остроты жизни. Миг назад я мог умереть, но я выжил. Я был сильнее этой гадости, доказал себе…