В десять мы сели за стол, проводить старый год . Потом ждали наступления нового, потом забили куранты…
Мы чокнулись, выпили…
-Всё, прошёл год,- неизвестно к кому адресуясь, сказал Петрович. Мне стало даже как то грустно, прошёл ведь. И больше уже не повторится. Я посмотрел на Машу, на девчонок, на мать, и понял, что год то прошёл не зря!
-А в следующем году нас больше будет,- заявил я,- аж на два человека!
-В смысле?- не понял Санька , потом до него дошло,- а, вон ты чего!
Мы ещё посидели, поболтали, потом собрались домой. Ночевать у моих было просто негде. Посадили кота в переноску и пошли.
На улицах гремели салюты, шатался весёлый пьяненький народ. Все поздравляли друг друга, к нам тоже частенько лезли обниматься…
Наконец мы пришли домой.
-Мань, а Мань,- спросил я Машу, когда мы уже легли в постель,- скажи, хороший был год?
-Ага,- согласилась она,- а следующий ещё лучше будет!
-Да я как бы и не сомневаюсь,- признался я.
Эпилог. Раймон Восьмой.
Стояла невыносимая июльская жара. Окна и двери в квартире были распахнуты настежь. На балконе висела мокрая простыня- мы спасались от жары, как могли. Девчонки с утра убежали к моей матери, помочь ей с маленькой Симой. Мать, после родов, долго болела, и хоть и уверяла, что со всем сама справится, рада была любой помощи.
Маша охая тяжело сползла с дивана.
-Я бегемот…- простонала она,- беременный бегемот…
Я помог ей встать. Моя жена дохаживала последние дни, завтра я должен был отвезти её в роддом. Маша уже собрала себе сумки, приданое для малыша тоже было приготовлено и упаковано в отдельный пакет. Около балкона ждала купленная накануне кроватка, а у чердачной двери в подъезде стояла коляска.
-Марусь, ты как?- спросил я, что-то она слишком долго была в ванной.
-Что-то мне нехорошо,- призналась она, - полежу немного.
Я внимательно на неё посмотрел, вроде ничего. Маша стояла, поддерживая руками живот.
-Давай, помогу,- я осторожно поддерживая её, помог ей лечь на диван.- Тебе чего нибудь надо?
-Чайку налей, сладкого, только не горячего, а тёпленького,- попросила Маша,- и печеньку…
-Сейчас, будет тебе печенька,- я метнулся в кухню.
Я уже третий день, как был в отпуске. Накануне мы навещали мать, а вот сегодня Маша себя почувствовала неважно. По подсчётам врачей до родов ей оставалась от силы неделя.
-Граф!- закричала вдруг Маша,- граф, иди сюда!
Я уронил чашку и вбежал в комнату.
-Что случилось?
-Мне страшно,- Маша схватила меня за руку, глаза у неё были, как два голубых блюдца,- мне больно!
-Где больно?- я вскочил,- Мань, Скорую вызвать, да?
-Нет, я боюсь,- она не выпускала меня.- не уходи!
Маша вдруг приподнялась, встала, и на пол хлынула вода.
-Что это, - он стояла в луже,- это оно?
-Я не знаю,- честно, тут мне тоже стало страшно,- я сейчас, в Скорую…
-Нет, не уходи, не надо,- Маша заплакала, я обнял её, посадил в кресло, перестелил постель и принёс ей сухую ночнушку. Потом вытер лужу на полу.
-Марусь, солнышко, надо ехать,- я уговаривал её, как маленькую, хотя у меня внутри всё тряслось,- ты же понимаешь…
На улице прогремели далёкие раскаты грома, на город шла гроза.
-Нет, нет,- твердила Маша,- не надо, всё пройдёт, нет…
Я вытащил телефон, набрал номер - связи не было. Нужно было спуститься вниз, у Филиппа Васильевича был стационарный телефон, но оставить Машу я не мог.
Я снова и снова набирал номер Скорой. Наконец в телефоне затрещало и, сквозь скрип и помехи, я кое-как продиктовал адрес. Гроза гремела уже совсем рядом, но дождь никак не начинался. Маша снова схватила мою руку и застонала. Ей было больно и страшно, а я, дурак, не знал, как ей помочь.
-Вроде отпустило,- жена разжала пальцы, которыми стискивала мою руку. На запястье у меня красовались синяки и кровавые полумесяцы- следы ногтей. Я подул на руку.
-Бедный, как я тебя…- охнула Маша.
-Да ничего, - я улыбнулся,- прорвёмся, Мань. Я дверь отопру на всякий случай, а то мало ли…
-И в подъезд тоже открой,- посоветовала жена,- чтоб врачи сразу зашли.
-Мань, я перекурю маленько, ладно?- спросил я заискивающим тоном.
-Кури, только быстро, а то вдруг опять…-она стиснула руки. Кот вспрыгнул на кровать и сел рядом с Машей, охранять. Я присмотрелся- пара маленьких покрутилась под потолком и исчезла, наверно за подмогой побежали.
На улице было нестерпимо душно и трудно дышать. За городом горели торфяники, пахло гарью и как ни странно, русской печью. Предгрозовое удушье было невыносимым, я докурил сигарету до половины, погасил окурок и пошёл домой. Кот кинулся мне под ноги, я побежал вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Маша снова стонала, лицо у неё было совсем белым.
-Мань, потерпи немного, сейчас приедут,- она вцепилась в мою руку, как утопающий в соломинку. Я стал гладить её живот, и уговаривать малыша, что вот- вот, совсем скоро мы увидимся…только надо врача подождать.
-Смешной ты,- Маша снова пришла в себя, она дышала тяжело и трудно, точно ныряльщик после особенно глубокого погружения,- так он тебе и будет врача ждать…
Я продолжал гладить её живот, почему-то мне казалось, что это должно помочь, больше ничего умного в голову не приходило. Стайка маленьких скучковалась над нами, потом они стали блёкнуть, становиться едва различимыми, исчезать…на их место прибывали новые.
-Ох…- Маша повернулась на бок,- помоги до туалета дойти. Только бы не родить там, мне рассказывали, одна девочка вот так пошла в туалет, и всё… обратно выйти не могла, так и родила, в туалете застрявши.
-Сантехником будет,- улыбнулся я.
Скорая всё не ехала, гром гремел уже совсем рядом. Я снова помог Маше лечь в постель. Теперь она не выпускала мою руку и стонала не переставая. Маленькие вились над нами стаей, пищали, но я не понимал ни слова.
-Скорую вызывали?- раздался смутно знакомый голос за спиной. Я повернулся- в комнате стояли Милолика и Доброгнева, в форме врачей скорой помощи. Я кивнул, сил удивляться уже не было.
-Устала, моя хорошая?- спросила Машу Милолика,- ничего, сейчас полегчает. Далеко нам ехать-то, как вызов приняли, так и покатили, а машина-то в Городенье, сами понимаете, путь неблизкий.
Милолика погладила Машу по голове, потом осторожно высвободила мою пострадавшую конечность. Доброгнева откинула простыню, положила руку Маше на живот. Старухи кивнули друг другу, потом Доброгнева сказала мне:
-Ты поди, у двери постой. Да не пускай никого, а тут мы сами справимся. Ты что мог, сделал, теперь наша работа.
Я поплёлся к двери, кот пошагал за мной.
-И чего нам делать, а шерстяной?- спросил я. Кот сел копилкой, обвил лапки хвостом и начал бдить. Я притащил из кухни табуретку и тоже сел.
По лестнице кто-то поднимался. Я встал с табуретки, приготовился. Блина…муж тётки Галки из Городенья, Егор вроде бы?
-Здрассьте…
-Здравствуй,- он протянул мне пустую канистру,- водички не нальёшь? А то, чую, мы тут не скоро управимся.
Я хотел было показать ему, где ванная, потом спохватился, но он только головой покачал:
-Нет уж, я туда сейчас не сунусь! Пришибут и не заметят, они такие! Ты уж сам сходи, будь ласков. А то жара вон какая, а машинка у меня старая, не дай боже, как говорится…
Я взял канистру и пошёл налить воды. Из комнаты доносились голоса и стоны. Хотелось только одного- чтоб всё уже закончилось.
-Вот, спасибо,- Егор взял канистру,- а то мне ж их ещё обратно в Шишигино везти, и потом в Городенье возвращаться.
-А как это они, ну…- я никак не мог сформулировать вопрос.
-Так ФАП-то у нас один на четыре деревни, вот и катаюсь,- пояснил Егор,- а бабки-то, они акушерки знатные! Их весь район знает, и область. Так что их я часто вожу, и далеко приходится. Даже в соседнюю область ездили как-то.
-Вон чего,- я вытащил сигареты, предложил Егору. Он отказался.
